Страница 41 из 66
Что-то еще, больше чем пуля, пролетает мимо меня и выбрасывает шлейф мусора после взрыва. О, еще лучше! Еще остается каких-то двадцать метров и какой-то долбаный на всю голову умник схватил гранатомет. Пятьдесят метров от жизни, пять до смерти, ставлю на то, что никто не даст мне и шанса на выживание в эту секунду!
Шар плазмы ревет мимо меня, практически ослепляя взрывом о разодранный корпус раскуроченного «Леман Русса». Остается восемь метров, когда я чувствую, как что-то попадает мне в левое плечо. Инстинкт берет вверх, и я ныряю головой вперед.
Ох, фраг! Я в окопе! Дважды фраг! Я сначала приземляюсь головой в грязь и клянусь, что слышу, как хрустнуло плечо, когда я шлепаюсь о землю на два метра глубже, чем рассчитывал.
НАЧАЛА собираться толпа, лица в каплях дождя смотрят с любопытством на меня, пока я сажусь в грязи на дне окопа. Я слышу, как кто-то рявкает приказ, и толпа мгновенно рассеивается, расходясь перед высоким мужчиной, едва за двадцать, в униформе мордианского лейтенанта. Быстрый взгляд на плашку с именем подсказывает, что его зовут Мартинез. На Тифон Прайм, должно быть, сражаются полки с полудюжины миров, и я гребанулся в окоп именно мордианцев! Учитывая, что на мне украденная форма мордианца, ситуация не особо приятная.
Матринез с отвращением смотрит на меня, и за это я не могу его винить. Мое лицо измазано кровью и грязью, драгоценная униформа мордианцев выглядит хуже, чем рванье технопровидца.
— Смирно, гвардеец! — рявкает лейтенант. Я угрюмо посмотрел на него и поднимаюсь на ноги, склоняюсь под поддерживающую окоп доску в поисках укрытия от непрерывного дождя. Мартинез одаривает меня еще одним диким взглядом, когда видит мое лицо.
Эй, он словно наорал на меня, я знаю, что не красавчик, но где ваше воспитание?! Его взгляд задержался на царапине от пули на лбу, что напомнило мне о том, что я должен промыть рану, иначе рискую получить заражение.
— Имя, гвардеец! — с фальшивой бравадой в голосе рявкает Мартинез. Автоматически среагировав на команды из-за строевой подготовки, я попытался встать по стойке, но меня охватывает тошнота. Я не спал уже полутора суток, не говоря уже о еде.
— Кейдж, — мямлю я, сражаясь с волной головокружения.
— Что все это значит? — требует ответа мордианец, — Посмотрите на свое состояние! Я не знаю, что за дисциплина в вашем взводе, гвардеец, но ожидаю от каждого бойца соблюдения соответствующих стандартов полка! Приведите себя в порядок! И обращайтесь ко мне «сэр», или в противном случае, я прикажу выпороть вас за нарушение субординации. Все понятно?
— Да… сэр, — рычу я. Ты точно не хотел бы узнать о дисциплине в моем полку, лейтенант, думаю я, зная, что за его пуританский подход, его бы уже десять раз убили за три года проведенных рядом со мной.
ЭТОТ гребаный, самоуверенный лейтенант уже начал действовать мне на нервы. Тем не менее, в этом я должен винить только себя. Я знал, что эти проклятые мордианцы действительно повернуты на том, чтобы выглядеть изящно и опрятно. Мне нужно было найти труп с подходящим для меня размером, а не хватать первую же попавшуюся униформу. С другой стороны, я добрался до окопа относительно целым. Фаза номер один моего плана завершена.
Внезапно я ощущаю по близости характерный запах ружейной смазки, слышу щелчок предохранителя и чувствую, как холодный металл дула уткнулся мне в затылок. Я медленно оборачиваюсь и утыкаюсь в такой большой подбородок, что им впору ровнять с землей целые здания. Пробежавшись взглядом по лицу, я фокусируюсь на фуражке комиссара и сияющим золотом орле с распростертыми крыльями. Фракните меня, но он выглядит точно так же, как Полковник!
— Кейдж? На плашке имя «Эрнандес», гвардеец. Кто ты такой и что ты тут делаешь?
Голос комиссара сиплый, точно такой же, как у всех комиссаров. Интересно, их специально тренируют, чтобы они так разговаривали? Заставляют для этого жевать бритвенные лезвия или что-то в этом духе? Я не могу поверить, что забыл прочитать имя мертвого парня, прежде чем напялить его униформу! Фраг, обстановка накалилась!
— Лейтенант Кейдж, сэр! Я на спецоперации, типа под прикрытием! — отвечаю я, придумывая на ходу.
— Я не в курсе, что в этом секторе есть какие-то специальные подразделения, — отвечает он, явно не поверив ни слову.
— Со всем уважением, сэр, в этом-то и смысл, — говорю я, стараясь припомнить, как действует обычный гвардеец, — сложно сохранить прикрытие, если все знают что ты на операции.
Что ж, в этом я не вру. Вы не найдете более специального подразделения, чем мое.
— Кто ваш командующий офицер? — требует он ответа.
— Я извиняюсь, но не имею права разглашать эту информацию кому-либо не из моего подразделения, — отвечаю я. Хорошо, здесь я соврал, но он обязательно должен был слышать про Полковника.
— Я помещаю вас под арест, в ожидании подтверждения вашей истории от штаба, — провозглашает комиссар, — лейтенант Мартинез, назначьте в наряд пять бойцов для охраны заключенного. Если будет похоже, что он собирается слинять, расстреляйте!
Пока лейтенант назначает моих охранников, комиссар марширует мимо меня в бункер связи, который я видел раньше, сидя в ожидании дождя, чтобы тот прикрыть мой рывок. Лейтенант тоже уходит, приказав всем вернуться к обязанностям, и оставляет меня и пять стоящих вокруг бедолаг.
Я ПЛЮХАЮСЬ обратно на дно окопа, игнорируя расплесканную мной грязь и жижу. Впервые я решаю осмотреть свое плечо. Пустяки: на левом плече пуля оставила небольшую царапину, длинной примерно с палец. При сгибе оно чертовски болит, но я точно знаю, что оно не выбито, просто ушиб. Я вытаскиваю иглу и нитки из индивидуального пакета спасательных средств в левом ботинке и начинаю сшивать рану, сжав зубы от боли.
Моя охрана выглядит ошеломленной, и тогда я впервые осознаю, что беспокоило меня с тех пор, как я плюхнулся в окоп. Эти солдаты юны. Я имею в виду, по-настоящему юны — некоторым на вид шестнадцать, а самым старшим от силы двадцать. Кучка брошенных в бой недавно призванных несмышленышей. Затем я замечаю слева от меня ранец, из карманов торчат золотистые упаковки из фольги. Кивнув его сторону головой, я спросил самого молоденького.
— Это боевые рационы? — уже зная ответ, вопрошаю я. — ага, похоже на то. Вас тут постоянно кормят? Фраг, вы даже не представляете себе, как я был бы благодарен за кусочек. Можно?
Обеспокоенно взглянув на товарищей, новобранец топает к ранцу и вытаскивает оттуда консервную банку. Раскрыв ее, он протягивает банку с твердым бисквитом внутри.
— Ешь быстрее, — говорит он, — дождь моментально делает его сырым, и он становиться ужасным на вкус.
Его голос визглив, и он дрожит, нервно оглядывается через плечо на других торчащих в окопе. Я заржал.
— Ты имеешь в виду, «ешь быстрее, пока лейтенант фрагоголовый или этот тупой комиссар не вернулись», не так ли?
До того как они успевают остановить себя, моя пародия на хныканье комиссара себе под нос, вызывает у них усмешки.
Молоденький гвардеец, отступая, замолкает и усаживается на корточки у противоположной стороны окопа, размещая лазган между ног. Заговорил самый старший их них, его голос чуть тверже, чуть грубее.
— Между нами, ты кто такой? Ты действительно из спецотряда? На что это похоже? — спрашивает он, его глаза светятся любопытством. Я пялюсь в его искрящиеся от влаги, прищуренные, коричневые глаза. Дождь стекает по его щекам, и я вспоминаю, что очень хочу пить. Но в данный момент я не доверяю той влаге, которая капает с небес.
— Наройте мне фляжку воды, я прочищу горло от дыма, и расскажу вам, — предлагаю я. Фляжка появляется практически мгновенно, и несколько секунд я глупо давлю лыбу, пока прохладная жидкость стекает по моему иссушенному горлу. Не отдавая ее назад, я навинчиваю пробку и втыкаю ее в грязь рядом со мной.
— Ох. Я точно из очень специального отряда, — говорю я с усмешкой, — я не думаю, что кто-то из вас, новобранцев, даже слышал о нас, но услышите. Понимаете, я из штрафников «Последнего шанса».