Таран

Но, похлопав глазами и обнаружив, что находится в бане, возрадовалась:

— Бли-ин! Как тут клево! Это ты натопил?

— Нет, — вздохнул Таран, — это для Вовы с Тузом готовили.

— Все равно классно! Вечный кайф! — Как видно, холодный душ Милку вывел из сонливости, и она тут же начала стягивать с себя свое одеяние. Сапоги опять не захотели сниматься, и Юрке пришлось помогать.

— А ты-то чего? — пропыхтела Милка, когда Таран, забрав ее шмотки, решил было закрыть за собой дверь. — В мокрой шкуре приятней, что ли?

— Да я после тебя, — произнес Таран. — Покараулить надо. За «дядей Вовой» и Тузом сюда наверняка заехать собирались.

— А ты уверен, что сегодня? — Милка неожиданно проявила дар аналитика. — Я лично ни хрена не уверена. После того, что, блин, вчера творилось, в губернии шухер идет. Менты все дороги шмонают, небось уже половину Вовиной братвы похватали и колют… Ты что! Он потому и забрался сюда, а не попер далеко, потому что на шоссе его запросто за шкирман возьмут. Нет, он здесь вылежаться недельку собирался. Или даже больше.

— Интересно, далеко лодку унесло?

— Могло за несколько километров, там течение быстрое… Он ведь все правильно прикидывал, хрен старый. Те братки высадили бы их с Тузом и упилили пустые и чистые. Даже если б их менты задержали — кроме ершей и удочек, ни черта не нашли бы. И стояли бы эти братки до упора — знать не знаем, никого не везли! А пока менты на них время теряли, Вова уже давно бы тут кости грел и в ус не дул… Ну, ты идешь? А то опять засну…

Вот этот аргумент был решающий. Юрка сбросил с себя все сырое до последней тряпочки и запрыгнул в парилку. Ух и славно!

— Ты не бойся, — сказала Милка попросту, — я к тебе не полезу. Мне это дело сейчас по фигу. Конечно, ежели захочешь, можешь вставить, упираться не стану, только сейчас я как бревно деревянное…

— Ну и слава Богу, — сказал Юрка. — Мне лично сейчас главное — согреться и отмыться. А потом пожрать чего-нибудь. Интересно, есть тут у них чего-нибудь?

— Наверняка есть, — зевнула Милка. — Я бы тоже поела немножко — и опять поспала…

— Слышь, Мил, а ты машину водить умеешь?

— Не-а. А ты тоже нет?

— Ага.

— Ну и хрен с ним. Надо будет, пешком уйдешь, когда я сдохну…

— Брось ты…

— Не, это точно. У меня аптечка в рюкзачке осталась, а рюкзачок — в подвале. Там еще пять доз было. А теперь — хана… Пять часов ломки никто до конца не выдерживал, это точно. Знаешь, а я все ж таки надеялась, что Вова не врет… Понимала, конечно, что скорее всего отраву вколет, но чуточку надеялась…

— Он, когда помирал, — с некоторым запозданием сообщил Юрка, — сказал, будто у него тут, в доме, в подполе, чемодан зарыт с деньгами. Может, там и какое-нибудь лекарство от этих ваших уколов есть?

— Навряд ли, — мотнула головой Милка. — На фига ому вместе с деньгами что-то прятать? Врал он, конечно. Может, и про деньги врал. Может, там мина какая-нибудь лежит или отрава. Он, гад, любил химию всякую…

Таран задумался: да, это он как-то не учел, пока над трупом сидел! От этого гада и после смерти можно ждать пакости.

— Неужели ничего сделать нельзя? — произнес Юрка.

— Нет. Только перетерпеть, но это никто не может. Люди беситься начинают, вены себе грызть, головой об стены бьются… Я видела, как это бывает.

— А если тебя связать, например?

— Все равно. Сердце не выдерживает, в башке, говорят, сосуды лопаются. Короче, все равно хана наступает…

— Блин! Сидишь мылишься и так спокойно говоришь про такое! Удивительно…

— Чему удивляться? Я так не один год живу. Укололась, натрахалась, депресняк… Ломать начало — опять доза. И все по новой. Когда-нибудь все равно сдохнуть придется. Почему не сегодня? У меня что, есть для кого жить? Родителей нет, мужа нет, детишек тоже. А мне двадцать восемь, между прочим. Вся в картинках, — Милка размазала мыло по татуировке на плече. — Две ходки сделала, третья висит. И кому я сама нужна, скажи на милость? Тебе? Ты молодой, у тебя хорошая девчонка есть. И сам не червивый, хорошенький…

— Слушай, — сказал Таран, — а может, в больницу куда-нибудь доберемся? В наркологию какую-нибудь?

— Толку никакого. Они эту «дяди Вовину» химию не знают. И где мы эту больницу искать будем? Ты хоть знаешь, как отсюда до города добраться? Ну, и потом тебя менты заберут наверняка. Для начала — как дезертира или самовольщика. А после на все остальное раскрутят… Лучше спинку мне потри.

Наверное, если б она предложила это сделать чуточку пораньше, до своих «веселых» рассуждений насчет того, как ей хана придет, Юрка даже при всей своей общей усталости и непожратости кое-какое физическое влечение к этим шикарным телесам испытал бы. Ведь Милка была хоть и полная, но не жирная, не дряблая. И пропорции у нее в общем и целом были вполне приемлемые, даже при том, что из одной половинки попы можно было полторы Юркиной сделать.

Но Таран ничего такого сексуального не чувствовал. Его жалость и злость донимали. Жалость к этой большущей и красивой бабе, которую «дядя Вова» своими химическими делами поставил на грань жизни и смерти. И злость на самого себя, что он ничем не может ей помочь. Ничем! «Дядю Вову» уже не спросишь — небось его на том свете черти в серной кислоте отмачивают… И даже если есть еще какие-то люди, которые знают секреты всей этой адской фармакологии, то хрен их теперь найдешь. Кто смылся, кого менты похватали. Даже если представить себе, что ему удастся притащить Милку в милицию, сдаться самому с повинной по всем пунктам и сказать: «Вот, граждане начальники, это баба, на которой «дядя Вова» с конторой эксперименты ставили. Вылечите ее!» — разве это поможет? Да ни хрена… Правда, собровцы ведь ночью наверняка прибрали «актеров». А у всех у них та же проблема. Наверняка ведь их на обследование куда-то отправили. И может быть, уже знают, как их от этой смертоубийственной ломки спасти.

Хрен с ним! Юрка был готов идти сдаваться ментам.

Знать бы только, где их найти. Как не надо, так их до фига, а как надо — ни одного не отыщешь. В селе, конечно, может быть участковый. Но до села пять километров пешком топать. Минимум час уйдет. Потом час объяснять, что к чему. И то если участковый понятливый и непьющий. А до начала Милкиной ломки уже меньше четырех часов осталось. Три с половиной надо считать. Минус два — полтора останется. А отсюда, может быть, до города как раз полтора часа езды… Нет, ни фига путевого из этого не выйдет.

И опять мысли повели Тарана в направлении того чемодана, про который говорил «дядя Вова» перед смертью. Ведь мог же он в этот чемодан положить, так сказать, «образцы продукции»? Он ведь куда-то драпать намыливался, а там, надо думать, нелегальные разработки его фирмы могли пригодиться. Их ведь продать можно и заработать столько денег, сколько в трех кейсах за один раз не увезешь…

Таран наскоро окатился и пошел к выходу в предбанник.

— Все, что ли? — спросила Милка. — Напарился?!

— Ага! — отозвался Юрка.

Он вытерся полотенцем, заготовленным для «дяди Вовы», надел белье и джинсовый костюм. А вот кроссовки пришлось взять у Туза — Вовин 42-й Тарану не налез.

В этих самых кроссовках — после армейских ботинок они легче пуха показались! — Юрка бегом побежал к избе.

Солнце уже заметно поднялось, припекать начало, но тут в мертвой деревушке просыпаться было некому. «Нива» сиротливо стояла у ворот, из-под крышки страшного колодца, слава Богу, никто не пытался выбраться наружу. Юрка в два прыжка поднялся на крыльцо, вошел в полутемные сени и почти сразу увидел карманный фонарик. Щелк! — засветился. Таран направил свет на пол: где ж тут люк в подвал? В сенях ничего похожего не было, Юрка перескочил в следующее помещение с облупившейся печкой и закопченными керосинками — кухню, должно быть. Вот тут в полу, под истлевшей клеенкой, люк был. Почти такой же, как на кухне у Душина, где Юрка несколько дней назад своей смерти ждал. Тогда ведь хреновей хренового было, но выкарабкался, повезло! Неужели сейчас не повезет?! Неужели Господь Бог, если он, конечно, имеется, не поможет Юрке выручить Милку? Пусть не самую лучшую, но все-таки не вредную и довольно добрую девку, которой по жизни не везло… Неужели, Господь, ты от нее отвернешься, как от Шурки, такой же несчастной по жизни?!