Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 39

Но это собрание было существенным членом римского общинного управления не потому только, что в нем олицетворялось понятие о непрерывности царской власти. Хотя совет старшин не имел права вмешиваться в служебную деятельность царя, но когда этот последний был не в состоянии лично предводительствовать армией или разбирать тяжебные дела, он выбирал своих заместителей в среде сената — оттого-то и впоследствии только сенаторы назначались на высшие военные должности и преимущественно они были присяжными. Но ни в делах военного управления, ни в судебных делах сенат никогда не призывался к участию во всем своем составе — оттого-то и в позднейшем Риме мы не находим ни сенатского военного управления, ни сенатской судебной власти. Зато совет старшин считался признанным охранять существующий строй даже от царя и от граждан. Поэтому ему принадлежало право взвешивать каждую резолюцию, постановленную гражданами по предположению царя, и отказывать ей в своем одобрении, если она была в чем-либо не согласна с существующим правом, — или, другими словами, он имел право произносить veto во всех тех случаях, когда по закону требовалось общинное постановление, т. е. при всяком изменении государственных учреждений, при приеме новых граждан и при объявлении наступательной войны. Однако из этого не следует заключать, что законодательная власть принадлежала совокупно гражданам и сенату, подобно тому как она принадлежит двум палатам в теперешних конституционных монархиях: сенат был скорее хранителем законов, чем законодателем, и мог кассировать постановление общины только в том случае, если община превысила свои права, т. е. если она нарушала своим постановлением или обязанности к богам, или обязанности к иностранным государствам, или органические законы страны. Но от этого не уменьшается важность того факта, что, после того, например, как римский царь предложил объявить войну, гражданство утвердило это предложение, а иноземная община отказала в требуемом удовлетворении, римский посол призывал богов в свидетели нанесенной обиды и заканчивал следующими словами: «а о том, как нам получить должное удовлетворение, мы обратимся к совету старшин»; только после того как совет старшин изъявил свое согласие, формально объявлялась война, решенная гражданами и одобренная сенатом. Конечно ни целью, ни последствием этих порядков не было такое постоянное вмешательство сената в приговоры граждан, которое могло бы под видом такой опеки отнять у граждан их верховную власть; но, подобно тому как в случае открытия вакансии на самую высшую должность сенат был порукой за прочность общинной организации, и в настоящем случае он является хранителем законного порядка даже перед верховною властью, т. е. перед общиной.

Наконец с этим же находится в связи и то, по-видимому, очень древнее обыкновение, что все свои предложения, с которыми царь намеревался обратиться к народной общине, он предварительно сообщал совету старшин и спрашивал у каждого из членов этого совета его мнение. Так как сенату принадлежало право кассировать принятые решения, то царь, понятно, желал предварительно удостовериться, что он не встретит противодействия; вообще в римских нравах было обыкновение не принимать в важных делах никакого решения без предварительного совещания с другими лицами, да и по своему составу сенат был предназначен исполнять при правителе общины роль государственного совета. Из этого совещательного характера гораздо более, чем из ранее упомянутых прав, возникло будущее могущество сената; однако зачатки этого могущества едва заметны и в сущности заключались в праве сенаторов отвечать, когда к ним обращались с вопросами. Быть может, существовало обыкновение спрашивать мнение сената и в таких важных делах, которые не касались ни судебной части, ни военного дела, как например, — не говоря уже о предложениях, вносимых на утверждение народного собрания, — при обложении трудовыми повинностями и вообще какими-либо чрезвычайными налогами, при призыве граждан на военную службу и при распределении завоеванных земель; но, если такой предварительный опрос и был в обычае, он по закону не был обязательным. Царь созывает совет, когда ему заблагорассудится, и предлагает вопросы; неспрошенный член совета не имеет права высказывать свое мнение; тем менее совет имел право сходиться без зова, кроме того единственного случая, когда он собирался для замещения вакантной царской должности и установления по жребию очереди интеррексов. Что царь мог призывать на совещание кроме сенаторов и других внушавших ему доверие лиц, в высокой степени вероятно. Однако совет не значит приказание, и царь мог ему не подчиняться; тогда сенату не оставалось никакого другого средства дать своему мнению практическое применение кроме вышеупомянутого и не всегда применимого права кассации. «Я выбрал вас не для того, чтобы вы руководили мною, а для того, чтобы вами повелевать» — эти слова, вложенные в уста царя Ромула одним из позднейших писателей, в сущности верно рисуют с этой стороны положение сената.

Соединим все эти выводы в одно целое. Понятие о суверенитете было нераздельно с понятием о римской гражданской общине; но эта община никогда не имела права действовать сама собою, а могла действовать совместно с другими лицами только в тех случаях, когда предвиделось отступление от установленных порядков. Рядом с нею стояло собрание назначавшихся пожизненно общинных старшин, представлявшее нечто вроде коллегии должностных лиц, облеченной царской властью; это собрание замещало своими членами вакантную царскую должность до окончательного избрания нового царя и имело право кассировать противозаконные постановления общины. Царская власть была, как говорит Саллюстий, в одно и то же время и неограниченной, и связанной законами (imperium legitimum); она была неограниченной, поскольку всякое царское повеление, справедливое или несправедливое, должно было исполняться безусловно; она была ограниченной, поскольку всякое царское повеление, противоречившее обычаям и не одобренное настоящим сувереном — народом, — не вело ни к каким правовым последствиям. Поэтому древнейшее римское государственное устройство было в некоторой степени контрастом конституционной монархии. В этой последней монарх считается обладателем и представителем государственного полновластия, и вследствие этого, например, от него одного исходит помилование преступников; но государством управляют народные представители и ответственные перед ними должностные лица; а римская народная община была почти то же, что в Англии король, и как в Англии право помилования принадлежит исключительно королю, так в Риме оно принадлежало исключительно народной общине, между тем как все дела управления находились в руках главы общины. Наконец, если мы взглянем на отношения самого государства к его отдельным членам, мы найдем, что римское государство было одинаково далеко и от шаткости простого охранительного союза и от современной идеи о безусловном государственном полновластии. Правда, община распоряжалась личностью гражданина, облагая его общинными повинностями и наказывая его за проступки и преступления; но римляне всегда считали произвольным и несправедливым такой специальный закон, который подвергает только одно отдельное лицо наказанию или угрозе наказания за деяния, не воспрещенные для всех вообще, хотя бы при этом и были соблюдены все формальности. Еще гораздо более была стеснена община относительно права собственности и скорее совпадающих, чем сопряженных с ним, прав семейных; в Риме — не так, как в ликурговском полицейском государстве, семейство не уничтожалось, для того чтобы на его счет возвысилась община. То было одним из самых бесспорных и самых замечательных принципов древнейшего римского государственного устройства, что государство могло заковать и казнить гражданина, но не могло отнять у него ни сына, ни пахотной земли и даже не могло облагать его постоянными налогами. В делах этого рода и в других ему подобных сама община была стеснена в своих отношениях к гражданам, и это ограничение ее прав не было отвлеченным понятием, а находило для себя выражение и практическое применение в конституционном veto сената, который без сомнения имел право и был обязан кассировать всякое общинное постановление, несогласное с вышеупомянутым основным принципом. Никакая другая община не была так полновластна у себя дома, как римская, но и ни в какой другой общине гражданин, чье поведение было безупречно, не был, так же как и в римской, обеспечен в своих правах по отношению к своим согражданам и к самому государству.