Страница 7 из 41
— Эх, ты, интриган чертов! Тебе бы все козни строить.
— Каждому свое, — не стал спорить Немец.
Но Ледников-то знал, что Немцу приходилось попадать в разные переделки, в том числе и те, где интриги и козни уже и не работали. И тогда Немец без всяких колебаний ума и угрызений совести брал в руки первую же подвернувшуюся дубину. Желательно, поувесистее.
— Ладно, пошли, позавтракаем, там и поговорим подробнее, — нетерпеливо заторопился Немец.
— Дай хоть умыться, — притормозил его Ледников.
Присутствие Немца, как всегда, действовало успокоительно. С этим не пропадешь.
Приняв сначала обжигающе горячий, а потом нестерпимо холодный душ, он растерся махровым полотенцем, причесался, внимательно посмотрел на себя в зеркало. Вид был удовлетворительный. Так что пора было заняться делом. Заниматься бессмысленным самокопанием и философическими раздумьями о том, что такое месть и не лучше ли от нее отказаться, потому что исправить уже ничего нельзя, он не намерен.
Конечно, простить врага своего проще всего. Проявить бездонное русское великодушие. Но если уж и прощать, то — кого-то конкретно, а не всех мерзавцев скопом. Установив сначала, что вот этот виноват и виноват в том-то. А потом уж думать, что дальше. Но если ты не докопался до правды, не установил виновного, значит, и прощать ты не имеешь права. Потому что тогда ты просто бесхребетная, равнодушная дрянь, о которую можно и нужно вытирать ноги. Ты сначала найди врага, установи его вину, а потом уж подумай, можно ли его прощать и зачем… Как это сделал бы, между прочим, тот же Немец, усмехнулся Ледников.
За бокалом свежевыжатого сока Ледников рассказал Немцу о том, зачем приезжала в Берн Разумовская, о своих встречах с Альмезовым.
— Думаешь, ему стоит доверять? — озадаченно спросил Немец.
Ледников невольно улыбнулся про себя — отец и Немец думают одинаково. Хотя люди совершенно разные. Но думать они умеют. Что означает — сие обстоятельство нельзя не принимать во внимание.
— Итак, наши действия? — поинтересовался Немец.
— Я отправляюсь к госпоже Абрамовой…
— А что она из себя представляет?
Ледников пожал плечами.
— Я только знал о ее существовании, как она знала о моем. Мы ни разу не встречались. Не знаю, что Разумовская говорила ей обо мне… А вот про госпожу Абрамову она говорила, что у нее талант вызывать у людей желание помочь ей.
— Ого! Это уже не талант даже, а дар божий! Причем весьма завидный. Так что будь осторожен…
— В смысле? — не понял Ледников.
— В том самом смысле. Знаешь, что говорит про тебя Клер?
Клер, жена Немца, была очаровательной парижанкой, трогательной и деловитой одновременно.
— Женщины чувствуют в месье Ледникове мужчину, который готов их понять. И может понять. Это очень важно для женщины, — продекламировал с ухмылкой Немец. — Месье Ледников к женщинам очень добр и снисходителен.
— Она мне льстит, а может, и заблуждается, — отмахнулся Ледников и посмотрел в окно, откуда открывался умиротворяющий покой берно-альпийской идиллии, вокруг — врезающиеся в голубое небо каменные исполины и несущаяся с головокружительных высот студено-хрустальная Аара.
— О-о-о…, друг мой, Клер в таких вещах провести невозможно. Ладно, довольно об этом. Я тоже нанесу несколько визитов — тут есть люди, с которыми мне приходилось иметь дела и которые многое знают. Постараюсь навести справки об аварии. Что да как было на самом деле… И включи, наконец, телефон.
Глава 5
Est quadam prodire tenus, si non datur ultra
Следует продвинуться хоть немного, если нельзя зайти далеко
Следователь всегда должен учитывать опасность оказаться в плену типовых версий, привычных житейских аналогий.
Госпожа Абрамова жила в Остер-мундигене в небольшом двухэтажном доме за невысокой зеленой изгородью на окраине Берна. Ледников отправился туда на такси без предварительного звонка, чтобы она не могла отговориться от встречи. Позвонил по телефону, уже стоя у калитки.
Она долго не брала трубку. Так долго, что мужчина, подстригавший кусты во дворе напротив, видимо, сосед, несколько раз внимательно посмотрел в сторону Ледникова. Сейчас еще полицию вызовет, подумал он. У швейцарцев это любимое занятие — в полицию звонят по любому поводу. Тут нет слова стукач, а есть выражение «сознательный гражданин».
Наконец, она ответила. Естественно, по-немецки. Голос звучал испуганно. Господи, чего она-то боится?
— Здравствуйте, Женя. Это Валентин Ледников.
Она молчала.
— Я стою у вашей калитки… Откройте, пожалуйста, нам надо поговорить.
Спустя какое-то время, дверь дома распахнулась, и госпожа Абрамова с телефоном в руке вышла на крыльцо. Через изгородь ее было хорошо видно. Высокая темноволосая женщина в очень дорогих, судя по количеству дыр, джинсах. Вот только лица ее было почти не разглядеть. Оно было слишком бледным как на плохой фотографии. Но что-то в нем показалось Ледникову хорошо знакомым, словно они уже виделись где-то…
Потом она торопливо подошла к калитке, распахнула ее и шагнула в сторону.
— Здравствуйте, — тихо сказала она. — Проходите.
Молча прошли в дом. Она провела Ледни-кова в гостиную, занимавшую весь первый этаж, показала на светлый кожаный диван, сама нервно прошлась по комнате, потом встала у окна. Кого же она так напоминает?
— Вы давно… в Берне? — по-прежнему не глядя на него, спросила она.
Ледникову не раз приходилось в своей следственной практике сталкиваться с людьми в таком состоянии. Обычно это были близкие или родные жертв, которые чувствовали себя виновными в случившемся. Хотя всего-навсего они просто оказались на пути равнодушной судьбы. Ледников всегда выделял таких людей и доверял их показаниям.
— Я прилетел вчера, но это неважно. Женя, я хотел бы, чтобы вы рассказали мне все об Анне. Решительно все.
Ледников решил, что называть Разумовскую по фамилии или Анеттой в данной ситуации как-то неуместно. Лучше строго и нейтрально — Анна.
— Мне надо знать, чем она здесь занималась, с кем встречалась, о чем с вами говорила…
— Да-да, конечно, но… Боже мой, я чувствую себя виноватой во всем! — в отчаянии воскликнула Женя. — Вы знаете, я не просила ее приехать. Она сама, сама предложила! Наверное, я не должна была соглашаться, но вы же знаете, какая она была решительная и непреклонная.
— Женя, я ни в чем вас не обвиняю, — по возможности мягко сказал Ледников. Но получилось холодно и официально. — Просто я хочу узнать правду о том, что произошло.
— Да-да. Вы лучше спрашивайте — так мне будет легче.
— Значит, Анна прилетела не только потому, что вы ее об этом просили?
— Я не просила, только рассказала ей по телефону, что тут творится и что папа прилететь пока не может. Она сказала, что ей все равно надо в Швейцарию по своим делам.
Ну, что ж, на Разумовскую очень похоже — она не любила уговаривать, предпочитала ставить людей перед фактами.
— Так что же все-таки произошло с вашими счетами? — по следовательской привычке резко переменил тему Ледников. — Вам удалось выяснить, почему их заблокировали?
Женя покачала головой.
— В банке только сообщили, что это было сделано по распоряжению следственного судьи Уве Штюрмера.
Следственный судья во многих кантонах Швейцарии, вспомнил Ледников, принимает решение об ограничительных мерах на стадии предварительного следствия. Таких, как арест, обыск… Значит, идет какое-то следствие, в зону внимания которого почему-то попала Женя Абрамова.
— В офисе судьи, куда мы обратились с Анечкой, сказали, что сделали это в рамках какого-то секретного расследования.
— Какого именно расследования? Расследования чего?
— Нам так и не сообщили.
— А вам лично никаких претензий, обвинений не предъявляли?
Женя виновато пожала плечами.
— Нет.
Какая-то сумрачная история, подумал Ледников. Но как может быть с ней связана смерть Разумовской?.. Арест счетов Жени вполне может оказаться случайностью или даже ошибкой. Или следственный судья мог просто перестраховаться.