Швейцарские горки

Арендт с интересом посмотрел на него. Но спрашивать ничего не стал.

— Некоторое время назад были арестованы два сына инженера Винера, живущего ныне, кстати, в Париже.

— И за что? — тут же отозвался Немец, как старый боевой конь, вскинувший голову при слове Париж.

— Насколько мне известно, из компетентных органов Малайзии поступили сведения, что братья занимаются поставками оборудования для ядерных программ нескольких стран…

— Небось, так называемых изгоев, — фыркнул Немец.

— Для них, супостатов, — растянул в усмешке губы Арендт. — Так вот следствие ведется в великой тайне и под покровом секретности. Что там конкретно, никто не знает. Есть все основания предполагать, что именно на этом деле «сгорел» бывший Генеральный прокурор Крошахер, который пытался слишком глубоко копать. Да и еще он весьма активно помогал русским в исполнении международных следственных поручений. Его позицию не очень одобрял главный руководитель федерального органа юстиции Грохер, считая, «что он балансирует на краю пропасти». Думаю, что здесь важно подчеркнуть еще одно обстоятельство — точку зрения Грохера не разделяют некоторые из его подчиненных, непосредственно занимающихся вопросами экстрадиции и оказанием международной следственной помощи. В частности, Биат Дрей и Кельман Нисс. Я их знаю давно — это высокие профессионалы и глубоко порядочные люди, честно исполняющие свой долг.

— Ну, а чем сейчас занимается бывший Генеральный прокурор? Может, есть смысл с ним пообщаться? — поинтересовался Ледников.

— Крошахер ни с кем не встречается. Он дистанцировался от суеты мирской, построил себе домик в горах и пишет там картины, которые, кстати, на вернисажах имеют большой успех.

— А Глохер? — не унимался Ледников.

— У Глохера пока все нормально. Он богатый человек. Состоит в руководстве популистской партии. Сориентирован на американцев. Правда, с председателем Верховного суда не ладит и перспективы удержаться в своем кресле весьма смутные. Рано или поздно пресса и до него доберется, но пока от нее все по возможности скрывают. Общественность, журналисты стали об этом потихоньку забывать. Глядишь, скоро и вовсе забыли бы… Но тут возник сенатор Фрай, который стал требовать, чтобы стране рассказали правду. Больше того, объявил, что располагает некими сведениями, которые он может придать огласке и которые выставят швейцарское государство в весьма щекотливом виде. И главное, он требует, чтобы ему дали возможность ознакомиться с архивом и досье Винеров, которые были изъяты при аресте.

— А ему не дают?

— Разумеется. Во всех государствах ядер-ные дела всегда окутаны мраком, который намеренно усугубляют спецслужбы.

Уже на улице Немец озабоченно сказал:

— Как бы Александр Павлович не надулся. Он мужик хороший, но любит чувствовать себя главным. А ты…

— Что я? — не понял Ледников.

— Ты его, мой милый, просто допрашивал, не объясняя, что к чему. И это выглядело даже не слишком вежливо.

— Ну, извини.

— Но дело даже не в этом. Александр Павлович любит все знать. И особенно знать больше других. А ты держал его в неведении…

Ледников остановился.

— Ты ему доверяешь абсолютно?

Пару секунд подумав, Немец твердо сказал:

— Во всяком случае, пока у меня не было оснований в нем сомневаться. Кстати, ты его недооцениваешь. Из твоих вопросов он может сделать далеко идущие выводы. Он мужик хваткий. Ладно, а мне ты можешь объяснить, на кой тебе сдались все эти прокуроры, министры, сенаторы и судьи?

— Как оказалось, сенатором и скандалом с Винерами интересовалась Разумовская, а Кро-шахер и Грохер от этого дела тоже не стояли в стороне. Обрати внимание и на то, что Председатель Верховного суда конфликтует с Гро-хером. И это тоже немаловажно. От его позиции в нашем деле может зависеть многое…

— Думаешь, это может быть как-то связано с аварией? Что-то сомнительно…

— Не знаю пока. Но мелочей в таких делах не бывает. Это азы следственной работы — выяснять, что творится вокруг, с кем человек встречался, кем интересовался… Кстати, есть еще один персонаж, которым надо заняться. Причем в первую очередь. Надо попытаться выяснить, кто такая некая госпожа Элис, которая была последней, с кем встречалась Разумовская перед аварией.

— И откуда дровишки? В смысле информация?

— От Евгении Всеволодовны Абрамовой.

— Ого! Звучит внушительно. Значит, Элис… И это все, что нам известно?

— Она сотрудница фонда, в котором работала Разумовская. К тому же, видимо, она американка.

— Это уже кое-что.

Глава 8

Latet anguis in herba

В траве скрывается змея

При инсценировке преступник мыслит рефлексивно — стремится оказать влияние на следователя, направить его по ложному пути.

Немцу понадобилось на все про все полчаса. Несколько звонков по мобильнику, которые он сделал за столиком первого попавшегося бара, и он бодро, по-солдатски доложил. Элис Грюнвальд — руководитель восточно-европейского департамента фонда. Назначена на эту должность совсем недавно. В настоящее время действительно пребывает в Берне. Телефоны такие-то.

— Ну, и что мы будем с этой дамой делать? — поинтересовался Немец. — Установим слежку?

— Ну, так уж сразу, — попридержал его Ледников. — Может, она вообще тут ни при чем, просто коллега… Для начала надо спокойно поговорить.

— И в качестве кого мы к ней заявимся? Как горячие поклонники демократии и защитники прав человека?

— У меня есть удостоверение специального корреспондента известного российского журнала. Допустим, журнал поручил мне заняться расследованием этого дела…

— А кто тогда я?

— Ты?.. Ну, ты будешь представителем редакции в Западной Европе. И заодно моим переводчиком. Устраивает?

— Ну, если ничего лучше ты предложить не можешь… Тогда я звоню, шеф.

Госпожа Грюнвальд согласилась встретиться, причем немедленно, потому что смерть госпожи Разумовской потрясла ее. Так что она ждет господина Ледникова с переводчиком в офисе фонда и охотно ответит на все интересующие его вопросы.

До офиса фонда было минут десять ходьбы.

— Так все-таки чего мы хотим добиться от этой самой мадам? — не унимался Немец.

— Нам надо попытаться установить, имеет ли она какое-то отношение к аварии.

— И как мы это сделаем?

— Я буду грязным, скандальным журналистом, который готов ради сенсации на все, — усмехнулся Ледников. — В том числе и придумать эту самую сенсацию. И буду задавать ей всякие подлые вопросы, провоцируя ее. Может, удастся вывести ее из себя, заставить нервничать. А ты будешь внимательно следить за реакцией мадам. Если она причастна, то она как-то выдаст себя.

— Жаль, мы мало про нее знаем, — озабоченно сказал Немец. — Может, позвонить госпоже Абрамовой?

— Зачем?

— Глядишь, она еще что-нибудь вспомнит. Обычное дело — люди многое вспоминают не сразу, а вдогонку.

— Да ты, брат, прямо сыщик, — усмехнулся Ледников. — Но все, что можно, я из госпожи Абрамовой уже вытащил.

Госпожа Грюнвальд больше всего походила на пожилую учительницу. Приземистая полноватая женщина с короткой прической, широким простоватым лицом и ласковыми всепонимающими глазами. На Ледникова с Немцем она смотрела с чуть снисходительной улыбкой, словно заранее знала все, что они ей скажут. Выслушав вопрос, она не торопилась с ответом, держа многозначительную паузу, во время которой собеседник невольно начинал чувствовать себя то ли недалеким, то ли в чем-то виноватым.

Сначала она долго рассказывала, каким ценным сотрудником была госпожа Разумовская, которую ей удобнее называть просто Анна. Как она верила в идеалы, которые защищает и продвигает их фонд, в котором они, кстати, живут, словно одна большая семья, и как потрясены все сотрудники фонда случившимся…

Когда Ледников с нарочитой резкостью и даже хамовато сказал, что в России есть люди, которые считают случившееся не несчастьем, а покушением, госпожа Грюнвальд горестно посмотрела на него с искренним изумлением и укором. Полиция очень тщательно расследовала дело, и нет никаких оснований сомневаться в ее выводах! Как можно не доверять швейцарской полиции?