Страница 23 из 66
Волнение, все настойчивее проявлявшийся акцент, быстрая речь — мы с трудом понимали, о чем он говорит. Но нам удалось уяснить себе, что после смерти отца, погибшего в результате несчастного случая, Регане так и не смог найти нового партнера и изменил свой номер. Оставив вольтижировку, он приступил в одиночку к разным упражнениям, в частности к удерживанию равновесия, стоя на голове на перекладине трапеции. Это было восхитительное зрелище и — как уверял нас Орландо — безопасное, так как при малейшем отклонении в сторону Регане мог ухватиться за канаты.
— На какой высоте он работал? — спросил Поль.
— Он начинал с четырех метров, а потом трапецию осторожно поднимали метров на десять.
— Без страховки?
— Без страховочной сетки… Публика — она же любит ощущать страх!
— Тем не менее, — сказал Поль, — все же риск был, коли он упал.
— Он упал, потому что оборвался один из канатов, — сказал Орландо. — Там, совсем высоко!
Поль, в свою очередь, поднял голову.
— А если повредили установку?
— Но это невозможно, — запротестовал Орландо без особой уверенности. — Все мы — это большая семья, семья, в которой любят друг друга…
— Он тренировался, когда произошел несчастный случай?
— Да. Каждое утро часам к семи он приходил порепетировать. Он опускал свою трапецию… туда, где вы ее видите… и делал несколько упражнений… Никакой акробатики… Простая зарядка, чтобы проверить реакцию.
Поль подал мне знак, и мы приблизились к группке людей, которая постепенно умолкала. В центре, на песке распластался Регане. Он лежал на спине, в одном тренировочном костюме голубого цвета. Никаких следов крови. Возле него, стоя на коленях, громко всхлипывая, плакала женщина лет пятидесяти.
— Его мать, — шепнул Орландо.
— Врач осмотрел тело?
— Да. Сказал, что он, должно быть, скончался на месте.
И он провел ребром ладони по затылку.
— Я хотел бы осмотреть канаты трапеции, — сказал Поль. — Попросите их спустить.
Орландо отдал распоряжение на каком-то языке, который я не смог распознать, и униформист направился к шесту, к которому крепился моток канатов. Я наблюдал за матерью. Это была цыганка. Она сидела на корточках, утопая в ворохе разноцветных юбок, у нее был точеный профиль старой индианки. Она держала руку сына, а ее губы двигались то ли молясь, то ли проклиная. Покойник, мужчина двадцати пяти — тридцати лет, скорее низкорослый, не очень красивый, лежал у ее ног.
Падение спутало его черные, набриллиантиненные волосы. У основания шеи виднелась татуировка. Ассистенты, казалось, замерли, потрясенные, а в глазах у женщин стояли слезы. Поль позвал меня к себе. Он держал перекладину трапеции и оборванный канат.
— Смотри!
Я моментально все понял. Не доходя до верхнего конца, канат был надрезан на три четверти с помощью очень острого лезвия, которое аккуратно рассекло пеньковые волокна. Под тяжестью Регане целые канатные пряди натянулись, потом лопнули и закрутились тонкой спиралью.
— Падение последовало неизбежно, — заметил Поль.
Он показал свое открытие Орландо, который долго качал головой, не говоря ни слова. Он неумело ломал комедию, наверное, с самого начала почувствовал, что речь идет о преступлении, но, должно быть, опасался расследования, которое помешало бы продолжить представления.
Позади нас пронесся какой-то шумок. Это уводили мать Регане, в то время как двое мужчин набрасывали на труп конскую попону.
— Вчерашний вечер прошел без инцидентов? — спросил Поль. — Регане как обычно исполнил свой номер?
— Да… Ничего особенного.
— Кто-то имел зуб на него, — продолжил Поль. — И, по всей очевидности, кто-то из цирка. Вредительство произошло ночью. Знали, что Регане тренируется в одиночку рано утром. Преступник, возможно, думал, что у него будет время заменить канат прежде, чем забьют тревогу. Это не представляло серьезных трудностей, и все поверили бы в несчастный случай. Кто обнаружил тело?
— Киелия… Клелия… это его мать… Она пришла сюда часам к восьми.
— А кто предупредил полицию?
— Я, — выговорил Орландо.
— Вы сразу же подумали, что его смерть подозрительна, не так ли? Почему?
Орландо колебался, затем, взяв нас под руки, увлек в сторону.
— Я подозревал, — объяснил он. — С некоторых пор дела складывались как-то не очень хорошо. Не подавая виду, посмотрите туда, на небольшую группку, которая удаляется… Слева высокая девица — это Изабель Бурр. Она фокусница. Очень хороший номер… Справа от нее вы видите мужчину в серой куртке. Это Фальконе, укротитель. В течение двух лет Изабель была подружкой Регане. А потом, три месяца назад, я пригласил работать Фальконе, и Фальконе начал увиваться вокруг Изабель. Вот так!.. Регане и Фальконе были на ножах. Они даже подрались один раз. Пришлось пригрозить, что выкину их вон обоих. Не говорю уж об оскорблениях, угрозах. Каждый день что-нибудь да случалось. И больше всех выходила из себя старая Клелия.
— Значит, что же, по-вашему?
— Подождите! Я никого не обвиняю. Рассказываю вам то, что вы так или иначе узнаете.
— Эта Изабель Бурр полностью порвала с Регане?
— Да. И он сильно изменился. Работал без подъема.
— В целом все указывает на Фальконе?
Орландо поднял руки в знак протеста.
— Я не знаю. Не знаю. Не заставляйте меня говорить то, чего я не знаю.
— Хорошо, — подытожил Поль. — Мы их сейчас допросим.
Фургон Клелии находился совсем рядом со зверинцем, откуда исходил сильный запах и время от времени доносилось приглушенное рычание. Цыганка лежала на раскладушке, а возле нее находилась какая-то женщина. Когда Клелия увидела, как мы заходим, она приподнялась на локте.
— Это Фальконе! — крикнула она.
С кровати спрыгнули три пуделя и побежали, наталкиваясь друг на друга. На шее у них красовались банты. Я вспомнил часть программы: «Клелия и ее ученые собаки». Мы приласкали их, и они вновь устроились на постели.
— У меня только они и остались, — плача, сказала Клелия. — Но он и их тоже убьет!
Поль попытался допросить ее, но она могла лишь кричать: «Это Фальконе!» Сведения же мы получили от молодой женщины-наездницы. Через оконце она указала нам на передвижной домик-прицеп Регане.
— Он жил там. Его почти не было видно. С той поры как умер отец, он стал мрачным и держался ото всех на расстоянии. Изабель приходилось тяжело с ним. Его номер получался не очень-то хорошо…
Она говорила тихим голосом.
— Я не хочу, чтобы Клелия меня слышала. Сын — для нее все. Самый красивый, самый нежный, самый лучший. А в действительности…
— А его отношения с Фальконе?
— Что-то назревало. Регане поклялся спустить с него шкуру. И если бы не этот несчастный случай, то, я думаю, он кончил бы тем, что убил его.
— Ревность обманутого мужа?
— Конечно. Но не только это. Фальконе молод и на вершине успеха. Он нравится толпе… женщинам…
— Вы находите его симпатичным?
Она слегка покраснела.
— Он и есть такой, — сказала она чуть громче. — И это не его вина, что Изабель свалилась ему на голову.
— Тем не менее, — вновь вступил в разговор Поль, — совершено преступление. Я могу вам это сказать, так как скоро об этом объявят официально. Кто-то подпилил канат. Это же гнусно, правда?
Прошло какое-то время, прежде чем она ответила:
— Вот именно, я не понимаю. Это совершенно на него не похоже. Фальконе смелый мужчина. И более того, намного сильнее Регане… Все это просто ужасно!
Слышались причитания старой цыганки. Почти повсюду висели фотографии артистов, а в глубине висела афиша с надписью крупными буквами:
«Семья Регане. Люди-птицы».
— Итак, сегодня утром… — сказал Поль.
— Сегодня утром, — продолжила наездница, — Регане не пришел к завтраку. После разрыва с Изабель он взял за привычку питаться вдвоем с матерью… Так что она прошла на арену… около восьми часов… И позвала на помощь. Она словно обезумела.
— Это Фальконе! — прокричала старая женщина.