История Рима. Книга первая

В нашу задачу не входит описание римских богов во всех подробностях: но и в интересах истории необходимо обратить внимание на их своеобразный характер, в одно и то же время и низменный и задушевный. Отвлечение и олицетворение составляют сущность как римской, так и эллинской мифологии; эллинский бог также служил выражением для какого-нибудь явления природы или для какого-нибудь понятия, а то, что римлянину и греку каждое божество представлялось особою личностью, видно из воззрения на отдельных богов как на существа или мужского, или женского пола и из следующего воззвания к неизвестному божеству: «Бог ли ты или богиня, мужчина ты или женщина»; отсюда произошло и глубоко укоренившееся убеждение, что не следует громко произносить имя гения-хранителя общины из опасения, что неприятель, узнав это имя, станет призывать бога по имени и переманит его за предел общины. Остатки такого глубокого чувственного воззрения связаны именно с именем самого древнего и самого национального из италийских богов — Марса. Но, между тем как лежащая в основе всякой религии абстракция повсюду стремится все к более и более широким представлениям, пытается все глубже и глубже проникнуть в самую сущность вещей, римские религиозные образы, напротив того, остаются на поразительно низкой ступени воззрений и понятий. Между тем как у греков сколько-нибудь значительный мотив быстро разрастается в целую группу образов, в целый цикл идей, у римлян, напротив, основная мысль остается окоченелой в своей первоначальной наготе. В римской религии нет ничего самобытно ею созданного, что можно было бы поставить наряду с нравственным преображением земной жизни в религии Аполлона, с божественным опьянением в поклонении Дионису, с глубокомысленным и таинственным культом хтонических (подземных) богов и с мистериями. Она, пожалуй, имеет понятие и о «другом злом боге» (Ve-diovis), о призраках и привидениях (lemures), а впоследствии также о божествах зловредного воздуха, лихорадки, болезней и, быть может, даже воровства (laverna), но она не была в состоянии возбуждать того священного трепета, к которому также влечет человеческое сердце; она не была в состоянии проникнуться тем, что есть непостижимого и даже злого в природе и в человеке, без чего не может обойтись религия, если человек целиком должен растворяться в ней. В римской религии едва ли было что-либо покрытое таинственностью, кроме названий городских богов Пенатов; но сущность и этих богов была для всякого понятна. Национальное римское богословие старалось выяснить для себя все сколько-нибудь значительные явления и их свойства и затем, дав каждому из них надлежащее название, распределить их по разрядам (согласно с той классификацией лиц и вещей, которая лежала в основе частного права), для того чтобы знать, к какому богу или разряду богов следует обращаться и каким способом, и для того чтобы указать этот правильный способ народу (indigitare). Римское богословие в сущности и состояло из таких поверхностно-отвлеченных понятий, отличавшихся чрезвычайной простотой и наполовину заслуживающих уважения, наполовину смешных; понятия о посеве (saeturnus) и полевых работах (ops), о почве (tellus) и о межевых камнях (terminus) олицетворялись в самых древних и в самых высокочтимых римских божествах. Едва ли не самым своеобразным между всеми римскими богами и конечно единственным, для которого была придумана чисто италийская форма поклонения, был двуглавый Янус; однако и в нем не олицетворяется ничего кроме выражающей боязливую римскую набожность идеи, что перед начинанием всякого дела следует обращаться с молитвой к «духу начала». Здесь также сказывается глубокое убеждение, что римские понятия о богах столь же необходимо должны были быть распределены по разрядам, сколь неизбежно было, чтобы каждый из эллинских богов, благодаря тому что был одарен более яркою индивидуальностью, стоял от всех других особняком 65 . Едва ли не самым интимным из всех римских верований было верование в гениев-хранителей, витавших и в доме, и над домом, и в кладовой; в публичном богослужении их чтили под именем Весты и Пенатов, в семейном — под именем лесных и полевых богов Сильванов и главным образом под именем настоящих домашних богов Лазов или Лар, которым постоянно уделялась часть от поданных за семейным столом кушаний и поклониться которым каждый отец семейства считал еще во времена Катона Старшего своим первым долгом по возвращении из чужбины домой. Но в распределении богов по рангам эти домашние и полевые боги занимали скорее последнее, нежели первое, место; иначе и быть не могло при такой религии, которая отказывалась от идеализации: благочестивое сердце находило для себя самую обильную пищу в самых простых и самых индивидуальных абстракциях, а не в самых широких и всеобщих. Наряду с этой слабостью идеальных элементов ясно выступали наружу практические и утилитарные тенденции римской религии, которые хорошо заметны в вышеприведенной табели праздничных дней. Увеличения имущества и земных благ, доставляемых обработкой полей и разведением скота, мореплаванием и торговлей, — вот чего ожидает римлянин от своих богов; поэтому у римлян быстро и повсеместно вошли в большой почет бог честного слова (deus fidius), богиня случайности и удачи (fors fortuna) и бог торговли (mercurius), которые зародились из ежедневных житейских сношений, хотя и не успели попасть в вышеприведенную древнюю табель праздничных дней. Римский характер отличался такой строгой бережливостью и склонностью к коммерческим спекуляциям, что они проникли в самую глубь его божественного отражения.

О мире духов мы можем сказать лишь немногое. Души усопших — «добрые» (manes) — не переставали жить в виде теней в том самом месте, где покоилось тело (dii inferi), и принимали пищу и питье от переживших их людей. Однако они жили в подземных пространствах, а из подземного мира никакой мост не вел ни к ходившим по земле людям, ни к витавшим в высших сферах богам. Греческий культ героев был вовсе незнаком римлянам, а совершенно не римское превращение царя Ромула в бога Квирина ясно доказывает как поздно и как неудачно была сочинена легенда об основании Рима. Имя Нумы было самым древним и самым почтенным из всех, какие упоминались в римских сказаниях; однако этого царя никогда не боготворили в Риме подобно Тезею в Афинах.

Древнейшие коллегии жрецов были учреждены для бога Марса; сюда принадлежат главным образом назначавшийся пожизненно жрец этого общинного бога — «Марсов возжигатель» (flamen Martialis), называвшийся так потому, что он совершал обряд сжигания жертвы, и двенадцать скакунов (salii), т. е. юношей, исполнявших в марте военный танец в честь Марса и сопровождавших этот танец пением. О том, что слияние общины на холмах с палатинской имело последствием удвоение римского Марса и вместе с тем назначение второго Марсова жреца — flamen Quirinalis — и второго братства плясунов — salii collini, — уже было упомянуто ранее. Сверх того, существовали и другие общественные культы, частью сделавшиеся предметом поклонения еще задолго до основания Рима; для некоторых из них назначались особые жрецы, как например для Карменты, для Вулкана, для богов портового и речного, а служение некоторым другим поручалось от имени народа особым коллегиям или родам. К числу такого рода коллегий, видимо, принадлежала коллегия двенадцати «собратьев-земледельцев» (fratres arvales), обращавшихся в мае к «богине-производительнице» (dea dia) с молитвами о всходе посевов, хотя весьма сомнительно, чтобы эта коллегия уже в ту эпоху пользовалась таким же почетом, какой ей создавали во времена империи. Сюда же примыкали братство тициев, которому было поручено охранять и поддерживать особый культ римских сабинов, и состоявшие при очаге тридцати курий тридцать куриальных возжигателей (flamines curiales). Уже ранее упомянутый волчий праздник (Lupercalia) справляли в феврале для охранения стад в честь «благосклонного бога» (faunus) членами рода Квинктиев и присоединившимися к ним после инкорпорации римлян с холмов членами рода Фабиев; это был настоящий карнавал пастухов, во время которого «волки» (luperci) опоясывали свое голое тело козлиными шкурами и рыскали повсюду, стегая всякого встречного ремнями. И в других родовых культах община, вероятно, участвовала через своих представителей. К этому древнейшему богослужению римской общины мало-помалу присоединялись новые способы богопочитания. Самым важным из них был тот, который принадлежал объединившемуся городу, как бы заново основанному путем сооружения большой городской стены и крепости; в этом культе самый высший и самый лучший из богов — Юпитер Капитолийский, в котором олицетворялся гений римского народа, — был поставлен во главе всех римских богов, а состоявший при нем с тех пор возжигатель, Flamen Dialis, составил вместе с двумя жрецами Марса высший жреческий триумвират. В то же время возникли культ нового единого городского очага, или культ Весты, и принадлежавший к нему культ общинных Пенатов. Шесть целомудренных дев как бы в качестве шести дочерей римского народа несли службу при богине Весте и были обязаны постоянно поддерживать благотворный огонь на общинном очаге в пример и назидание гражданам. Это семейно-публичное богопочитание было в глазах римлян самым священным, и оно дольше всех языческих культов противилось в Риме христианству. Затем Авентин был отведен Диане как представительнице латинского союза; но именно потому, что она была представительницей этого союза, при ней не состояли особые римские жрецы; кроме того, римская община мало-помалу приучилась поклоняться многим другим богам, или справляя в их честь в установленной форме публичные празднества, или возлагая на жреческие коллегии обязанность чтить их от ее имени, а при некоторых из них, как например при богине цветов (Flora) и при богине земных плодов (Pomona), назначала особых возжигателей, так что число этих последних наконец возросло до пятнадцати. Но между этими возжигателями тщательно отличали тех трех flamines maiores, которые до позднейших времен выбирались только из среды древних гражданских родов. Точно так же древние коллегии палатинских и квиринальских скакунов постоянно сохраняли первенство над всеми другими жреческими коллегиями. Таким образом, необходимая и постоянная служба при богах общины была раз навсегда возложена государством на особые коллегии или на особых должностных лиц, а для покрытия, надо полагать, довольно значительных расходов на жертвоприношения были частью приписаны к некоторым храмам земли, частью назначены судебные пени. Не подлежит сомнению, что публичный культ остальных латинских и, вероятно, также сабельских общин в сущности был такой же; по крайней мере положительно доказано, что фламины, салии, луперки и весталки были не специально римскими, а общелатинскими учреждениями, и по меньшей мере три первых коллегии первоначально образовались в одноплеменных общинах, как кажется, не по римскому образцу. Наконец и каждый гражданин мог делать в кругу своих собственных богов то же, что делало государство в кругу государственных богов, мог не только приносить жертвы своим богам, но и посвящать им особые места и собственных служителей.

65

Что ворота, двери и утро (ianus matutinus) посвящались Янусу, что к нему обращались прежде всех других богов и что даже при чеканке монеты его стали изображать прежде Юпитера и других богов, — все это несомненно доказывает, что он олицетворял отвлеченные понятия об открытии и начале. И его двойная голова, которая смотрит в две стороны, находится в связи с отворяющимися на две стороны воротами. Его нельзя считать за бога солнца и года тем более потому, что названный его именем месяц первоначально был одиннадцатым, а не первым; этот месяц, вероятно, получил свое название от того, что в это время года оканчивалась пора зимнего отдыха и снова начинался ряд полевых работ. Впрочем, само собой разумеется, что, с тех пор как январь сделался первым месяцем в году, и начало года было включено в сферу деятельности Януса.