Извращение желаний

– Водка, водка…

Паша стремительно возвращается к тумбочке и начинает процедуру обыска сначала:

– Так, сигареты, блокнот, книга, халва, конфеты, чай, четыре плиты… Водки нет. Странно, должна быть водка, одна бутылка…

Контуженый сыщик складывает предметы обратно и уходит, наконец, бормоча что-то укоризненное. Барак разражается хохотом. Паша Батухтин опасен, но зэки любят играть с опасностью. Зимой Паша вообще превзошел себя. Он бродил по первой пороше, изучая следы, и обнаружил сочные отпечатки чьих-то валенок, ведущие в парикмахерскую. По распорядку дня утром в парикмахерскую никто из осужденных заходить не смел, утром уголовные цирюльники обрабатывали покатые затылки и обветренные виски охранников, а охрана, согласно уставу, ходила в сапогах.

Следопыт Батухтин ворвался в парикмахерскую с воплем:

– Где он прячется?!

– Кто? – резонно поинтересовался брадобрей.

– Следы, – таинственно сказал зоновский Шерлок Холмс, – вывел парикмахера из его кельи и указал на снежные отпечатки.

– Так это же ваши следы, – резонно заметил ушлый парикмахер.

Капитан недоверчиво посмотрел на свои ноги, обутые в подшитые валенки, перевел подозрительный взгляд на брадобрея, влепил тому на всякий случай выговор и побрел по собственному следу, бормоча под нос.

Рассказывали, что даже дома этот Дерсу Узала проводит выборочные обыски в вещах жены и сына, и если находит там чай или другие, не подлежащие хранению вещи, конфисковывает их, уносит в дежурную комнату и составляет акт об изъятии.

После ухода Батухтина Верт подозрительно посмотрел на Экскаватора. Он питал к этой неуклюжей личности обоснованные подозрения, но не имел пока серьезных доказательств. К тому же Верт не хотел перед побегом привлекать к себе внимание. И все же Экскаватор заслуживал наказания. Поэтом Верт специально прошел мимо его шконки и сделал вид, что споткнулся о его ногу.

– Ты че, сука позорная, костыли выставил?! – риторически спросил Мертвый Зверь.

Меньше всего нескладному здоровяку Экскаватору хотелось связываться с грозным Адвокатом. Но ритуал поведения требовал соответствующего ответа.

– Гляди, куда говнодавы ставишь. – сказал Экскаватор совсем не грозно.

Верт только и ждал такого ответа. Ему тоже приходилось соблюдать негласный Устав зэковских отношений. Сперва надо было задрать ногу на столбик, потом приподнять верхнюю губу и прижать уши. И, если оппонент не подожмет хвост, открывая в позе капитуляции яремную вену, пускать в ход зубы.

Верт пренебрег заискивающими интонациями голоса, придравшись к содержанию фразы.

– Ты, сявка, мне еще указывать будешь, где ходить! Пасть порву, лярва бацильная!!

И, торопясь опередить готового к абсолютной сдаче Экскаватора, Верт нанес свой коронный удар: собранными в щепоть пальцами – в ямочку под кадыком жертвы. После этого удара несчастный Экскаватор уже не мог объявить о сдаче в плен и полной своей недееспособности, а мог только сипеть, махая ручищами наугад. Верт хладнокровно проскользнул под этими руками и по всей науке восточной драки нанес несколько полновесных ударов в нервные окончания здоровенного туловища, завершив их режущим – по кадыку. Незадачливый увалень рухнул на грязный пол. Барак притих.

Мертвый Зверь повернулся к барачной публике. Сейчас он полностью оправдывал свою кличку: на неподвижном, омертвевшем лице выделялись только яростные глаза, губы стали тоньше и побелели.

Верт сделал шаг и все близсидящие шарахнулись к выходу.

Профессор смотрел на это представление со смешанным чувством восторга и ужаса. Он впервые видел интеллигентного Адвоката в облике Мертвого Зверя.

Верт выдержал паузу, остывая, посмотрел на вялое тело Экскаватора, сказал сухо:

– Приведите его в чувство.

И вернулся к своей тумбочке.

Тут же вернулся и капитан-ищейка. В его затуманенном мозге вылупилась очередная мысль и он спешил реализовать ее действием. Может, он хотел опять поискать чай или водку, а может, прочитать своим нерадивым подопечным небольшую мораль. Паша Батухтин очень любил поучать. Его небольшие спичи всегда поражали уголовников богатством азбучных истин, лаконичностью фраз и колоритным «значит», вставляемым в фразы максимально.

Тело между кроватями отвлекло его, дав своеобразному оперативному мышлению совершенно иное направление. Так ребенок, следуя к песочнице, видит бабочку или красивый камушек и полностью переключает свое внимание на новый интерес. Тюремный следопыт остановился у Экскаватора и задумался. Его отстраненный взгляд постепенно обрел живость, он посмотрел вправо, посмотрел влево, но оборачиваться назад не стал, и произнес сурово:

– Что с ним, значит, это такое сделал? В смысле, значит, кто?

Интерес любопытного, но совершенно чуждого состраданию, оперативника к недомогающему Экскаватору утвердил подозрение Верта о предательстве последнего. Хотя и без этой уверенности Мертвый Зверь ничуть не сожалел о проявленном зверстве. Ему все равно надо было разрядить тревогу перед отчаянным приближением рискованного побега. Молния ведь не выбирает, куда влепить избыток своей энергии.

– Я, значит, так скажу, однако, – продолжил Дерсу Узала. – Я, значит, не буду много говорить. Что сказано в законе? А в законе, значит, сказано, что, однако, в местах лишения свободы драться не разрешается. А мы, значит, находимся с вами в, однако, таком месте исправительном, которое, значит, называется исправительно-трудовой лагерь строгого режима. А режим, значит, потому, однако, называется строгим, так это потому, значит, что тута строже закон, который в местах лишения свободы.

Зэки знали Пашу давно. Некоторые даже помогли ему (и не однажды) упасть с мест возвышенных. Поэтому они сделали в уме мгновенный перевод монолога рассеянного сыщика-следопыта на общепринятый язык. «Кто Экскаватора отпиздил, суки рваные? Всех в БУРе сгною, тут вам не общак, а строгая!» – так, может, не совсем литературно, но конкретно, надо было понимать оперативную речь Шерлока Холмса из Красноярского края.

– Гражданин капитан, – мгновенно среагировал шустрый парламентер барачной публики – завхоз третьего отряда. (Пашу надо было отвлечь, иначе весь отряд мог лишиться отоварки). – Тут у осужденных вопрос по поводу хранения личных вещей в каптерке. Можно ли иметь три полотенца, вместо двух?

Паша Батухтин медленно перевел взгляд с тела на завхоза. Было видно, как мучительно трудно переключается его мозг на другую передачу. Как на старом грузовике, когда противно визжат диски сцепления, дребезжат шестеренки, туго движется рычаг скоростей, шофер дает активную прогазовку, в кабине пахнет маслом и раскаленным металлом, но, наконец, скорость переключена и двигатель освобождено крутит ведущие колеса.

Значит, хранить? В каптерке, значит? Три или два. Однако, три не положено. Потому, как, значит, два, однако, положено, а три нельзя. Режим, значит. Да и зачем целых три? Это, значит, одним вытерся, потом, однако, вторым вытерся… А третье, значит, и не нужно вовсе. Что им, третьим, однако, вытирать. Ну, вот одним, например, лицо можно вытирать и руки с шеей. И уши, однако. Вторым, допустим, мы, значит, все остальное можем вытереть. А третье зачем? А у тебя, значит, кто-то по три полотенца держит, значит. Вот хорошо, что сам сказал. Это, значит, так и нужно – все мне говорить, что беспорядок, однако, в каптерке. Вот мы, сейчас, значит, и пойдем с тобой, и проверим, однако, все вещи на предмет, значит, незаконного хранения лишнего, значит, полотенца.

Капитан увел завхоза, ошеломленного столь неординарной реакцией на дурацкий вопрос о полотенцах, которых, кстати, никто и никогда не запрещал иметь в количестве неограниченном, и приступил к неутомимому переворошиванию зэковских вещичек. Появился он из каптерки спустя минут сорок. Неодобрительно посмотрел в сторону Экскаваторской кровати, видимо, его подсознание хранило застывший кадр видения избитого осведомителя, пробурчал нечто и скрылся окончательно.