Страница 50 из 102
Расширение империи
Британия была не единственной европейской морской и трансокеанической имперской державой, хотя ее военно-морская мощь и колониальные владения значительно увеличились с середины XVI в. Ее власть над восточным побережьем Северной Америки к северу от Флориды расширилась и укрепилась благодаря приобретению Нью-Йорка, захваченного у голландцев (1664 г.), и признанию со стороны французов британскими владениями Новой Шотландии, Ньюфаундленда и Гудзонского залива (1713 г.), а также основанию таких колоний, как Мериленд (1634 г.), Пенсильвания (1681 г.), Каролина (1663 г.) и Джорджия (1732 г.). На протяжении XVII в. в Северную Америку с Британских островов эмигрировало, вероятно, около 200 000 человек, то есть существенно больше, чем французских Переселенцев в Канаду и Луизиану, а в число новосозданных поселений входили Чарльстон (1672 г.), Филадельфия (1682 г.), Балтимор (1729 г.) и Саванна (1733 г.). Англичане оказали сильное влияние и на Вест-Индские острова, на которых они активно развивали сахарные плантации, используя в качестве рабочей силы рабов из Западной Африки; среди британских прибрежных баз была в том числе и Аккра (1672 г.). Ост-Индская компания, получившая лицензию в 1600 г., заложила основы британской коммерческой активности, а позднее и политического могущества, в Индийском океане. В 1661 г. к англичанам отошел Бомбей, в 1698 г. — Калькутта. Шотландская колонизация — управляемая из центра в Новой Шотландии и независимая от Англии в неудачной попытке заселить берега Дарьенского залива (в Центральной Америке, 1698-1703 гг.) — сыграла важную роль для скрепления унии между Англией и Шотландией.
Внешняя торговля приобретала все большее значение для британской экономики и внесла огромный вклад в развитие таких портов, как Бристоль, Глазго, Ливерпуль и Уайтхэвен. По сравнению с серединой XVII в. значительно возросли объемы торговли с северно-американскими колониями. Общее водоизмещение торгового флота увеличилось с 280 000 тонн в 1695 г. до 609 000 тонн в 1760 г., а множество опытных моряков составляло прекрасную базу для набора в военно-морской флот, проводимого, в том числе, и силой группами вербовщиков.
Властные структуры
Славная революция занимает важнейшее место в вигской интерпретации британской истории, являясь ключевым событием, определившим британскую уникальность. Однако эти представления можно поставить под сомнение, если сравнить Британию и континент в период после 1688 г. как в функциональном, так и в идеологическом аспекте. С функциональной точки зрения, как на континенте, так и в Британии главную роль играли взаимоотношения между центральным правительством и правящей элитой, под которой на Британских островах следует понимать пэров, крупных землевладельцев, высшее духовенство и верхушку городского управления: элита в Британии отличалась большей открытостью и большей мобильностью по сравнению с другими европейскими государствами. Представители элиты имели обширные земельные владения и образовывали местную аристократию, сочетая социальный престиж с эффективным правительственным контролем на местах. В большинстве графств на практике центральное правительство означало монарха и узкий круг советников и сановников. Представления о том, будто они были способны заложить основы современного государства, ошибочны. У центрального правительства не было механизмов эффективного и постоянного вмешательства в работу местных органов власти, которое было возможно только при сотрудничестве с местной элитой. Кроме того, в ту эпоху, когда еще практически не существовало статистики, центральное правительство не могло составлять четких планов развития той или иной области. При отсутствии надежной информации (если вообще удавалось получить хоть какие-то сведения) о населении, доходах, экономической деятельности и землевладении, не имея в распоряжении географических обзоров и подробных карт, правительство действовало, как мы сказали бы сейчас, в информационном вакууме.
Лишенные инструментов, которыми пользуются современные правительства, правительства начала Нового времени опирались на другие учреждения и отдельных лиц, которым передавали многие функции, ныне исполняемые центральной властью и в то время отражавшие интересы, идеологию и состав социальной элиты. Какова бы ни была риторика и природа власти, ее действительность отличалась децентрализованностью и, в какой-то мере, совещательным характером. Вопросы религии, образования, пособий для бедных и здравоохранения сосредотачивались на уровне приходов, которые служили примером взаимодействия церкви и государства на местах. Жизнью прихода заправляли рядовые прихожане и дворянство.
Социальное обеспечение и образование по большей части входили в сферу ответственности церковных учреждений или светских организаций, часто связанных с церковью, таких как Общество по распространению знаний о христианстве, основанное в 1698 г., способствовавшее созданию благотворительных школ в начале XVIII в. Образование в Англии оплачивалось семьей учеников, в основном в средних школах, основанных преимущественно в XVI в., или благотворителями, живущими или усопшими; при этом обычно это никак не сказывалось на налогах, хотя в некоторых приходах существовало и бесплатное обучение. В Шотландии наметилась более последовательная традиция обязательного обучения: по парламентскому акту от 1496 г. образование стало обязательным для старших сыновей «состоятельных людей». Актом Тайного Совета от 1616 г. предписывалось, чтобы в каждом приходе была своя школа. После Реформации школы и университеты в Шотландии перешли в ведение местных властей.
Регулирование городской торговли и промышленности в Британии велось в основном городскими муниципалитетами. Командиры полков часто несли ответственность за набор солдат и их обеспечение, хотя британский флот отличался прекрасным административным и военным управлением. Впрочем, важнее всего то, что местное управление, особенно поддержание правопорядка и законности, а также отправление правосудия как в Британии, так и в других европейских странах, обычно предоставлялось местной аристократии и дворянству, при всем отличии местных формальных механизмов и учреждений. Когда Яков II решил нарушить сложившийся обычай и назначил в графства лордов-католиков, это не принесло ему ощутимых выгод, поскольку его люди не имели престижа и связей своих предшественников из аристократических семей, по традиции занимавших эти должности.
Несмотря на конституционные различия между Британскими островами и большинством континентальных государств, на местном уровне для всех них было характерно самоуправление, осуществлявшееся аристократами и их приверженцами, а на общенациональном уровне — политическая система, в общем и целом руководимая элитой, хотя ее власть ограничивалась в том, что касается политической и парламентской составляющей, сильной традицией народной независимости, особенно в крупных городах. В 16-й песне своей иронической поэмы «Дон Жуан» (1824 г.) поэт-романтик Джордж Байрон (1788-1824) подчеркивает контроль элиты над выборами, вне зависимости от ее теоретических политических предпочтений: «И представлял, весьма стремясь к избранью „Противный интерес" сей графский сын, Хоть интерес-то был у них один» (пер. Т. Гнедич). В 1800 г. радикально настроенный Томас Спенс задавал вопрос: «Разве наши законодатели не наши же землевладельцы?» И далее утверждал: «Только дети могут надеяться когда-либо вновь увидеть малые фермы или что-либо кроме гнета и притеснения бедных, пока вы полностью не свергнете нынешнюю систему земельной собственности». Городское имущество и промышленность также отчасти находились в руках аристократии. Например, большая часть города Килдар принадлежала графу Килдару.
Чтобы установить стабильную систему управления на Британских островах, впрочем, как и на континенте, нужно было обеспечить сочувствие местной аристократии устремлениям центрального правительства, однако эта цель обычно достигалась лишь руководящими указаниями, и так соответствующими ее желаниям. Для местной знати было важно получать такие указания и участвовать в правительственном механизме. Эта система успешно действовала, а ее нерушимость, если не гармония, поддерживалась не столько формальными бюрократическими орудиями, сколько отношениями покровительства и клиентства, которые связывали местную знать с сановниками, имевшими влияние на государственные дела и доступ к монарху. Сила и жизнеспособность британской аристократии в эпоху, последовавшую за Славной революцией, бросаются в глаза, не в последнюю очередь благодаря тому, что между нею и состоятельными простолюдинами, по большей части имевшими земельные владения и в основном господствовавшими в палате общин, не пролегала непреодолимая черта.