Страница 6 из 10
Я закончил свой сумбурный рассказ и замолк. Осторожно скосил глаза. «Благодарная слушательница» смотрела на меня с неприкрытым страхом и, похоже, решала дилемму – сразу сбежать или пока остаться.
– Что? – вздохнул я.
– Это… мистика? – тихо спросила она.
– Физика, – разозлился я. И по какой нужде тут, спрашивается, распинался?
– Ну, ничего, ничего. – Она погладила меня по руке. – Будет о чем поговорить с психиатром…
– Ладно, поговорили уже, – отрубил я. – Кстати, Соколова, давно хотел тебя спросить. Ты случайно оказалась в баре гостиницы? Знаешь, не могу избавиться от тягостного ощущения, что ты хорошая актриса.
Воцарилось гнетущее молчание. Только ветер шумел в кронах деревьев – гудел, подвывал, как далекий паровоз. Анюта беспокойно шевельнулась.
– Ты в каком это смысле?
Я внимательно следил за ее лицом. Прояснилось в голове, алкоголь не мог пошатнуть мой разум. Некоторым женщинам, о чем свидетельствовал горький опыт, свойственно в минуты опасности проявлять повышенную резкость.
– Да уж не в библейском, Анюта, – это я про смысл…
– Тьфу ты. – Она расслабилась. – Ты подумал, что я с ними заодно… Льстишь, Луговой. Ты точно сумасшедший… Тараканы в голове чего-то празднуют? Может, права мне зачитаешь? Их, знаешь ли, не так уж и много…
– Ответь на вопрос, Соколова.
– Кретин! – взвизгнула она. – Ты же сам подошел ко мне в баре!
– А как к такой не подойти… – Кровь прилила к щекам. Скрипнув зубами с досады, я завел «одержимый бесами» грузовик и начал выдергивать его из леса.
Я остановился на краю поля, задумчиво поглаживал рычаг трансмиссии. Кто бы объяснил, куда ехать. Пределы Томской губернии мы, наверное, еще не покинули. Я нашел Полярную звезду под ковшом Большой Медведицы. И какая польза с этого точного ориентирования? Подводил меня мой «светлый» ум. В свете фар мерцала развилка – от проселочной дороги отпочковывалась аналогичная и по широкой дуге тянулась к темнеющему справа лесу. А та, что слева, убегала к поселку за перелеском – горели огоньки в домах полуночников. Тучки понемногу рассеивались – в разрывах между лохмотьями мерцали звезды, показался спутник Земли, озарил заросшее разнотравьем поле. Часы показывали начало третьего. Неторопливо протекала ночь. Я испытывал сомнения, колебался. Не должен был я этого делать! Я обязан быть решительным и твердо знать, чего хочу!
Анюта помалкивала в ожидании вердикта.
– Ладно, подруга, – решился я. – Прости за все, не знаю, кто ты такая, и знать не хочу. Не сочти за бессердечие, но дальше ты со мной не поедешь. Это опасно прежде всего для тебя, а не для меня. Прогуляешься, жирок растрясешь – зато останешься в приятной компании живых людей. Будь здорова, хорошо провели время. И моську не забудь помыть, – добавил я, – прежде чем с людьми общаться станешь.
Она вздохнула – тяжело так, драматично. Потом еще раз. Давила на больные струны.
– Только не жалоби, – предупредил я. – К прениям не переходим. Деньги у тебя есть. Попросись на постой к добрым самаритянам. Утром спросишь, где тут ближайший автобус до областного центра. Топай, Соколова, топай. Славная ночка. Не мотай мне нервы.
– Сука ты, Луговой, – резюмировала Анюта и стала выбираться из машины.
Оценка была резковатой. Но, в сущности, справедливой. Я молчал. Угрюмо смотрел, как она уходит по дороге – шатаясь, припадая на левую ногу, волоча сумочку – та подпрыгивала за ней в пыли, как миниатюрные санки. Гордая – не оглянулась. Миновала развилку, ушла влево. Бороться с последствиями этой ночи нужно было решительно и сразу. Я снял машину со стояночного тормоза, доехал до развилки, повернул направо, прыгал по кочкам, обеспокоенно прислушиваясь к веселому дребезжанию под капотом. Темный лес неторопливо приближался. Мне требовался план хотя бы на ближайшую неделю. Просто сесть и подумать. Вариантов множество. Напиться до зеленых соплей, удалиться в ближайший скит и слушать, как растет борода, записаться в Иностранный легион…
Да что со мной происходило?! Я ударил по тормозам и начал ждать, пока противоречия разорвут меня окончательно. До леса оставался какой-то пустяк! Но я сидел, как полное ничтожество, проницал черноту за окном, ждал, пока в хранилище совести, запрятанном глубоко в желудке, создастся критическая масса. Выдал в пространство непечатную тираду и… принялся разворачивать машину.
Через несколько минут я догнал Анюту – она брела по дороге против ветра, вся такая гордая, недоступная. Даже не покосилась в мою сторону.
Несколько минут я ехал рядом, свесившись из окна. Ждал, пока она что-нибудь скажет. Она молчала. Я тоже молчал. Наконец, она не выдержала, повернула голову.
– Чего смотришь? Даму под парусом не видел?
– Садись, – сказал я, – яхтсменка. Считай, разжалобила. Довезу тебя до какого-нибудь приличного места, а там уж, извини. Мэри Поппинс, как говорится, до свидания.
– Не сяду, – фыркнула Анюта. – Я уже в непосредственной близости…
– От непосредственной близости, – кивнул я. – Ладно, прости, погорячился, бросил тебя одну в трудную минуту. Садись, говорю!
Я резко остановил машину. Она вздохнула, кое-как обошла капот, застряла в дверях. «Порвали парус?» – хотел я съехидничать, но в горле застряло. Зря я орал на нее. Она качалась от усталости, нога срывалась с подножки. Пришлось обойти машину, подобрать слетевшую туфельку, подсадить. Мы ехали молча. Миновали поселок, где в нескольких домах горел свет, потряслись по полю, свернули за покатый холм. За возвышенностью проселочная дорога влилась в щебеночную, и стало веселее. Показались крыши большого селения. Мы проехали заправку, состоящую из цистерны и сломанной колонки, миновали околицу. Потянулись дома барачного типа. Поселок спал – ни одного огонька. Под капотом древнеяпонского грузовичка происходили какие-то метастазы. Двигатель начал всхлипывать, чихать, плеваться. Замигала красная лампочка на приборной панели. Я плавно выжал тормоз.
– Странно, – пробормотала Анюта. – Раньше эта штука не плевалась.
– Раньше в этой штуке был бензин, – проворчал я.
Я выбрался из машины, извлек из-под сиденья канистру и отправился искать отверстие бензобака. Бензин сливался неторопливо, я успел осмотреть окрестности – погруженные во тьму бараки, кучку сараюшек перед примыкающим проулком, гору битых кирпичей, сваленные в беспорядке брусья. Скрипнула автомобильная дверца, Анюта – типичная зомби – не видя, что творится у нее перед носом, протащилась по траверсу и застучала в железную дверь.
– Не стучи, – буркнул я. – Это трансформаторная будка. Куда тебя понесло? По нужде приспичило? Так сходи под машину – резина стерпит.
Она упорно стучала – видно, решила это делать до образования румяной корочки. Я выбросил пустую канистру, завинтил крышку бензобака и отправился спасать боевую подругу. Обнял за плечи, увел от трансформаторной будки. Она протяжно засопела – сложила головку мне на плечо и уснула. Я почувствовал что-то тянущее в костяшках левого кулака. Эту соню было проще донести, чем довести. Я поднял ее на руки, подхватил сумочку.
Но даже не донес! Развязка подкралась незаметно, с выключенными фарами! Откуда она взялась, из переулка? У этих японских джипов мотор работает абсолютно беззвучно!
– Ну, хватит, Луговой, – прозвучал насмешливый мужской голос. – Побегали уже. Аккуратно положите женщину и медленно поднимите руки. К вам не будут применять мер физического воздействия.
Шея перестала гнуться. Тоска в груди – не продохнуть. Эх, отмотать бы обратно… Я повернулся вместе с повисшей на плече Анютой. Громада внедорожника возвышалась в двадцати шагах. Двое приближались – медленно крадучись.
– Не надо геройствовать, Луговой. Вам женщина мешает. Положите ее – хоть в машину, хоть на землю, будьте же благоразумны.
Не хотел я быть благоразумным! Коленом распахнул дверцу, пристроил женщину на сиденье. Она спала – хоть бы что. Не смог бы я – по вполне понятным причинам – перевалить через нее за руль, дать по газам и с триумфом умчаться. Но где-то был пистолет…