Верный друг Махача

Поездка в Махачкалу

В нашей школе много разных кружков. Я записался в изокружок. Ещё летом я пристрастился лепить из глины и пластилина разные фигурки. Меня научил этому мой друг Гасан. В свободное время он лепил из свежего сыра баранов, коз и человечков, а потом сушил их на солнце. Высушит и сложит в чабанскую сумку и спустя какое-то время начинает угощать: «Давай съедим по человечку».

Чабаны в шутку прозвали Гасана Людоедом. Друг мой не обижался.

Вообще чабаны большие шутники и острословы. Чабан Сунгур, скажем, здорово предсказывал погоду, так его прозвали Барометром. Барометр определял погоду по восходу и закату солнца, по луне, по звёздам, даже по камням.

Иногда Сунгур начинал гадать о том, будет ли война, случится ли несчастье у кого-либо из близких. Но ему никто не верил. А вот погоду он предсказывал довольно точно.

Я очень благодарен Гасану за то, что он научил меня лепить. На школьном смотре мои работы признали лучшими и послали на районную выставку, а оттуда на республиканскую детскую художественную выставку в Махачкалу. Представляете, как я был счастлив? Даже поверить не мог. Для республиканской выставки из моих работ отобрали чабана — я его лепил из глины, и все говорили, что он точь-в-точь похож на дядю Мухтара; вылепил я и овчарку — она, конечно, походила на моего Аслана, и ещё орла. Орёл держал в клюве змею и был совсем как живой.

С орлом я возился очень долго. За этим занятием и застала меня старая Аминат. Нахмурилась, стала возмущаться, выговаривать маме. «Нельзя, — говорит, — лепить, грех это».

— Не слушай ты её, — сказал дядя Керим. — Аминат — женщина старая. Раньше, в давние времена, и правда так считали, но это всё чепуха.

Он и маму уговорил не мешать мне заниматься лепкой.

Наконец наступили весенние каникулы. Мы, трое мальчиков из разных школ нашего района, едем в Махачкалу. Из аула до районного центра мы шли пешком, это недалеко, всего пять километров. А оттуда в Махачкалу летели самолётом. Первый раз в жизни я увидел с высоты освещённые солнцем снежные вершины, альпийские луга, аулы, долины — всё как на ладони! Удивительная это красота!

Через полчаса мы уже были в городе, а если бы на автобусе ехать, часов восемь, не меньше бы, ушло.

В Махачкале я уже бывал однажды с мамой, но мне всё равно в городе всё показалось удивительным. Дома высокие, улицы широкие, гладкие. И столько магазинов, кинотеатров… А машин!.. И петухи по утрам не поют. И море. Огромное, не то что наше озеро. Море мне особенно понравилось. Оно как живое — то спит спокойно, то бушует и всё время меняет краски: то голубое, то серое, то зелёное.

Остановились мы в гостинице «Каспий». Утром встали пораньше и поспешили к морю. Март, холодно, но какие-то люди купались. Этих чудаков здесь называют «моржами», потому что они не боятся холодной воды.

— Я бы тоже искупался, но если б чуть потеплее, — с завистью проговорил я.

— Что ты, что ты, — закричал Рамазан, — в море купаться нельзя!

— Почему? — удивился я.

— В море акулы водятся.

Ребята засмеялись, я тоже.

— Сам ты акула! Это в океане акулы бывают, а в Каспии их нет.

— А вдруг волна затянет и утонешь?

— Ну и трус же ты, — удивился я.

— А мне отец говорил… — обиженно оправдывался Рамазан. — Он однажды пошёл купаться в море, волны стали его захлёстывать, чуть ко дну не пошёл. Хорошо, товарищ за волосы поймал… Он теперь только с арканом купается.

— Как с арканом? — спросил кто-то из ребят.

— Очень просто. Один конец привязывает к ноге, другой — к большому камню на берегу. Если вдруг волна накатит, он, держась за аркан, выбирается на берег.

Мы все дружно рассмеялись. Вот что значит жить в горах и не видеть моря!.. А потом мне взгрустнулось. Вспомнил своего отца. Если бы не эта проклятая болезнь, он и сейчас был бы жив. И уж он-то не побоялся бы волн, плавал бы без аркана. Мама говорит, что он был очень сильный и ничего не боялся…

После завтрака мы отправились во Дворец пионеров на выставку. Не хочу хвалиться, но из пятидесяти работ только несколько были премированы, и среди них мои работы. Я тоже получил премию.

В Махачкале мы прожили несколько дней, и я, конечно, побывал в гостях у своего родного дяди. В прошлый приезд мы с мамой уже были у них, и потому я довольно быстро нашёл дом, в котором они живут. Ну и домище! В нём, кажется, уместился бы весь наш аул. Жить там, наверно, удобно. Ни тебе дымного очага — вместо него газовая плита, — и за водой не надо ходить. Но мне было бы скучновато. Ни коров, ни кур. Даже собаку толком негде держать. Води на поводке, как напоказ.

Когда я был в гостях у родственников, мои двоюродный брат Анвар рассказал про Аслана интересную историю.

Когда-то чабаны перегоняли овец на зимние пастбища несколько дней. Овцы дорогой тощали, чабаны уставали. А теперь, как только отары спускаются с гор, на станции Инчхи их грузят в товарные вагоны, и не успеешь оглянуться, они уже на пастбищах.

В прошлом году на этой станции как-то ранним утром начали погрузку отар дяди Мухтара. Суматоха, конечно, была страшная. Дядя Мухтар загонял овец в вагоны, овцы пугались поезда, толкались, блеяли, а Аслан, высунув язык от жары, лежал у вагона. Поезд тронулся, но Аслан продолжал лежать. Дядя Мухтар кликнул его, Аслан лениво поднялся; наверно, не понимал, что поезд — этот огромный дом — может вдруг поехать. И только когда вагон укатил, он побежал догонять. Вскочил на ступеньку, но не удержался и рухнул. Аслан помчался за уходящим вагоном, но поезд набирал скорость. Всё чаще стучали колёса. Дядя Мухтар смотрел на Аслана и не знал, что делать. Расстояние между ними увеличивалось, скоро собака стала чёрным пятнышком, а потом и совсем исчезла в дыму.

Поздно вечером поезд прибыл на станцию Кочубей — это на кутанах, — и дядя Мухтар, поручив отару другим чабанам, в ту же ночь отправился на поиски Аслана. Два дня искал, так и не нашёл. Не только дядя — все чабаны переживали, спрашивали везде и всюду, даже в газету дали объявление. Всё напрасно. Аслан исчез.

Так прошло больше месяца. Как-то дядя Мухтар поехал в Махачкалу за тёплой одеждой для чабанов, и в дороге он услышал, что у одного железнодорожника на станции Шамхал живёт приблудная овчарка.

Дядя Мухтар тотчас же отправился в Шамхал и здесь у старого приятеля железнодорожника Ислама увидел Аслана. Оказывается, Ислам нашёл его возле самого полотна железной дороги, измученного, грязного, мокрого. Дядя Мухтар высчитал, что это был уже шестой день скитаний Аслана. Пёс, истощённый до крайности, только и мог, что лежать. Но Ислама он к себе всё же не подпускал, огрызался, чуть было не укусил. Лишь Ансару, сыну Ислама, удалось подойти к нему, приласкать, покормить и даже увести домой. Ансар пас овец — может, потому Аслан и пошёл за ним, за овцами пошёл. Кто знает.

Некоторое время Аслан сидел на цепи. Потом его пустили к отаре. Но поездов Аслан долго боялся. Когда поезд проходил мимо, он испуганно отскакивал от будки. При паровозном гудке вздрагивал. Встретились дядя Мухтар с Асланом в поле. Ещё издали пёс узнал хозяина и, визжа от счастья, со всех ног бросился к нему. Аслан ни на минуту не отходил от своего вновь обретённого хозяина, — боялся, видно, опять потерять его. Когда дядя Мухтар собрался уводить Аслана, Ансар заплакал: он полюбил Аслана. И Аслан вдруг с полдороги вернулся к Ансару, облизал ему ногу, словно упрашивая: пойдём, мол, с нами.

Дядя Мухтар рассказал всё это Анвару.

Я уже говорил, что Аслан ни на минуту не отходил от дяди Мухтара. Когда дядя Мухтар пришёл к моим родным, Аслана в комнату не пустили. Пёс стоял на лестничной площадке, царапался в дверь, скулил и лаял. Тогда дядя Мухтар вышел с Асланом на улицу, снял бурку, папаху, бросил на землю и приказал: «Охраняй!»

Собака легла возле одежды хозяина и успокоилась, а дядя Мухтар ночевал в доме моего дяди.