Страница 37 из 66
— Мы не можем тратить время на спасение, — объявляет Полковник, отходя от края расселины, — нельзя сказать, насколько глубоко он упал, и у нас нет необходимого оборудования.
Раздается недовольное ворчание, но все слишком замерзли, чтобы по-настоящему спорить. Гаппо стоит на краю, пока все остальные проходят мимо. Когда он разворачивается и смотрит на меня, в его глазах пустота.
— Это займет всего несколько минут, — говорит он, скорее всего для себя, — он всего лишь просто заснет. Он не будет знать, что происходит.
— Она глубокая, он возможно уже готов, — отвечаю я, положив руку ему на плечо, и подталкиваю вперед. Он делает пару шагов, затем снова останавливается.
— Нам нужно идти! — рявкаю я, снова подталкивая его, — мы попадем на Эпсилон или умрем.
ВЕСЬ следующий день Полковник, не останавливаясь, гонит нас вперед. После полудня я прохожу мимо каких-то лежащих в снегу тел. Они лежат лицом вниз, и я не могу разобрать кто это, у меня нет сил, чтобы разбираться с этим. Я пытаюсь выяснить, кого не хватает, когда мы останавливаемся, но мои глаза воспалились, и их покрывает корка, все выглядят одинаково в своих тяжелых шинелях, с туго затянутыми вокруг лиц капюшонами. Я заставляю себя проглотить еще чуть-чуть консервированного мяса. Никто не говорит друг другу и слова, и даже Полковник необычайно тих. Дрожа, я усаживаюсь, сжав руки на груди, и ощущаю, как болит каждый мускул и каждая кость в моем теле. Моя голова клонится, поскольку тело сдается перед холодом, и я начинаю засыпать, когда меня кто-то снова будит.
— Что за…? — рычу я, отмахиваясь.
— Франкс, — говорит Гаппо. Больше ему говорить ничего не нужно. Он помогает подняться мне на ноги, и мы бредем к тому месту, где лежит Франкс. Я склонился над ним и всматриваюсь под капюшон. Его лицо покрывает корка льды, оно чрезвычайно бледное. Через секунду к нам присоединяется Лори, они низко наклоняется, почти прислоняется щекой к его рту.
— Все еще дышит, — говорит она, распрямляясь, — но едва-едва.
— Мы не можем бросить его, — объявляет Гаппо, и я согласно киваю. Я вроде как дал себе обещание, что Франкс переживет это.
— Что мы можем сделать? Я слишком устал, чтобы нести что-то, кроме своей шинели.
— Положим его на сани, — предлагает Лори.
— Плугфуты уже нагружены по максимуму, — предостерегает Гаппо, притоптывая ногами, чтобы согреться.
— Значит, им придется тяжелее. Мы заставим их тащить по очереди, — решаю я. Никто не возражает.
РАЗДАЛОСЬ полное боли ржание от плугфута во главе уменьшающейся колоны. Двое не проснулись, еще двое свалились этим утром. Полуденное солнце блестит на снегу, делая невозможным что-либо увидеть днем, словно наступила ночь.
— Кейдж! — слышу я крик Полковника и бреду вперед. Плугфут лежит на снегу, его левая задняя нога вывернута под странным углом и явно сломана. Сани перевернулись на камни неподалеку.
— Сэр? — спрашиваю я, стоящего на коленях рядом с упавшим животным Полковника.
— Разбей бойцов на команды по шесть человек и перевяжи их страховочными веревками, — говорит он. Он достает их кобуры болт-пистолет, прикладывает дуло к виску плугфута и вышибает ему мозги. Моя первая мысль о свежем мясе, но взгляд на Полковника напоминает мне о том, что мы не будем тратить и секунды. Затем меня внезапно заполняет волна ненависти.
— Вы не сделаете то же самое с нами, — рычу я на Шеффера, указывая на все еще дымящийся болт-пистолет.
— Если вы будете служить Императору так же хорошо, вы, может быть, заслужите хоть какого-то милосердия, — возражает он, убирая пистолет, — если нет, то ничего не получите.
К ЭТОМУ моменту нас остается двенадцать, не считая Полковника, и мы меняемся, чтобы по два часа тащить сани. Полковник пытался заставить меня оставить Франкса, сказав, что дополнительный вес излишен, но Гаппо, Лорон, Лори и Кронин вызываются добровольцами вместе со мной, и мы сменяем друг друга, передвигать оставшиеся от плугфута сани.
Вскоре я теряю отсчет времени, мимо меня проходят даже полуночные остановки, так что могло пройти как три дня, так и целая неделя, невозможно сказать. Ветер действительно усилился и снова валит тяжелый снег. Я помню предупреждение Экула насчет Гнева Императора и опасаюсь худшего. Я рассказал остальным, что нас ждет и все удвоили усилия, но наступает момент, когда все твои силы уходят только на то, чтобы не заснуть, не говоря уже о ходьбе или о том, чтобы тащить сани. Вскоре мы опустошили одни из саней от провизии и решили выбросить тенты, так как не у кого не остается сил, чтобы ставить их. После чего пошло чуть легче, две команды и плугфут по очереди тащат оставшиеся сани.
— Если орки столкнутся с чем-то подобным, они могут не преодолеть переход, — как-то вечером предположил Кайл, пока мы грызем полузамороженые полоски мяса.
— Да ты сам в это не веришь, — говорю я, — они крепкие ублюдки, ты это знаешь. Кроме того, они грабили, и построили, один Император знает что, перед тем как предпринять переход. Если их военачальники достаточно умны, чтобы пойти на такой финт, то у них определенно хватит мозгов подготовиться. У них, возможно, есть машины и все необходимое.
— А что если мы опоздаем? — восклицает Кайл, за секунду сменив оптимизм полнейшей депрессией. Я никогда прежде не видел, чтобы у него так скакало настроение, но я полагаю, что мы все дико мечемся между надеждой и отчаянием.
— Тогда мы хорошенько развернемся и пойдем обратно, — говорит Поливикз, зубами отрывая кусок соленого мяса.
— Вся эта проклятая Императором планета выглядит одинаково, — ругается Кайл, — я даже не знаю где мы, и долго ли нам еще идти.
Никто не утруждает себя ответом, и так достаточно сложно сконцентрироваться на следующих нескольких минутах, не говоря уже о том, чтобы беспокоиться насчет следующего дня. Я откидываю в сторону остатки своего рациона, слишком устал, чтобы жевать, и ложусь, желанный сон быстро меня успокаивает и уносит от боли в каждой части моего тела.
ХРИПЛЫЙ крик спереди врывает меня из вызванного истощением полусна.
— Что теперь? — сонно спрашиваю я, когда подхожу к полудюжине штрафников «Последнего шанса», собравшихся впереди.
— Один из пикетов заставы, — отвечает Полковник, — я отослал их обратно, чтобы предупредить об орках.
Я осознаю, что это были крики радости, а не вопли, но в моем одурманенном состоянии я интерпретировал их как вопли боли и горя какой-то заблудшей души.
— Мы все еще идем на Эпсилон? — поспешно спрашиваю я, боясь, что Полковник может приказать нам развернуться и идти туда, откуда пришли.
— Да. Мы достаточно долго шли, — уверяет он меня, и впервые я замечаю, насколько он выглядит тощим и осунувшимся. Вокруг его глаз огромные темные круги от бессонных ночей и он весь выглядит таким же изможденным, как и остальные из нас.
Еще два часа мы бредем, пока не доходим до сторожки. Там нас ожидает небольшая делегация офицеров Крагмирских полков. Их настроение мрачное, но они не слишком злобно смотрят на нас, когда слышат, что говорит Полковник, полностью истощенные, мы падаем на снег в нескольких метрах от них.
Я не слышу, о чем они говорят, уже несколько дней как я оглушен, даже несмотря на натянутый на голову защитный капюшон. Кажется, они возражают, и я думаю, что они гнут ту же линию, что и Гривс, обвиняют Полковника в том, что он отдал такой приказ. Я вижу, как Шеффер энергично качает головой и указывает на небо. Я слышу обрывки слов, типа «осада», «время», «важно» и «орбита». Ни одно из них не имеет для меня значения. Один из крагмирских офицеров, долбаная шишка, судя по нарядности его униформы, выходит вперед и отрицательно рубит рукой, после чего указывает большим пальцем за свое плечо на станцию. Следует еще более ожесточенный обмен любезностями, Полковник разворачивается на каблуках и топает к нам.
— Встать, штрафники, — рявкает он, после чего марширует по долине к воротам.