Земля недоступности

«Тем лучше для меня», — констатировал Зуль.

— Знаете ли вы, сколько это стоит?

— А откуда же нам знать?

— Пять долларов за каждый килограмм.

— Гляди, председатель, тянет–то как, — весело заметил Михайло.

Илья ухмыльнулся.

— А только, товарищ ученый, нам это все–таки ни к чему, — подумавши заявил Михайло, — потому мы мелкоскопов не делаем.

Зуль укоризненно покачал головой.

— Подождите минутку.

Он залез в палатку. Через минуту вылез удовлетворенный.

— Где вы его нашли?

— А вот как с начальником ездили. Как думаешь, Илья, сколько миль–то будет отсель?

— Я так думаю, миль с полста буде.

Зуль подбросил на ладони кристаллы.

— И много там такого прозрачного камня?

— Выходит наружу вроде как жилой с под заструги; видать длинная, а только достоверно сказать не можем, потому не проследили — ни к чему было.

— А разве доктор Хансен не видал этой жилы?

— Не, это мы с Ильей ходили случаем. А капитану и не говорили — невдомек было.

— Так–с, так-с, — покрутил Зуль бороду.

— Вы знаете, конечно, что имеете право выставить там столб со своей фамилией, на месте этого открытия?

— Это нам, конечно, известно, — степенно заявил Михайло, — только нам…

— Постойте. Я вам сейчас скажу, как здесь нужно сделать. Мы с вами вместе поедем на место, сегодня же я оценю там жилу и завтра сделаю перевод на ваше имя в любой банк. Если хотите, сегодня же аванс могу внести… ну, хотя бы в тысячу долларов. А вы напишите расписку в том, что все свои заявки на месте найденного вами исландского шпата вы продали мне и никаких претензий на разработку его больше не имеете.

Михайло усиленно заскреб бороду.

— Н–да… конешно… столбики оно почему не выставить. А между прочим насчет аванса погодить придется.

— Чего же ждать, господин Князев? — непринужденно сказал Зуль. — Вы все равно заняться разработкой не можете. Да и вообще я рискую своими деньгами — ведь очень трудно предположить, чтобы кто–нибудь смог еще попасть на этот остров ради такого пустяка, как эти кристаллы… А ведь я вам заплачу по сто долларов за каждый шаг жилы, выходящей на поверхность. Это очень большая сумма, господин Князев. Я советую вам не раздумывать… Итак, по рукам?

Он протянул Михайле руку. Князев нерешительно царапнул ее теркой своей ладони.

— Как сказано, мистер, столбики выставим. А насчет расписочки погодить придется.

— Сколько же времени вам нужно на размышления?

— Вот уж это сказать совершенно затруднительно.

— Хорошо, я даю вам срок до завтра… Только я вас попрошу ни с кем другим об этом деле не говорить, — вкрадчиво сказал Зуль, заглядывая в глаза Князеву.

Но глаза промышленника лукаво блестели, укрывшись за кустами седой щетины.

Вылке надоел разговор. Он решительно сунул руку Зулю, и проводники ушли.

Вокруг их палатки, как правило, царили шум и грызня. То–и–дело приходилось проводникам выскакивать из спальных мешков, чтобы разнимать беснующихся псов.

Но сегодня псы дрались вволю. Никто не выглядывал из–под засаленного полога и твердый, как палка, хлыст не гулял по вздыбленным собачьим хребтам. Проводники отсыпались после долгой дороги. Хотели отоспаться. Но отоспаться им не дали. Когда лагерь затих, полог палатки поднялся и длинный худой немец в роговых очках, тот самый геолог, что называл астрономические цифры, увидев кристаллы шпата у Михайлы, осторожно разбудил Князева:

— Господин проводник… Господин проводник, мне нужно с вами поговорить.

Михайло с трудом стряхнул тяжелый сон и опознал немца. Он сопя скреб под малицей грудь, пока немец, торопясь и путаясь, излагал ему свое предложение купить у него право на открытые им участки шпата.

— Чай завтра время будет поговорить–то, — недовольно протянул Михайло.

— Нет, нет, это дело очень спешное, его нужно решить теперь же… Вы, господин, должны пон…

— Я понимаю, я очень даже понимаю, товарищ профессор; я даже, может статься, так понимаю, что вам и невдомек. Но, между прочим, позвольте вам отселе выйти, — я спать хочу.

Михайло натянул повыше мешок и отвернулся. Немец недоуменно развел руками. Попытался еще раз объяснить. Сладкий присвист ответил за проводника.

Уже значительно менее мирно встретили здесь следующего посетителя. Американский геолог Вильсон, влезши в палатку, сослепу наступил на собаку, примостившуюся у ног Вылки. Пес с визгом вскочил и вцепился в пим американца. Илья спросонок, не разобрав в чем дело, полоснул в сторону визга всегда готовым к действию хлыстом. Кнут со свистом резнул воздух и обвил ноги Вильсона.

Разговор о шпате длился после этого еще меньше, нежели с немцем. Вильсон ушел разочарованный и обозленный неимоверной тупостью проводников.

3. УГОЛЬ ИЛИ ШПАТ?

«Уголь или шпат?» — Зуль ни на минуту не мог отделаться от этого вопроса. Даже во сне его тревожили сумбурные видения, в которых он то задыхался под грудами черных жирных осколков угля, то зарывался головой в полость мешка, стараясь спрятаться от ослепительного сияния огромных глыб исландского шпата, разбрасывающего вокруг себя целые каскады солнц.

«Уголь или шпат?.. Уголь или шпат?..» — непрестанно долбило в мозгу. Долбило до того, что Зуль не выдержал и проснулся. Однако, открыв глаза, он не сразу сообразил, что видения были только сном. Все вокруг сверкало и искрилось.. До рези в глазах. До боли в мозгу. Зуль зажмурился и весело рассмеялся. Как не смеялся уже давно. Вопрос был ясен. Разве может быть сомнение? «Уголь или шпат? — Конечно, оба». Зуль произнес это почти вслух.

Проводник упрям. Может быть он более сведущ, чем и думал?.. Нет, я думаю — это простая жадность… От глупости», — резюмировал Зуль и вылез из спального мешка.

4. В ПОГОНЕ ЗА СЛЕДОМ

Солнце садилось в белесой дымке, скупо освещая западные склоны холмов. Длинные острые гребни тянулись без конца и края. Ряд за рядом, как волны в океане. И вид у них был такой же, как у волн. Горбатые, вздыбленные пушистой снежной спиной с северной стороны, они ниспадали глубокими вмятинами с южной. С первого взгляда, да еще издалека, их никак нельзя было принять за холмы. Скорее просто навороченные жестокой метелью сугробы. Да даже подойдя вплотную, у самой подошвы невозможно было определить высоту холма. Только потратив час и другой на подъем, определяли триста, четыреста, а то и все пятьсот метров над уровнем моря.

Взбирались на холмы змейкой. Иначе не держали на подъеме лыжи. Ноги ехали назад. Люди тыкались в хрустящий, сахарно–звонкий наст. Норвежцы еще ничего, справлялись лучше. А немцы, привыкшие к плотным фирнам, проваливались сразу, как в расступившееся болото, стоило податься корочке наста.

В тех низинах, где снег был открыт теплому дыханию юго–западных ветров, люди, проваливаясь, сразу попадали в подснежные озера талой воды. Верхний покров был непрочным и проваливался даже под лыжами, не говоря уже о собачьих лапах. Несчастные животные по грудь уходили в мокрую крупу. До крови резали себе ноги о края тонкого наста.

В лазании по гигантским сугробам–холмам и в переправах через затопленные под снегом долины прошел день. Солнце обвело длинные тени людей вокруг их ног и спустилось к горизонту. Из собачьих ртов повисли распаренные красные языки.

Стали на ночевку.

Разбили палатки. Глядя на прозрачный огненный венчик примуса, Зуль думал о несметных угольных залежах, скрывающихся внутри холмов–сугробов. Под эти мысли и уснул.

А через несколько часов, когда тени палаток стали короче, невыспавшиеся люди свернули немудреные крыши и, оглаживая хореями собак, пошли дальше.

Зуль пытался заговорить с проводниками о шпате. Но Илья просто не понимал его. А Михайло хитро отмалчивался. Наконец Зуль решил, что и сам не пропустит места, где проводники видели шпат. Так и шел, внимательно следя за откосами холмов — не покажется ли где–нибудь грунт.