Кокаин

- Прежде всего, роман необходимо подсушить. То есть сократить. То есть - повысить темп, сделать его более сжатым.

Редактор сжал кулак и показал его мне.

- Возьмем встречу твоего героя с его бывшей возлюбленной. До этого в романе ни слова не было сказано о ее существовании. Я думаю, эту сцену без всякого ущерба для романа можно выбросить.

- Но тогда эпизод с женой...

- И его тоже.

Редактор резанул ладонью воздух.

- Вырезать?

- Естественно. Все это только отягощает и запутывает сюжет. И что это за чехарда с детьми твоего героя: то мальчик, то девочка...

- Мне хотелось...

- Выбросить, - он махнул рукой. - Это все несущественно.

- Тогда зачем мой герой вышел в тот вечер на улицу?

- И это выбросить. Пусть он никуда не выходит в тот вечер. Почему он обязательно должен куда-то выходить? Представь себе, что он поздно вернулся с работы. Прекрасно поел, улегся на диван, включил телевизор. Дома хорошо, тепло. Зачем на улицу выходить? Не понимаю.

- Но если мой герой не выйдет на улицу - он не пойдет и в ресторан, не встретит гардеробщицу...

Редактор остановил меня движением руки.

- А зачем ему встречать гардеробщицу?

Я растерялся.

- Честно говоря, вся эта история с изнасилованием звучит достаточно неубедительно.

- Выбросить? - догадался я.

- Точно, - редактор ткнул в мою сторону пальцем.

- Значит, если я правильно понял, роман будет начинаться сразу со сцены с беременной дочкой.

Он отрицательно покачал головой.

"Роман не будет начинаться со сцены с беременной дочкой", - догадался я.

- Нет, - сказал он. - Роман не будет начинаться со сцены с беременной дочкой. Если мы выбросили сына - выбросим и дочь. Я тебе вот что хотел предложить, - продолжал задумчиво редактор. - В романе есть одно потрясающее место. Я имею в виду коротенькую историю о енотах, которую рассказывает друг твоего героя...

- О зайцах, - поправил я.

- Я и говорю, о зайцах. Знаешь, я плакал, когда читал ее.

- В самом деле? - я был удивлен.

Редактор кивнул.

- Странно, - сказал я.

- Она проста, как сама жизнь, и, вместе с тем, в высшей степени поэтична. Короче говоря, мой совет: возьми эту историю и на ее основе создай новый роман.

- Новый роман, - повторил я.

- И только без этих многоточий, которые ты так любишь, - он рассмеялся и товарищески похлопал меня по плечу. - Без всяких там тире и тому подобного. И - суше, меньше слов. Фраза должна иметь внутреннее наполнение. Знаешь, что это такое?

- Нет, - честно ответил я. - Подушки иногда бывают наполнены пухом, это я знаю. Потом...

Редактор поморщился. Посмотрел на часы.

- Смотри сюда, - он сжал кулак. - Сила - знаешь, что это такое?

- Это я знаю.

- Смотри дальше. Подушка - бывает - наполнена - пухом, - говорил он медленно и внятно, наклонившись ко мне над столом. - Запомнил? У - нее этот - пух - внутри. Запомнил?

- Да-да, конечно.

- Молодец. Так же, как и у подушки, внутри предложения должно быть что? - спросил неожиданно издатель.

- Пух, по всей видимости, - робко произнес я, мучаясь своей глупостью. - Или перья, - поспешил поправиться я.

- Да нет же! Сила, внутренняя сила и драматизм должны быть внутри предложения.

- Ага! - сказал я.

- Понял?

- Почти, - ответил я.

- Молодец. Повтори.

- Внутри предложения должны... находиться... сила и внутренний... драматизм.

Я тяжело выдохнул и отер с лица пот.

- Хорошо, - сказал он. - Так вот: они сидят в норке посреди леса, трутся друг о друга ушами, а тут - наводнение. Сечешь?

- Конечно, конечно, - говорил я, стараясь делать умное лицо. - Все напишу.

- Вот так, - одобрительно произнес редактор.

- Она спрашивает: "Что это ветром как будто потянуло?". А он ей отвечает: "Это, дорогая, погода испортилась".

- Вот-вот! Молодец.

- А тут вдруг вода! Бац, бух!

- Вот-вот.

- Хлынула и начинает заливать норку.

- Правильно.

- А они обнимают друг друга и трутся ушами, ничего не замечая.

- Молодец.

- Окурки всплыли, детишки вверх животами...

- Именно.

- Гениально, честное слово, спасибо за совет. Бегу писать. Только еще вопрос, последний: что делать со сценой у редактора?

- Со сценой у редактора?

Он посмотрел на меня как на идиота. А затем решительно и красноречиво махнул рукой.

...И еще прежде, чем он открыл свой рот с длинными зубами, я прекратил сцену.

Прости, старина. Встретимся как-нибудь в другой раз, а сейчас - времени нет. Бегу домой про зайцев писать. Пока сюжет не забыл. И честное слово - ни одного многоточия не нарисую.

Буду писать сухо, до отказа набивая фразы внутренним драматизмом, как колбасу набивают гормонами и жеваной туалетной бумагой.

22

Роман о зайцах

Часть 1

Скок-поскок и прыг-попрыг: какая радость случилась в семье зайца N: жена родила ему сына. Даже идиоту понятно, что сын - это что-то совсем другое, чем дочка. Поэтому заяц очень обрадовался.

Часть 2

Заяц-сын рос достаточно быстро. Вскоре он уже весь покрылся шерстью.

Часть 3

А вот жена у зайца-отца была отвратительной бабой. За сынишкой она практически не ухаживала; бросит морковку - самую гадкую, с зеленоватым кончиком - в угол, и скажет презрительно: "Подавись", - и уходит в дансинг до ночи.

Часть 4

А заяц-сын плачет в уголке, склонившись над морковкой. Почему, думает, я, блядь, такой несчастный?!

Часть 5

Тут и заяц-отец стал подолгу отсутствовать: в сердце его родилось какое-то другое, теплое чувство к мальчугану. Чувство, в котором он пока что боялся признаться даже себе самому. А приходя домой, он подолгу смотрел на сына.

Часть 6

Однажды он взял сына в магазин. Приближался Новый год, время было думать о подарках, и он купил мальчику самую толстую, самую сладкую, самую красную морковку.

- Съешь ее, сын, - сказал отец, подавляя слезы.

- Нет, - прошептал тот, глядя на своего отца. - Я ее сохраню как нечто самое дорогое в своей жизни.

Как-то случайно они взялись за руки.

- Съешь ее, сын, - повторил отец. - Я тебе еще много таких куплю.

Вместо ответа сын поднес морковку к губам и поцеловал ее кончик.

Часть 7

В эту ночь мать вообще не пришла домой.

А они провели ночь вместе, в гостиной у камина, глядя в огонь, держась за руки. Под утро они разошлись по своим комнатам.

До рассвета сын занимался онанизмом, думая о толстой, сладкой, красной морковке.

Часть 8

Днем они поехали в лес кататься на санках.

- Папа, - сказал сын.

- Скажи - "милый", - прошептал, уже не в силах сдерживать свои чувства, N.

- Милый, - едва слышно повторил сын.

Их губы слились в долгом поцелуе.

Часть 9

Они были неосторожны, но давайте не будем судить их строго: кто сам был влюблен, тот наверняка их поймет.

Часть 10

Первой заметила соседка, жившая через дорогу напротив.

- А папаша-то, - говорила она подруге по телефону, - что-то уж слишком нежно сынка по попке похлопывает!

Часть 11

Открыв входную дверь, N только и успел заметить фигуру в темно-синей форменной одежде: в следующую секунду, слабо вскрикнув и взмахнув руками, заяц упал на пол, сраженный страшным ударом милицейской дубинки.

Часть 12

В том, что он случайно убил жену, когда та застала их с сыном в кровати, заяц-отец не признавался. Да и в самом деле: можно ли это назвать убийством? Та кричала, собиралась звонить в милицию, замахивалась стулом на мальчика. Он лишь толкнул ее ногой в грудь, а остальное было делом случая.

Возможно, ошибкой было то, что они с сыном не разрезали ее на пятьдесят маленьких кусков и не отправили бандеролью в Африку, а банально закопали ночью в саду под сиренью.