Страница 5 из 26
Пока Женя сидела у Лики, на улице сильно похолодало. Прошел ливень, еще моросило, и резкий ветер обдавал холодными меленькими каплями лицо.
Ближайшим было метро «Профсоюзная». На захлюзданном каменном полу в продувном переходе, в котором и на секунду трудно задержаться из-за пронизывающего ветра, белел затоптанный белый квадратик.
Неизвестно почему Женя наклонилась на бегу и подняла его. Это была ее фотография.
Глава 7. «Не пилите опилки!»
Если бы некто взялся специально разыскивать двух тринадцатилетних девочек, разительно отличных одна от другой, то не нашел бы более подходящей для этого пары, чем Женя и ее любимая подружка Зиночка Опракундина. Воистину можно было бы сказать о них бессмертными пушкинскими строками, разученными за полтора с лишним века десятками поколений: «Они сошлись: волна и камень, / Стихи и проза, лед и пламень / Не столь различны меж собой».
Главным занятием Зиночки было горестное сожаление о прошлом — и только что минувшем, и очень давнем. То и дело раздавались ее певучие (голос у Зиночки звучал очень приятно) причитания:
— Ой, надо было мне не так сделать!
— Ой, зачем только я это сделала?
— Как жалко кошелечка! — А когда ты его потеряла? — В первом классе.
— Эх, если бы я купила не это, а то!..
— Ах, ну почему родители не учили меня музыке?
(Хотя, заметим в скобочках, прекрасно знала, почему — во-первых, дома не было инструмента, во-вторых, денег, в-третьих, не имелось в наличии ни малейшего Зиночкиного желания — напротив, налицо была готовность изо всех сил противиться такому намерению, и родители сдались заранее, не пожелав ввязываться в изнурительную войну: они знали Зиночкину твердость в отстаивании своих интересов.)
Она без конца горевала о том, что если бы не то и не это, то ее жизнь сложилась бы прекрасно. А теперь — чего уж… Женя, наоборот, каждый день, едва ли не с трех лет, а по уверениям папы, и раньше, стремилась подчинить себе обстоятельства. (Она еще ходить не начала, а папа утверждал, что эта девочка всегда прекрасно знает, чего хочет.) Зиночка же начинала день с того, что заранее пасовала перед грядущими обстоятельствами, заранее уверенная, что уже поздно что-либо изменить. Это, впрочем, не мешало ей быть с первого класса круглой отличницей, чем Женя могла похвастаться только начиная с седьмого, когда, по выражению папы, взялась за ум.
Как-то в однодневном походе не оказалось с собой в лесу достаточно воды. Всех мучила жажда, но причитала одна Зиночка. Женя умудрилась достать для нее воды и напоить, и вскоре сзади послышался стон:
— Ах, как же я хотела пить!..
Точно такой же была и мама Зиночки. Если к ней приходила соседка выпить чашечку кофе (который, надо отдать должное, Зиночкина мама варила на пять с плюсом), то вскоре любой, кто стал бы подслушивать, услышал:
— Ах, я теперь понимаю, что напрасно отдала Зиночку в английскую школу — надо было во французскую!
Она объясняла — и вполне убедительно, — что во французской школе «совсем другая атмосфера — понимаете, французский люди сегодня учат для собственного удовольствия, а английский — для бизнеса. Большая разница!» Все было правильно, кроме одного — обсуждать эту тему не имело уже никакого смысла. На этот счет есть, кажется, как раз английская пословица, которая переводится — «Не пилите опилки!»
Женя обычно тщательно обдумывала свои решения — по любому поводу, от мелкой покупки до серьезных поступков. Но уж приняв решение и выполнив его, она, в отличие от Зиночки, никогда не предавалась бесплодным сетованиям — даже если решение оказывалось в результате не самым удачным. В этом случае она думала только о том, как свести на нет или уменьшить обнаружившийся вред. То есть — не о прошлом, а о будущем.
Любимым занятием Зиночки после уроков, которые она готовила молниеносно, было влезть в Интернет и висеть в нем, главным образом в чате. С особенной страстью она предавалась этому разговору всех со всеми в реальном времени по воскресеньям. И каждую субботу, расставаясь, спрашивала Женю:
— Ты завтра пойдешь чатиться?
— Зачем? — неизменно интересовалась Женя.
— Ну… пообщаться!
— Давай сейчас пообщаемся? — предлагала Женя. И Зиночка начинала смеяться. Она вспоминала, что то же самое Женя отвечала ей и в прошлую субботу, и в позапрошлую, а лучшая подруга все никак не могла привыкнуть к стойкому Жениному равнодушию по отношению к этому замечательному занятию. Зиночку немного утешало то, что за новыми клипами Земфиры они следили все-таки вместе.
Эта разнота, повторим, ничуть не мешала им дружить, делиться самыми сокровенными тайнами и нежно любить друг друга.
Теперь Женя спешила хоть ненадолго забежать к Зиночке, чтобы попрощаться перед отъездом.
Она, конечно, не собиралась рассказывать ей о таинственной находке (зачем волновать подругу, которая и без того взволнуется ее неожиданным отъездом, в особенности же — его причиной). Эта находка — поднятая ею в грязном подземном переходе фотография — казалась Жене все более и более зловещей. Она надеялась повнимательней рассмотреть дома свое изображение и тогда уж раскинуть мозгами, что к чему.
Глава 8. Последний московский вечер
На переговорном пункте была особая атмосфера тихой торжественности.
Люди сидели в ряд, будто в оцепенении. Раздавался возглас: «Караганда — пятая кабина» — и человек срывался и, теряя вещи, упавшие с колен, устремлялся в кабину.
Сквозь стекла были видны лица, беззвучно шевелящие губами. Кто улыбался — лукаво, кокетливо или размягченно. Кто плакал, сообщая печальную новость.
Женя два раза поговорила по автомату и два раза заказывала срочную связь с теми нужными ей местами, с которыми автоматической связи не было.
Отправив три телеграммы (оставалось послать дома еще два письма по e-mail'у) и сделав копии с Ликиных бумаг, она отправилась домой. У Зиночки Женя уже побывала, хотя провела у нее времени гораздо меньше, чем им обеим хотелось. Зиночка в ужасе таращила свои карие глазки, слушая торопливое изложение ситуации, которая звала ее любимую подругу в дальнюю и, возможно, опасную (Зиночка была-таки порядочной трусихой, но за других боялась еще больше, чем за себя) дорогу.
— Но что же ты можешь сделать?! — несколько раз восклицала Зиночка, слушая Женин рассказ. И всякий раз тут же сама отвечала: — Да, ты, конечно, можешь…
Под конец подружки нежно расцеловались, и Зиночка еще, как выучила ее бабушка, перекрестила Женю перед таким дальним путешествием, стараясь при этом не спутать и начать с правого Жениного плеча, которое, как вы уже поняли, было напротив Зиночкиного левого.
В девять вечера Женя, как было условлено, уже из дома позвонила Диме, сообщила о своих успехах и стала слушать его.
Спокойный, медлительный Димин тон всегда действовал на нее, как на бабушку валерьянка. (Правда, Женя так и не могла понять, как может кого-то успокаивать такое лекарство, от одного запаха которого бабушкин Рыжик сходит с ума и начинает прыгать на стены и когтить ковер и диван.)
— Женя, отец все сделал. Завтра в шесть утра — он советует выезжать рано утром, позже по Кольцевой не протолкнешься, — у твоего подъезда будет стоять черная «Волга». С тобой поедут два водителя-«афганца». Они молчаливые мужчины; ты не обращай на это внимания. Это очень верные ребята, папа сказал, что с ними он будет за тебя спокоен. Крупные деньги — Маргаритка, ты говоришь, твердо договорилась? — лучше отдай на хранение им, целее будут, как отец мой выражается. Машина пойдет без остановки, водители будут спать по очереди. Тебе тоже предстоит спать в машине, на заднем сиденье; возьми небольшую подушку, что-нибудь укрыться, воды бутылку — чтоб время не терять на остановки.