Страница 8 из 10
Чеченцы переглянулись и рассмеялись.
– Да мы поговорили тут кое с кем... в общем, обещали всех нас вместе оставить, даже в одном отделении! – Рамазан отсмеялся, подмигнул Алексею и затем потер большой и указательный палец правой руки.
«Так вот куда деньги солдатские пошли... – сообразил Алексей и вздохнул. – Поговорили со старшим команды, тот поговорит с кем надо в «учебке»... Дело, в общем-то, плевое, недорого стоит». Он пожал плечами. Стесняло только присутствие Арби, который ненавидел Алексея, но никаких действий пока не предпринимал, а вот с Рамазаном и Кюри отношения наладились вполне дружеские. Двое чеченцев молча смотрели на русского.
– Ну что ж, вместе так вместе! – произнес Чижов уверенно, и Кюри своей плотной ладонью ощутимо хлопнул его по плечу.
Начались занятия в «учебке». Как и обещал Рамазан, троих чеченцев и Алексея определили в одно отделение. Опять началась строевая и физическая подготовка, стрельбы, конспекты по организации службы караула, изучение действий взвода, отделения в обороне, в атаке, немного психологии, необходимой будущим младшим командирам, и бесконечные тренировки по надеванию противогаза и ОЗК (костюма химической защиты). Дисциплина была неизмеримо строже, чем в войсках. На сержантских должностях в основном находились русские, белорусы и украинцы. Все рослые и крепкие, как на подбор.
«Специально таких хряков подбирают, что ли?» – думал Алексей на очередном кроссе, глядя, как мощный сержант подгонял пинками отставших курсантов, а затем еще взял их оружие (два автомата) и легко побежал вместе со всеми.
Во время очередного перекура к Арби подошел незнакомый сержант, глянул на пачку дорогих сигарет, которые тот собирался убрать в карман, и, протянув руку, взял эту пачку из рук чеченца. Затем оглядел ее, хмыкнул:
– Ты еще мамкиными пирожками срешь, а уже хорошие сигареты куришь. – Это был намек на ничтожный срок службы курсанта. – Не рановато ли?
Арби пока еще ничего не понял и с недоумением смотрел на шевелящиеся губы сержанта.
– Помни мою доброту! – проговорил старослужащий, вытащил одну сигарету и сунул ее в рот чеченцу. Тот машинально принял ее. Затем «дедушка» убрал пачку себе в карман и, удовлетворенный своей снисходительностью, повернулся, чтобы уйти.
Алексею стало интересно. Он оглянулся. Рамазан и Кюри стояли рядом, но не сделали ни одного движения, хотя все видели. В курилке наступила тишина. До Арби наконец-то дошло. Он схватил сержанта за плечо и рывком дернул к себе. Тот пошатнулся и развернулся к чеченцу боком. Арби толкнул его, сержант непроизвольно перенес вес тела на опорную ногу, и в этот момент курсант подсек свободно повисшую в воздухе ступню. Сто килограммов живого веса грузно рухнули на песок рядом с бочкой, полной окурков. Быстро взяв на излом кисть своего обидчика, Арби сплюнул ему в лицо сигарету, поднял кулак и глянул на Рамазана. Тот выпустил струю дыма и отрицательно покачал головой. Тогда Арби небольно, но обидно пнул сержанта по заду и проговорил негромко:
– Убью в следующий раз, сука!
– Все, пошли на занятия! – громко сказал Рамазан и посмотрел на часы.
Курсанты, скрывая усмешки, вышли вслед за ним из курилки. Оглушенный сержант еще посидел немного, приходя в себя, затем поднялся, нашел пилотку (по ней кто-то прошелся сапогом), посмотрел вслед Арби и что-то пробормотал себе под нос.
Вечером перед отбоем, когда курсантам давали час личного времени, Чижов заметил оживление среди сержантского состава. «Замок» (заместитель командира взвода), пришедший с ужина, как-то странно посмотрел на Арби и даже внимательно проводил его взглядом, когда тот прошел мимо него. В углу казармы, где спали командиры отделений, Алексей увидел небольшую кучку сержантов, где, кроме своих, знакомых, он разглядел еще трех, пришедших, видимо, с других взводов. Они негромко о чем-то переговаривались и постоянно оглядывались на проходивших мимо курсантов. «Будет разборка, – подумал Чижов. – Просто так чеченцам этого не простят. Поднять руку на сержанта, наместника бога на земле!» Он усмехнулся. Хотя Арби все сделал правильно...
Алексей провалился в небытие сразу, как только лег на койку. В армии он не видел ни одного сна. И всегда удивлялся, как это после напряженного солдатского дня, длящегося с шести утра до десяти вечера, люди еще могут видеть во сне дом, родителей, девушку... Лично ему всегда казалось, что с момента отбоя до подъема прошла лишь одна минута.
– Эй ты, хер с бугра! Вставай! – услышал Чижов негромкий злой шепот.
Он проснулся сразу, открыл глаза и поднял голову от подушки. Недалеко от него спал Арби. Возле его кровати стояла темная фигура.
– Тебе чего, сука? – пробормотал чеченец, быстро вставая и надевая штаны.
– Иди в каптерку, тебя там ждут.
– Ну пойдем, – легко согласился Арби, вдел ноги в тапочки и вышел из спального кубрика.
«Блин! – тоскливо подумал Алексей. – Сейчас этому урюку вправят мозги, а я должен за него «вписаться»? На фиг он мне нужен... он за меня тоже не «впишется» ни при каких условиях... хоть и не трус... Сделать вид, что ничего не слышал?.. Не, не вариант... Ну ладно». Он быстро встал и бросился к кровати Рамазана.
– Рота, подъем! – свистящим шепотом произнес он прямо в ухо чеченца.
Рамазана подбросило на койке, и он кинулся к табуретке, где лежала аккуратно сложенная одежда. Алексей с удовольствием смотрел, как он одевается. «Укладывается в норматив...» Сверху на форме всегда лежит головной убор. Затем брюки и солдатская куртка. Рамазан нахлобучил пилотку на голову, натянул штаны, втолкнул ноги в сапоги и лишь тогда сообразил, что, кроме него, никто в роте не встал. Он поднял голову.
– Твоего Арби в каптерку повели... – произнес Алексей вполголоса.
Рамазан все понял сразу.
– Поднимай Кюри, – быстро ответил он и выбежал из спального помещения.
Через сорок секунд Кюри рванул на себя плотно прикрытую дверь. Алексей глянул через его плечо. В углу стояли Рамазан и Арби, окруженные «дедушками». Сержантов было пять или шесть человек. Начался «разбор полетов».
– Ты на кого руку поднял, щенок? – подошел вплотную к Арби тот самый сержант, которого чеченец сбил с ног в солдатской курилке. Сержант был в майке, плотный и широкоплечий. Он сжимал и разжимал кулаки. Алексей заметил, как побагровела его шея. – Да я же тебя вместе с говном схаваю, прямо здесь! – заводил себя сержант.
Арби растянул губы в улыбке и пригнул голову. Руки он держал в карманах. Рамазан, не обращая внимания на сержанта, оглядывал остальных, прикидывая обстановку.
Алексею было наплевать на Арби. Но вот Рамазан... Чижов выдохнул и осмотрел старослужащих. Все они обернулись на звук открываемой двери. Пара человек были явно пьяны, это было видно по их лицам.
«Драки не миновать, это понятно, да и хрен с ним... – быстро пролетело в мозгу Алексея. – Но вот напугать их можно... хотя бы дрогнут слегка, а это уже хорошо».
– А ну стоять! – зло сказал Алексей и шагнул в каптерку. – Хотите с нами побазарить? Давай. Хотите драку? Давай!.. Только учтите, суки, если на мне появится хоть один синяк, я вас всех в дисбат засажу!
Чижов знал, что говорил. Дедовщина во внутренних войсках была в разы меньше, чем у солдат других родов войск. Скорей всего, это было связано с тем, что солдаты ВВ постоянно вооружены, не считая только времени, отведенного на сон. Вся служба их связана с караулами и конвоями. В суточные караулы заступали целыми взводами. Не было никакой гарантии, что какой-нибудь обнаглевший «дед» не получит пулю в спину от «молодого», которого он с удовольствием «трамбовал» ночью.
Еще лучше это понимали и офицеры. После любой драки (если этот факт становился известным, конечно) командир первым делом интересовался сроком службы обеих сторон. Если выяснялось, что в драке участвовал «дедушка» и «дух», дело сразу передавали военному дознавателю. Тот тоже долго не церемонился и особо не разбирался. Старослужащего направляли в дисбат, который считался еще хуже, чем тюрьма. После отбытия срока в дисбате (год, два, три) солдат должен был еще дослужить срочную службу.