Страница 14 из 39
Разделение гражданского населения было основано на попечительстве (curia конечно одного происхождения с curare — община coerare, κοίρανος); десять попечительств составляли общину; каждое попечительство выставляло сто пехотинцев (отсюда mil-es, как equ-es — тысячный), десять всадников и десять советников. В соединенных общинах каждая из них естественно являлась частью (tribus) целой общины (на умбрском и оскском языках — tota), и основная цифра внутреннего деления повторялась столько раз, сколько было таких частей. Хотя это деление первоначально относилось к личному составу гражданства, но оно также применялось к поземельной собственности в той мере, в какой эта собственность была вообще раздроблена. Не подлежит сомнению, что кроме такого разделения на части существовали и куриальные участки, так как в числе тех немногих, дошедших до нас по преданию названий курий, которые, по-видимому, были родовыми, как например Faucia, встречаются и местные, как например Veliensis; каждая из последних в эти древнейшие времена общинного землевладения охватывала известное число родовых участков, о которых уже говорилось ранее. Эта организация встречается в самом простом своем виде 25 в тех латинских или гражданских общинах, которые возникли под римским влиянием в более позднюю пору; в каждой из этих общин было по сто советников (centumviri). Те же нормы встречаются и в древнейших преданиях о том, что в разделенном на три части Риме было тридцать курий, триста всадников, триста сенаторов, три тысячи домов и столько же пехотных солдат.
Нет ничего более достоверного, чем то, что эта древнейшая форма государственного устройства возникла не в Риме, а была исконным учреждением у всех латинов, быть может, даже до их разделения на племена. Достойная в подобных вопросах доверия римская конституционная традиция, у которой известно происхождение всех других делений гражданства, считала, что только куриальное деление возникло вместе с возникновением города; вполне согласуется с этим и то, что куриальная организация существовала не в одном Риме, а по открытой недавно схеме латинского общинного устройства была существенною принадлежностью латинского городского права. Основой этой схемы было и оставалось разделение на курии. Что «части» не имели в ней существенного значения, видно уже из того, что как их существование, так и их число были случайными; там, где они встречались, они, конечно, могли иметь только то значение, что в них сохранялось воспоминание о той эпохе, когда каждая из этих частей еще составляла особое целое 26 . Из преданий вовсе не видно, чтобы отдельная часть имела особое начальство и особые сходки, и очень вероятно, что в интересе единства общины вошедшим в ее состав частям никогда ничего подобного не предоставлялось. Даже в армии, хотя пехота имела столько же пар начальников, сколько было в общине частей, каждая из этих пар военных трибунов не начальствовала над ополчением одной только трибы, но как каждый из этих военных трибунов в отдельности, так и все они вместе взятые начальствовали над всей пехотой. Роды были разделены между отдельными куриями. Границы рода и дома устанавливаются природой. О том, что законодательная власть могла вводить в этой сфере изменения, могла разделять многочисленный род на части и считать его за два рода, или же соединять несколько немногочисленных родов в один и точно таким же образом уменьшать или увеличивать число и самых семейств, — об этом в римском предании не сохранилось никаких известий; во всяком случае это происходило в столь ограниченных формах, что основной родственный характер рода от этого не менялся. Поэтому нельзя считать, что число родов и тем менее число домов было юридически фиксировано. Если курия должна была выставлять сто пехотинцев и десять всадников, то из преданий не видно и само по себе неправдоподобно, чтобы из каждого рода брали по одному всаднику, а из каждого дома по одному пехотинцу. В этом древнейшем государственном организме единственными деятельными членами являются курии, которые были в числе десяти, а там, где община состояла из нескольких частей, в числе десяти на каждую часть. Такое попечительство представляло действительное корпоративное единство, члены которого собирались по меньшей мере на общие торжества; во главе каждого из этих попечительств стоял особый попечитель (curio), и каждое из них имело особого жреца (flamen curialis); без сомнения, также по куриям производились наборы рекрутов и взимание повинностей, на сходках граждане собирались и подавали голоса также по куриям. Однако этот порядок не мог быть введен ради голосования, так как в противном случае наверное установили бы нечетное число частей.
В противоположность резкому различию между гражданами и негражданами внутри самого гражданства существовала полная равноправность. Едва ли найдется какой-либо другой народ, у которого эти два принципа были проведены с такою же беспощадной последовательностью, как у римлян. Резкое различие граждан и неграждан, как кажется, ни в чем не выказалось у римлян так наглядно, как в практическом применении очень древних постановлений о почетном гражданстве, первоначально имевших целью сгладить это различие. Когда иноземец был по приговору общины принят в среду граждан, он мог или отказаться от своих прежних прав гражданина и вполне вступить в число членов новой общины или же присоединить к своему прежнему праву гражданства вновь приобретенное. Так было в самые древние времена и так всегда было в Элладе, где в более позднюю пору одно и то же лицо нередко бывало одновременно гражданином нескольких общин. Но более сильно развитое в Лациуме сознание общинной самостоятельности не допускало, чтобы одно и то же лицо могло быть одновременно гражданином двух общин, и потому — в том случае, когда вновь избранный гражданин не желал отказываться от своих прежних прав, — право номинального почетного гражданства имело значение лишь дружеского гостеприимства и покровительства, которые уже оказывались издавна даже иноземцам. Но с этими упорными усилиями римской гражданской общины огородить себя извне шло рука об руку безусловное устранение всякой неравноправности между ее членами. Уже ранее было упомянуто о том, что та неравноправность, которая существовала внутри семейства и, конечно, не могла быть устранена, по меньшей мере игнорировалась общиной и что тот, кто в качестве сына находился в безусловной зависимости от своего отца, мог сделаться его повелителем в качестве гражданина. Но сословных преимуществ вовсе не было, а тем, что тиции стали в очередном порядке выше рамнов и вместе с этими последними выше луцеров, нисколько не нарушалось их юридическое равноправие. Гражданская конница, в ту пору употреблявшаяся спешенной или верхом впереди боевой линии для рукопашных схваток и составлявшая скорее отборный или резервный отряд, чем войско специального назначения, заключала в себе самых состоятельных, наилучше вооруженных и наилучше обученных людей и потому, конечно, пользовалась большим почетом, чем пехота; но и это различие было чисто фактическим, так как каждый патриций без сомнения мог поступать в конницу. Единственным источником правовых различий было юридическое разделение гражданства по разрядам; во всем остальном равноправность всех членов общины признавалась вполне, что находило себе выражение в их одежде. Правда, одежда отличала главу общины от ее членов, взрослого и обязанного нести военную службу мужчину от мальчика, еще неспособного к военной службе; но помимо этих отличий все богатые и знатные, точно так же как и бедные и незнатные, должны были являться публично не иначе как в простом плаще (toga) из белой шерстяной материи. Эта полная равноправность граждан без сомнения имела свой корень в индо-германском общинном устройстве; но в том тесном смысле, в каком ее понимали и применяли на практике римляне, она была самой выдающейся и самой богатой последствиями особенностью латинской нации; при этом не следует забывать, что в Италии латинские переселенцы не подчинили себе никакой расы, ранее их там поселившейся и менее их способной к цивилизации, и стало быть там не было того главного повода, по которому возникли в Индии касты, в Спарте, в Фессалии и вообще в Элладе — знать и, возможно, в Германии — разделение на сословия.
25
Даже в Риме, где простая десятикуриальная организация рано исчезла, еще встречается ее применение на практике и, что особенно удивительно, именно при совершении таких формальностей, которые мы и по другим соображениям имеем основание считать самыми древними из всех известных нам по юридическим преданиям — при confarreatio. Едва ли можно сомневаться в том, что присутствовавшие при совершении этого обряда десять свидетелей имели такое же значение в десятикуриальной организации, какое имели в тридцатикуриальной организации тридцать ликторов.
26
Это видно из самого названия: «часть», как хорошо известно каждому юристу, есть не что иное, как бывшее или будущее целое; стало быть, в смысле настоящего времени это понятие не имеет никакого практического значения.