Швейцарские горки

И нетерпеливо спросил:

— Будем брать товарища подполковника?

— Успеешь, куда он денется. Ты же понимаешь, что ошибки тут быть не должно. Так что давай еще покопаем. Пройдись по родственникам, знакомым, сослуживцам…

Прядко, как обычно, обернулся быстрым соколом. Уже через пару дней Ледников знал всю диспозицию.

Подполковник Гладыш был совершенно сумасшедшим мужем и отцом. Нину, жену свою, он отбил восемь лет назад у какого-то сослуживца, который с горя подался в далекие края. От первого брака у нее уже был сын, а через два года родился второй. Гладыш обожал обоих. С женой он буквально нянчился — возил на работу, забирал, сам делал все по дому. Он открыто гордился своей ненаглядной, даже в присутствии посторонних зачастую просто не мог отвести от нее страстного взгляда, смущая не только других, но и ее тоже. Но полгода назад влюбленный подполковник с недоумением заметил, что жена вдруг внезапно исчезает с работы, а ее мобильник в это время почему-то отключается. Жена в ответ на расспросы устало улыбалась: «Ты что ревнуешь?» Однако и на работе ее исчезновения среди бела дня тоже заметили.

О том, что творится что-то необычное, заметили и в фирме, где трудился Кирилл Селиверстов. У него тоже начались регулярные отъезды в неизвестном направлении, появилась непривычная мрачная задумчивость, время от времени вырывались помимо воли странные фразы: пора что-то менять, начать другую жизнь…

А потом их, Селиверстова и Нину Гладыш, кто-то увидел вдвоем.

— Они, конечно, скрывались, как могли, встречались только в рабочее время, но, сам понимаешь…

Прядко почесал щеку, вздохнул.

— К тому же Селиверстов решил, что хватит скрываться. Намерения у него были, судя по всему, самые серьезные. Он хотел, чтобы Нина Гладыш стала его женой. Он для того и разводился.

— А у нее такие намерения были?

— А она, как я понимаю, уходить от мужа не собиралась. Да и зачем? Мужик растит ее детей, что родного, что неродного, готов носить на руках, с карьерой все в порядке, глядишь, в генералы выбьется… Ее все устраивало, но тут Селиверстов пошел буквально в разнос — уходи от мужа и все тут. Я думаю, Гладыш все узнал, ну и…

Ледникову уже было ясно, что так все и было, он просто чувствовал это. Интуиция его, если срабатывала, то практически не ошибалась.

— Он мужик-то неплохой, Гладыш этот, — задумчиво сказал Прядко. — Я наводил справки. Десантник в прошлом…

— Значит, и бомбу сделать может при нужде, — сказал Ледников.

— Да понятно тут все, — махнул рукой Прядко, как бы отодвигая в сторону сантименты. — Брать надо!.. Одного не пойму — зачем ей, этой самой Нине, все это было нужно? Было у бабы все, а теперь что? От любовника — слепой обгорелый обрубок, муж в тюрьму на долгие годы сядет…

— Ты ее саму-то видел? — поинтересовался Ледников.

— Так, посмотрел со стороны. Из любопытства.

— Ну и как? Роковая женщина?

— Честно? Не в моем вкусе. Только чувствуется в ней что-то… Какая-то она, понимаешь, неуловимая.

— В смысле?

— Ну, на первый взгляд, тихая, спокойная, а потом вдруг начинает казаться, что способна она на многое.

— И всюду страсти роковые, и от судеб защиты нет?

— Сам придумал?

— Пушкин. Заключительные строки поэмы «Цыганы».

— Класс! — одобрил Прядко.

— А ты думал. Слушай, ты приведи-ка ее ко мне, сию, как выражаются французы, la femme fatale.

— А не опасаешься?

— Чего?

— Что она того — произведет на тебя сильное впечатление? За бомбой не полезешь? — заулыбался Прядко.

— На тебя же не произвела, — отмахнулся Ледников.

— Так то я! А ты у нас впечатлительный. С женщинами у тебя всегда все очень запущено…

— Ладно, разговорился, — проворчал Ледников. — Свободен.

Ледников не стал говорить Прядко, что он задумал лишить его лавров победителя в расследовании покушения в гаражном комплексе.

Прирожденный оперативник, Прядко углядел в Нине Гладыш самое главное — неуловимость. Это была не очень высокая, но стройная женщина со светлыми распадающимися волосами и непроглядно темными за падающей на лоб челкой глазами. На первый взгляд ее лицо могло показаться просто правильным, но будто стертым, невыразительным. И вдруг буквально тут же, улыбнувшись чему-то своему, она превращалась в загадочно-прекрасную женщину, в глазах ясно угадывалась затаенная страстность. И мужчине невольно хотелось этой женщине понравиться. Ибо скользящая по губам усмешка обещала очень многое.

— Нина Владимировна, — сказал Ледников, аккуратно подбирая слова, — у нас есть все основания считать, что взрыв, во время которого пострадал Кирилл Селиверст-вов, организовал ваш муж Николай Гладыш. Мы могли бы арестовать его хоть сегодня…

— Господи, и за что мне это все, — устало, с искренним непониманием произнесла женщина.

— Что именно?

Но она словно не услышала Ледникова и продолжила говорить о чем-то своем, давно наболевшем.

— Подруги крутят романы и — ничего. Все с рук сходит. Отвлеклась, побаловалась — и домой. А я как проклятая — каждый раз такая история закручивается, что хоть вой! Ведь и с ним, Николаем, так же было. Думала, так, интрижка, романчик, ни к чему не обязывает, а он впился в меня насмерть и пока от мужа не увел, не успокоился…

Она покачала головой.

— И с Кириллом тоже сначала ничего серьезного не было — баловство одно, развлечение на скорую руку. А потом и он туда же — уходи от мужа и все. Куда уходи? У меня двое детей! Да и не хочу я с мужем разводиться. А Кирилл как с цепи сорвался! Сам развелся, мне ничего не сказав, планы стал на наше общее будущее строить… Я уже прятаться от него стала, на звонки не отвечала. Так он заявил, что сам встретится с Николаем и все ему объяснит по-мужски. Бред! Я уже просто не знала, что делать…

— Видимо, Бог наделил вас способностью вызывать в людях глубокие чувства.

— Да? А меня он спросил — нужно мне это?

Ледников не стал объяснять ей, что Бог не спрашивает чьего-либо разрешения. У него иные резоны.

— По-моему, вы сразу догадались, что взрыв устроил ваш муж, — сказал он.

— Догадывалась. Но старалась не думать.

— То есть вы с ним об этом не говорили?

— Нет, конечно.

— Ну и как вы живете после этого?

Она непонимающе посмотрела на него.

— Нормально. Делаем вид, что ничего не случилось. Что ничего не было.

Ледников ясно видел, что женщина действительно способна все забыть и жить так, словно ничего и не было. И уверена, что слепой обрубок, оставшийся от здорового красивого мужика, полного надежд и страсти, не имеет к ней никакого отношения…

Ледников вздохнул.

— Нина Владимировна, вам надо убедить мужа прийти к нам и во всем признаться. Иначе мы придем за ним сами. Я кое-что узнал о нем. Он приличный человек, но… Видимо, буквально ослеплен страстью, которую вы ему внушаете. У него чистое прошлое, прекрасная репутация, есть государственные награды… В случае явки с повинной все это будет учтено. Да и Селиверстов все-таки остался жив. Хороший адвокат способен многого добиться при таком раскладе. Срок может быть вполне терпимый. К тому же чистосердечное признание значительно облегчит его участь… И потом, судя по всему, если вы его дождетесь, он вам все простит.

— Он уже простил, — грустно улыбнулась женщина.

Гладыш пришел на следующий день. Написал явку с повинной, из которой следовало, что он решил убрать Селиверстова вовсе не из ревности, а потому, что тот преследовал его жену своими гнусными домоганиями. И что его жена была только ни в чем не повинной жертвой, которую он должен был спасти от преследований… Сам он это придумал или ему подсказал хороший юрист, Ледников уточнять не стал. Срок за покушение на убийство и незаконное изготовление самодельного взрывного устройства Гладыш получил минимальный. Из колонии, как рассказал однажды Прядко, писал жене письма, полные любви и страсти. Чуть ли не каждый день. А как вела себя она в это время, Ледников не интересовался. Хотя его не удивило бы ничего — ни известие, что она закрутила новый роман, ни сообщение, что она живет только семьей и ждет мужа…