Страница 18 из 67
С.Ю. Нечаев пишет:
«Абсолютно достоверных сведений о положении войск Наполеона у него не было, а посему слишком рисковать он не счел нужным. Позиция князя Багратиона была несколько иной: сам он вряд ли знал о противнике больше, чем Барклай де Толли, но зато был совершенно уверен, что действовать нужно иначе. Но вот как? Как и всегда, обладавший вулканическим темпераментом князь Багратион предпочитал довериться своей интуиции».
При этом в отношении Барклая князь Багратион заявил следующее:
«Невозможно делать лучше и полезнее для неприятеля, как он <…> Истинно, я сам не знаю, что мне делать с ним и о чем он думает?»
В связи с этим С.Ю. Нечаев удивляется:
«Право же, складывается впечатление, что все, что думал и делал Михаил Богданович, вызывало в тот момент у князя Петра Ивановича изжогу».
Как видим, противостояние Барклая и князя Багратиона под Смоленском лишь усилилось. В результате после соединения с 1-й Западной армией последний уже открыто стал обвинять Михаила Богдановича в неспособности руководить войсками.
Позднее Барклай так написал про свои отношения с князем Багратионом:
«Я должен был льстить его самолюбию и уступать ему в разных случаях против собственного своего удостоверения, дабы произвести с большим успехом важнейшие предприятия».
И конечно же, дело тут было не в «великолепно спланированной масонами операции по передаче их руководителю [то есть Наполеону. – Авт.] ключа от Москвы» [то есть Смоленска. – Авт.], о которой с маниакальным упорством пишет А. Мартыненко. Проблема заключалась в том, и это отмечает серьезный британский военный историк Дэвид Чандлер, что «личные разногласия Барклая и Багратиона дошли до такой степени, что это уже мешало согласованию действий их армий».
Тем временем русские войска на четыре дня вообще остановились и простояли на месте, непонятно чего ожидая. В результате Багратион, как утверждает его биограф Е.В. Анисимов, «вышел из повиновения Барклаю».
А может быть, именно это и стало причиной «странного» стояния русских на пути к Рудне?
Но вот Наполеон в это время не дремал: 2 (14) августа его войска перешли через Днепр в районе Расасны и двинулись на Смоленск. Это наконец побудило русских тоже пойти назад к Смоленску.
То, что происходило в районе Рудни, британский генерал Роберт Вильсон, находившийся в 1812 году наблюдателем при русской ставке, называет «бесплодными маршами и контрмаршами, продолжавшимися в течение восьми дней».
Эти странные маневры в треугольнике Смоленск – Рудня – Поречье пагубно отразились на моральном состоянии войск и привели к активизации генеральской оппозиции по отношению к Барклаю де Толли. При этом о том, что инициатором всего этого был князь Багратион, почему-то никто и не вспомнил. А ведь, по сути, русским войскам в данном случае просто повезло, ибо эти маневры едва не стали причиной их гибели, открыв Наполеону практически прямую дорогу на Смоленск с юго-запада.
Считается, что Наполеон, лично руководя войсками и переведя их на другой берег Днепра у Расасны, совершил самое искусное движение из всех, сделанных им в течение всей войны 1812 года.
Он перевел через Днепр почти 175 000 человек, пошел параллельно реке и легко мог без боя взять оставленный русскими Смоленск, отрезав обеим их армиям дорогу на Москву. Как пишет историк С.Ю. Нечаев, «сделай он это, положение русских стало бы поистине катастрофическим. И фактически это была бы труднопоправимая ошибка <…> князя Багратиона <…> и того самого военного совета, мнение которого под давлением императора <…> вынужден был принять Барклай де Толли».
Задержал Наполеона бой под Красным, который имел место 2 (14) августа и в котором генерал Д.П. Неверовский со своей недавно сформированной дивизией, насчитывавшей всего 6000 человек[5], выдержал атаки огромных сил французов.
Дело в том, что уже за Днепром авангард маршала Мюрата и корпус маршала Нея в районе полудня вдруг наткнулись на отряд Д.П. Неверовского, вышедший из Красного и расположившийся в полном боевом порядке. Естественно, Мюрат бросился в атаку, но русские быстро построились в каре и стали штыками пробивать себе путь для отступления.
Историк Н.П. Михневич описывает этот бой так:
«Мюрат с 15-тысячной конницей и дивизией пехоты повел атаку на нашу главную позицию. Драгуны на левом нашем фланге были опрокинуты, и противник успел захватить пять наших орудий; казаки на правом фланге тоже были сбиты. Неверовский остался с одной пехотой! К нему присоединился и батальон, занимавший Красный. Между тем противник, видя слабость нашего отряда, напрягал усилия, чтобы его уничтожить: пехота готовилась атаковать с фронта, конница охватила оба фланга.
Неверовский, решив отступить по Смоленской дороге, приказал батальонам построить каре и, объезжая их, говорил: «Ребята, помните же, чему вас учили; поступайте так, и никакая кавалерия не победит вас: не торопитесь в пальбе, стреляйте метко во фронт неприятеля, третья шеренга передавай ружья не суетясь, и никто не смей начинать без моей команды!»
Между тем неприятель ураганом несся в атаку на безмолвное каре Неверовского. Загремела «тревога», и дружный батальонный огонь послал тысячи метких пуль навстречу атакующим; вскоре масса всадников и лошадей, убитых и раненых, покрыла поле перед батальонами; доскакавшие до каре храбрецы гибли на штыках егерей. Атака отхлынула, Неверовский дал сигнал «отбой» и, снова объезжая войска, благодарил их и поздравлял с победой. Громкое «ура!» и «рады стараться» раздавались ему в ответ.
Отбив нападение, наши батальоны двинулись к Смоленску по большаку, вдоль канав, обсаженных деревьями. Неприятель ежеминутно производил атаки; каре останавливались и доблестно встречали врага смертоносным огнем и штыками. Пройдя таким образом верст пять, наши, без различия полков, тесно сплетясь, смешались в одну колонну, отступая, отстреливаясь и отражая атаки».
Подвиг отряда генерала Неверовского под Красным
Так продолжалось почти весь день, и лишь с наступлением темноты атаки французов прекратились. После этого остатки отряда генерала Неверовского быстро двинулись к Смоленску и, преодолев за ночь 40 километров, к утру стояли на позиции в 6 километрах от Смоленска.
Сам Наполеон осудил действия своих маршалов в этом бою, сказав:
– Я ожидал всей дивизии русских, а не семи отбитых у них орудий.
Итак, Неверовский отступал, как лев. Он потерял больше половины состава своего отряда, но все же сумел на время задержать наступление главных сил Наполеона и не позволил тому с ходу взять Смоленск.
Этот бой по праву следовало бы назвать одним из самых героических эпизодов войны 1812 года. Подвиг генерала Неверовского и его людей практически не имеет аналогов в военной истории. Но, говоря об этом, хотелось бы отметить, что именно М.Б. Барклай де Толли очень мудро приказал генералу Неверовскому на всякий случай передислоцировать свою дивизию на южный берег Днепра для охраны подступов к Смоленску и наблюдения за французскими войсками.
Не подлежит никакому сомнению тот факт, что если бы не героическое сопротивление отряда Д.П. Неверовского, то французские войска вполне могли бы достичь Смоленска уже к вечеру 2 (14) августа. Что стало бы тогда с отрезанными от своих тылов русскими армиями, можно лишь предполагать…
Историк Е.В. Тарле пишет:
«Армия бесполезно «дергалась» то в Рудню, то из Рудни».
Оставив за скобками вопрос о том, кто был истинным инициатором этого «дерганья», отметим, что и тут Барклай оказался на высоте.
5
27-я дивизия Неверовского, составлявшая ядро его отряда, была составлена из молодых солдат, не бывавших еще в бою. Кроме того, у генерала имелся Харьковский драгунский, а также три казачьих полка.