Страница 22 из 51
«Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы могли получитьих, в общем и целом, только за счёт России.В этом случае мы должны были, препоясавши чресла, двинуться по той же дороге, по которой некогда шли рыцари наших орденов. Немецкий меч должен был бы завоевать землю немецкому плугу и тем обеспечить хлеб насущный немецкой нации» [223] .
«Мы, национал-социалисты, совершенно сознательно ставим крест на всей немецкой иностранной политике довоенного времени. Мы хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше старое развитие 600 лет назад. Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы, и определённо указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвём с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе.
Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены» [224] .
А как же иначе? Ведь эти земли, столь необходимые германской нации, населяют недочеловеки-русские, истребившие свою элиту:
«Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось её государственное существование, и которая одна только служила залогом известной прочности государства. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам – превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы. Именно так были созданы многие могущественные государства на земле. Не раз в истории мы видели, как народы более низкой культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, пока сохранялось расовое ядро германцев.В течение столетий Россия жила за счёт именно германского ядра в её высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца» [225] .
Всё это не просто отвлечённые мечты, а непосредственное руководство к действию. Именно так воспринималась книга Гитлера чиновниками Третьего Рейха. Приведу наглядный пример. После подписания 23 августа 1939 года договора о ненападении, более известного как «пакт Молотова-Риббентропа», в обмен на поставки сырья СССР получил из Германии разнообразное оборудование, а также военную технику. В числе прочего для нашего флота были заказаны шесть орудийных башен 380-мм калибра, изготовить которые взялся концерн Круппа.
К 22 июня 1941 года башни ещё не были готовы. С немецкой педантичностью Крупп поинтересовался, как будут урегулированы претензии заказчика по окончании военных действий. Сомнения оружейного магната разрешил капитан Шоттки из министерства экономики. Выразив удивление, что представитель фирмы Круппа не знает соответствующего отрывка из «Майн Кампф», Шоттки объяснил, что после войны не будет ни советского, ни российского правительства, поскольку русское государство прекратит своё существование, а его территория будет разделена и превращена в колонии. Таким образом, за невыполненный контракт можно не беспокоиться [226] .
Придя к власти, фюрер немедленно приступил к воплощению своих идей в жизнь. С прямого попустительства западных демократий запреты и ограничения, наложенные на Германию Версальским договором 1919 года, были отброшены. Началось формирование современных вооружённых сил. Не была обойдена вниманием и разведка.
Признание харьковского агента
Вот несколько эпизодов из воспоминаний художника Николая Обрыньбы, ушедшего в 1941 году добровольцем в народное ополчение и попавшего в окружение под Вязьмой. Находясь в немецком плену, ему неоднократно приходилось выслушивать своеобразные «чистосердечные признания» со стороны гитлеровских холуёв:
«Переводчик разговорился:
– Мыеще к вам в институт ходили танцевать с вашими девчатами, у вас вечера были, особенно маскарады, шикарные. Восемь лет в Харькове учился и шпионом был.
У меня вырвалось:
– Жаль, не знал в Харькове, кто ты есть!
Он посмотрел пристально:
– А то что?
Во рту стало сухо, совсем не к месту мои сожаления, сказал:
– Просто никогда не видел шпионов» [227] .
«– Откуда ты?
– Из Москвы, из художественного института.
– А я из Свердловска, был студентом второго курса медицинского института. Два года работал шпионом на немцев, должны они меня лейтенантом послать в армию, да документы, что я шпионом был, затерялись. Пока найдут, сюда направили, начальником батальонной полиции» [228] .
«Вошли переводчики. Их четверо, Фукс, Ольшевский, Ганс и ещё один, старик. Фукс и старик – русские из Литвы, Ольшевский – литовец, Ганс – немец из Днепропетровска, хотя на вид в нём нет ничего немецкого. Как-то Ганс рассказал мне свою историю. Восемь лет он был шпионом. Завербовали его, когда он жил в немецкой колонии в Поволжье, затем он переехал в Днепропетровск и работал на металлургическом заводе, выполняя своё шпионское задание» [229] .
Примечательно, что никто этих граждан за язык не тянул. Сами признались, отнюдь не под пытками «палачей из НКВД». А вот что пишет западный автор, далёкий от симпатий к сталинскому СССР:
«В течение нескольких довоенных лет Советский Союз прямо-таки наводнили немецкие шпионы, приезжавшие туда под видом промышленников и инженеров немецких фирм якобы с целью получения заказов от советского правительства. Нескольких поймали с поличным, как, например, техперсонал концерна "Фрелих Дельман", работавших в промышленных центрах Кузнецкого бассейна, а также инженеров, присланных фирмой "Борсиг и Демаг" работать по контракту на Украине и в Западной Сибири. Однако многие благополучно вернулись домой, предварительно поделившись информацией с посольством в Москве или же успев переправить её через курьеров. Немецкие концерны в обязательном порядке передавали абверу копии всех планов и чертежей, подготовленных ими для советских властей. Догадываясь об этом, советское правительство аннулировало часть контрактов и выслало немецких специалистов, однако основной урон стране уже был нанесён» [230] .
Разведчик от «Юнкерса»
Перейдём теперь к документам. Вот донесение зам. председателя ОГПУ Генриха Ягоды № 50720 от 22 мая 1934 года на имя Сталина:
«В расшифрованных телеграммах японского военного атташе в Москве помощнику начальника Японского Генштаба за № 55, 56, 57 и 58 от 12 мая с.г., имеющихся в сводках тов. Бокий, было указано, что германским военным атташе в Москве полковником Гартманом переданы
японцам подробные разведывательные данные, касающиеся ряда конструкций самолётов и некоторых авиационных заводов (заводы №№ 81, 22, Пермский и Воронежский заводы и другие).
Обратило на себя внимание, что некоторые из переданных в отношении нашей авиации и авиапромышленности относят, несомненно, к последнему времени.
Заслуживало внимания также и то, что помимо сведений о военных самолётах германский военный атташе располагал также данными, касающимися гражданского авиастроения, в частности по заводу № 81.
В целях вскрытия источников, которыми пользовался германский военный атташе при получении приведённых в указанной выше телеграмме данных и исходя из того, что германско-поданные с работы в авиапромышленности повсеместно удалены, нами был подвергнут анализу ряд агентурных разработок обрусевших немцев, имеющих отношение к авиапромышленности и подозрительных по шпионажу в пользу Германии.
Из числа таких лиц, находившихся ранее в агентурной разработке, вызвал особое внимание консультант Главного управления Гражданского Воздушного Флота Лукенберг С.Ф. (по национальности полушвед, полунемец, гр-н СССР, б/п, бывш. сотрудник концессии "Юнкере", бывший начальник планового отдела Авиаспецтреста). Лукенберг в период службы его в концессии "Юнкере" был осведомителем Особого отдела ОГПУ, но существенных сведений не сообщал, и в 1932 г. связь с ним как с осведомителем была прекращена и одновременно он был взят под наблюдение как заподозренный в неискренности, хотя никаких данных о причастности его к германской разведке не имелось. В начале 1932 г. Лукенберг по своей инициативе и без всяких рекомендаций поступил на службу в "Авиаспецтрест", воспользовавшись происходившей тогда мобилизацией в Авиапромышленности всех бывших работников авиации.