Страница 16 из 25
Но Поярков не попытался добыть большего, чем подумал. Он поберег Катю. А поблагодарив, как бы раскрыл и себя, присоединился к чужой тайне. Смутно все было пока, словами никак не очерчено, уцепись за слово, и ничего-ничего не поймешь. Вернее, поймешь как сказано, и потому бесполезно для ищущего истину. Это устраивало и Катю и Пояркова.
Взволнованные своим открытием, они уже не могли, да и не хотели говорить ни о чем важном. Надо было сжиться с тем, что приобрели, понять его и сберечь.
Молча они стали прохаживаться под осинами. До Садовой и назад, к крыльцу Катиного дома. От крыльца и снова до Садовой.
Потом заговорили. Но уже о другом, совсем не связанном с тем, что пережили только что. Им предстояла разлука. Долгая, а может, и вечная. Поярков уезжал. Уезжал туда, откуда редко возвращаются.
И все-таки они надеялись. Мечтали.
— Мы встретимся… Обязательно встретимся.
Они ошиблись. Оба ошиблись. Японцы не подчинялись логике.
Ночью он передал сообщение:
Предположительный отъезд на той неделе. Двухместное купе с полковником Комуцубарой.
Пересадка в Сахаляне. Встречайте!
А в двенадцать дня, минута в минуту, к дому, где жил Поярков, подкатил свою коляску рикша и пригласил господина, отъезжающего в Дайрен, воспользоваться его экипажем. Без особого удовольствия Поярков влез на сиденье, пристроил в ногах чемоданчик и кивнул хозяйке — прощайте!
Он собирался подъехать к вокзалу, показать, что в самом деле намеревается следовать в Дайрен, но рикша и в мыслях не имел совершать прогулки по городу. Он сразу повернул на окраину и предоставил Пояркову полную возможность погреться на полуденном солнце и поглотать густой харбинской пыли.
С полчаса рикша бежал по шоссе, потом свернул на проселочную дорогу и, отсчитав метров триста, остановился. Поднятым пальцем объявил о конце пути.
В стороне от дороги, в окружении чахлых, припорошенных пылью деревьев стояло серое здание барачного типа. На него показал рикша Пояркову:
— Там!
Остальное разворачивалось с быстротой кинематографической ленты.
12.30
Пояркова встретил японский офицер в чине капитана:
— Мне приказано подготовить вас к отъезду.
Он не назвал фамилию того, к кому обращался. С двенадцати тридцати Поярков стал именоваться «господин» и «мистер»
13.10
Ему отвели комнату. Маленькую, подслеповатую, с железной койкой.
— Отсюда выходить нельзя. Прогулки только в сопровождении офицера.
— Здесь нет одеяла.
— Оно не понадобится.
Это было удивительно.
«Кажется, я ошибся. Отъезд не на той неделе. Карты спутаны!»
14.25
Поярков лежал на койке, когда дверь без стука отворилась.
— Следуйте за мной!
Опять тот же капитан. Страшно серьезный и деловитый.
Они вышли в коридор. В конце его была лестница, ведущая в подвальный этаж. По ней они спустились вниз. Впереди капитан, сзади Поярков. Свернули вправо — оказались в траншее. Она привела их в тир, вырытый рядом с постройкой. В глубине стояли мишени различной формы.
Капитан спросил:
— Какое оружие вам по руке?
Поярков ответил:
— А разве понадобится оружие?
Капитан странно посмотрел на Пояркова и смолчал. Открыл дверцу шкафа, показал на полку, где лежали револьверы и пистолеты разных марок.
Поярков взял наган, привычным движением провернул барабан, проверил гнезда для патронов. Револьвер не был заряжен.
— Давно не стрелял. Попробуем?
Офицер кивнул:
— Да.
Полез в какой-то ящик, достал патроны, протянул их Пояркову:
— Попробуйте!
Значит, все-таки оружие понадобится! Печальный вывод.
Поярков вогнал патроны в гнезда. Стал боком к мишеням, прицелился.
Выстрел. Второй. Третий.
Мишени полетели кувырком.
— Неплохо! — похвалил себя Поярков. — Как вы считаете, капитан?
— Очень неплохо
— Попробуем маузер?
— Нет-нет…
15.00
Пояркову принесли обед. Рис, мясо, соус из бобов. Пожелали приятного аппетита.
— Не хочет ли господин водки?
— Нет.
Не успел Поярков покончить с обедом, как вошел капитан и разложил на столе полсотни фотографий:
— Есть среди этих людей ваши знакомые?
Знакомые были — люди Радзаевского. Поярков сказал, что видит их в первый раз.
Капитан собрал фотографии. В дверях объявил:
— Ваш порядковый номер 34.
«Забрасывают группой. Хуже не придумаешь. Где же страховка Комуцубары?»
19.45
Выдали костюм: теплую куртку, шерстяные брюки, сапоги, шапку.
Заставили примерить.
— Не снимайте!
20.00
Ужин.
— Ешьте, ешьте, ешьте!
— Потом отдых. Постарайтесь уснуть.
— Одежду не снимать! Сапоги — тоже.
«Все ясно. Отъезд сегодня. Катастрофа!»
23.08
Только задремал.
— Тридцать четвертый, на выход!
Во дворе возбужденные голоса, грохот сапог. Урчание автомашин.
Тьма кромешная.
Капитан рыщет в толпе с электрическим фонариком. Как светляк.
— По машинам!
Пояркова подтолкнул какой-то человек в кожаной куртке. Помог влезть в кузов грузовика. Ткнул на скамейку. Здесь еще темнее, не поймешь ничего — то задеваешь чьи-то ноги, то плечи. Тесно, тянет до дурноты гуталином. Намазали сапоги на совесть Ну, конечно, осень, там болота, лесная мокрядь.
— Садись сюда, Борис Владимирович!
Кто-то узнал все же. Наверное, тот, в кожаной куртке.
Понедельник. 02 часа
На какой-то станции группу пересаживают из грузовиков в вагоны.
Один вагон всего понадобился. Забили до отказа. Закрыли наглухо. Кто сел на солому, кто лег, кто прислонился к стене.
— Курить нельзя!
Сосед Пояркова выругался:
— Сволочи! Не могли устроить получше.
Теперь можно ругаться: японцы далеко, смерть близко. Комуцубары нет. Нет никого, кто должен заслонить Пояркова. Все шиворот-навыворот.
Понедельник. Утро
Светает. Или так кажется. Небо будто заголубело.
Время неизвестно. Часы стоят. Или Поярков забыл завести их, или неловким движением сбил маятник.
— Из вагона! Быстро!
Японцы буквально стаскивают людей вниз. Строят вдоль насыпи. Пересчитывают:
— Первый… Второй… Третий… Поярков услышал свой номер. *
— Тридцать четыре! Втиснулся в строй.
Стал приглядываться к японцам: нет ли среди них Комуцубары?
Все маленькие, щупленькие. Не похожи!
— Бегом!
Все еще утро
Берег Амура. Но не Сахалян. Восточнее или западнее, не поймешь. Наверное, восточнее.
На воде — канонерская лодка. В рассветном тумане синими линиями вырисовывается ее строгий корпус.
Всю группу сажают в лодки.
Ветер пробирает до костей. Знобкий, северный, но пахучий. Поярков жадно дышит, подставляет лицо струям.
Рядом, совсем рядом дом. На том берегу. Внутри замирает все от какого-то радостного и тревожного ожидания.
Рядом. А ведь можно и не доплыть.
Поднялись на борт. Всех — в трюм. Одного Пояркова оставляют наверху.
— Сунгариец!
Впервые за восемнадцать часов он слышит свое имя. Оглядывается. Вот он, Комуцубара, стройный, подтянутый, суровый. В форме со знаками отличия полковника. Наконец-то! Они отходят в сторону, за рубку
— Вот ваши документы, — говорит Комуцубара. — Теперь уже осталось недолго.
Поярков выражает недовольство:
— Выбрасывать с группой рискованно. Просто нелепо.
Комуцубара разводит руками:
— Все переменилось в последний момент. На той стороне стало известно о нашей операции и ориентировочные сроки выброски — пятница, суббота. Пришлось избрать понедельник. Тяжелый день для них. И легкий для нас. Думаю, что легкий. Когда не ждут, входить всегда проще.
— Но группа наведет на меня огонь пограничников.