Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 4 из 89

Глава вторая

Император, его дочь и несколько придворных дам отдыхали в большом зале с фонтаном. Фонтан этот изображал собой морского коня с телом, как у рыбы. Из гневно раздутых ноздрей этого коня с тихим журчанием изливалась вода. Она собиралась в небольшом бассейне, где резвились настоящие рыбки. Солнечный свет прыгал среди крохотных волн, поднимаемых струйкой фонтана, и световые пятна плясали на стенах зала.

Колонны в этом зале были облицованы яшмой и выглядели такими гладкими, словно их намазали маслом, а по потолку шествовали фигуры королей в коронах и с гербовыми щитами, и если долго стоять, задрав голову, и созерцать их, то начинало казаться, будто все эти изображения приходят в движение и действительно перемещаются по кругу.

Диафеб так и сделал, войдя в зал и поклонившись всем собравшимся: остановился при входе и поднял голову, да так и застыл в этой позе.

Император позволил ему некоторое время наслаждаться рассматриванием королей и девизов, а затем обратился с таким вопросом:

— Вам, должно быть, не впервой видеть столько коронованных особ в одном зале?

Не отрываясь от картин, Диафеб ответил:

— Да, мы с кузеном повидали…

Тут он спохватился и отвесил поразительный по сложности и грациозности поклон. А когда выпрямился, то увидел, что Кармезина самым внимательным образом смотрит на него. «Слишком уж серьезный взгляд у этой красивой девицы, — подумал Диафеб. — Берегись, Диафеб! Она чего-то хочет от тебя. Улыбается-то она любезно и рассеянно, как и подобает императорской дочери, но в глазах и тени улыбки нет. Опасный знак!»

— Говорят, — произнес между тем император, — вы с вашим кузеном, севастократором Тирантом, оказали немалую услугу королю Сицилии и великому магистру ордена Святого Иоанна на Родосе, а кроме того, прославили себя на всех турнирах, какие только устраивались. Слава о ваших подвигах дошла до Византии, так что не воображайте, будто нам ничего не известно. И все же мы хотели бы услышать историю из уст очевидца.

Тут Кармезина и Диафеб взглянули на императора одинаковым взглядом, ибо своим вопросом он помешал их тайному диалогу. Но император явно ничего не заметил.

— Ну… — начал Диафеб. — Дело в том, что…

Кармезина сощурила глаза и уставилась на Диафеба столь ядовито, что он поперхнулся и закашлялся.

— Неужто и вы тоже страдаете от последствий морской болезни? — осведомилась принцесса.

— Нет, я… Если я начну рассказывать, то вы, чего доброго, решите, будто я тут восхваляю своего родственника, а заодно и себя самого, а это вышло бы неловко.

— Никто ничего подобного не решит, — заверил его император с приятной улыбкой в бороде. — Мы с удовольствием выслушаем вашу повесть.

Дамы, бывшие при принцессе, дружно подтвердили, что — да, да, именно так, с большим удовольствием.

Диафеб медленно прошелся перед ними и остановился, взмахнув отороченными мехом рукавами.

— Что ж, будем считать, что меня вынудили, — объявил он.

Одна из девиц, ближайшая подруга Кармезины, Эстефания, падчерица герцога Македонского, весело захлопала в ладоши.

— …Итак, — произнес Диафеб, — магистр со всеми рыцарями ордена Святого Иоанна был осажден на Родосе, и там совершенно уже не оставалось припасов, так что съедены были последние кошки и крысы и всем грозила смерть.

Он помолчал. Фонтан плеснул особенно шумно в наступившей тишине, и тогда Диафеб перевел дух и заговорил поспокойнее:

— Однако Тирант взялся доставить на Родос продовольствие. Что же он придумал? Весь корабль, от носа до кормы, он обтянул сетью, обвязав ее вокруг главной мачты на такой высоте, чтобы она не мешала сражаться людям, находящимся под ее прикрытием. И когда мы подошли к кораблям мавров, они начали закидывать нас камнями, как делали это по своему подлому обыкновению, но все камни застревали в сети или были ею отбрасываемы.

— Поразительно! — сказал император. — Я никогда не слыхал о подобных делах.

— И это еще не все! — увлеченно продолжал Диафеб. — О, это только начало всех тех чудес, которые были совершены Тирантом и всеми нами, кто находился на корабле! Башни и борта нашего корабля были обложены матрасами, на коих мы спали, поэтому если снаряды и попадали в корабль, то не могли причинить ему никакого вреда, ведь они застревали в матрасах. Зато у нас были масло и смола, и Тирант приказал бросать в подходящих мавров эти обжигающие материалы, и мавры корчились от нестерпимой боли и поскорее отходили от нас. Вот как мы сражались день и ночь и в конце концов сумели подойти к Родосу. И в наш корабль попало столько копий и стрел, что все паруса были приколочены ими к мачтам, так что нам пришлось идти на веслах.

— Несомненно, это самая удивительная история из всех, что я когда-либо слышал, — объявил император. После чего он поднялся и сказал, что удаляется к себе.

И Диафеб остался наедине с дамами.

— Какая жалость, — сказала Кармезина, — что столь отважный и находчивый рыцарь, каким, несомненно, является Тирант, вдруг так сильно пострадал от морской болезни!

— У него обычное несварение, — ответил Диафеб, — но это пройдет.

— Поразительно, — добавила Эстефания, покосившись на свою царственную подругу, — что рыцарь, который так отличился в морском сражении, вдруг начал терзаться морской болезнью.

— Все дело в ветрах, которые скопились у него в желудке, — объяснил Диафеб. — Они-то и причиняют ему самую большую боль.

— Бедняжка! — вздохнула Эстефания, прикрывая лицо рукавом.

У Диафеба не было никаких сомнений в том, что Эстефания втайне смеется над ним, и потому он рассердился и начал притворно кашлять.

— Да, все дело в волнениях на море! — повторил он сквозь кашель.

Но благодаря этому кашлю вышло так, что он слишком сильное ударение сделал на словечке «на», так что получилось «нАА!», а поскольку это словечко соединялось в его речи со словом «море», то и получилось нечто несуразное, напоминающее «Аморе».

— Чем смеяться надо мной и моим кузеном, — сказал Диафеб, переставая кашлять, — лучше бы вы, ваше высочество, узнали истинную причину нашего появления в Греческой империи.

— Неужели существует еще какая-то «истинная причина», помимо той, о которой нам известно? — изумилась принцесса. — Ведь мой отец написал письмо магистру Родоса, в котором просил о помощи против турок. И великий магистр Родоса, посоветовавшись с королем Сицилии, избрал для этой цели самого лучшего из рыцарей и отправил к нам Тиранта Белого.

— Каждая вещь и каждый поступок, — с важным видом произнес Диафеб, — имеет несколько причин, каждая из которых является истинной в той сфере, которую охватывает. В сфере телесной наше появление здесь было вызвано желанием вашего царственного батюшки. Но в сфере духовной все обстояло совершенно иначе, и эта причина, как продиктованная высшими силами, главенствует над прочими.

— Назовите нам ее, в таком случае, — нахмурилась Кармезина.

Хмуриться у нее получалось плохо, ибо кожа на ее лбу была слишком гладкой и упругой вследствие чудесной молодости принцессы, так что морщинка между бровями никак не желала складываться. И поэтому принцесса перестала хмуриться, а вместо этого изогнула брови.

— Что ж, если правда вам придется не по вкусу, можете отправить меня с мельничным жерновом на шее прямо в морскую пучину, — храбро заявил Диафеб. — И все же главная причина нашего появления в Византии — упорные слухи о несравненной красоте вашего высочества. Не видя еще принцессы Кармезины, но лишь слыша о ее достоинствах, мой господин и брат Тирант испытал сильнейшее желание увидеть эту несравненную принцессу и сделаться ее слугою. И если придется нам вести здесь кровопролитные войны — то мы готовы и на это исключительно из любви к вам и ради возможности взирать на вас.

— Клянусь страданиями матери, которая произвела меня на свет! — воскликнула тут принцесса. — Да разве не для того, чтобы вести здесь войны, вы сюда и прибыли?

— На самом деле нет, — отважно сказал Диафеб. — Войны — лишь приятное дополнение к основной причине. Как я уже и говорил, Тирант предпринял это путешествие для того, чтобы предстать перед дочерью императора, а когда это свершилось, слег в постель, сраженный вашими совершенствами. Довольно было одного лишь взгляда на вас, чтобы он захворал смертельно. А теперь, когда вам известно все, прошу меня простить.