Священное сечение

Он покачал головой:

— Ради чего?

— Научусь наконец правильно рисовать здания. Потом буду создавать их. Стану архитектором. Это же мое призвание.

Неожиданное решение.

— И когда ты собираешься начать?

— Как только поступлю, — ответила она, пожимая плечами. — В Штатах меня ничто не держит. И мне хочется перемен. Я все думаю о случившемся. Не о деталях, а о причинах. Люди страдали из-за каких-то глупых убеждений. Мой отец и Торнтон Филдинг. По-своему и Джоэл Липман. Они все думали — нет, знали! — что поступают правильно. И смотри, куда все это привело. Я устала от предсказуемости. Хочу, чтобы сомнения вернулись в мою жизнь. Кроме того… — Эмили умолкла, стараясь уверить себя в правильности собственных слов. — Мой отец мертв и лежит в могиле, — спокойно продолжала она. — До недавнего времени я не хотела мириться с этим фактом. Я не горжусь тем, что узнала о нем. Но все же он был моим папой и по-своему любил меня. Теперь я установила с ним хорошие отношения. Я… — Ее голос дрогнул. — Я проплакала всю прошлую ночь. Лежала на кровати в той маленькой неуютной квартирке и давала волю чувствам. Наедине с мокрой подушкой и воспоминаниями. Все кончилось, Ник, вся фальшь.

Эмили явно одолевали сомнения, которые Коста не привык видеть в ней.

— Я иногда разговариваю с ним. Мне кажется, он понимает. Твой отец тоже умер. Скажи мне, это ненормально?

Эмили не переставала удивлять его. Она попадала прямо в точку, не смягчая слов. Ник вырос на ферме. Видел, как стареет его отец, постепенно превращаясь в больного калеку. Он прекрасно понимал ее.

— О чем ты ему говорила?

— О том, что не успела сказать при жизни. О том, что мы не ценим счастливое время и как быстро проходит детство. Однако надо резать нить, связывающую нас с прошлым, как бы болезненна ни была такая процедура.

Коста никогда не вел таких разговоров с покойным отцом. Да и вообще ни с кем.

— Ты не ответил мне, Ник.

— Тебе стало легче после беседы?

Она улыбнулась:

— Гораздо легче. Самое странное, мне показалось, что и ему полегчало.

Ник положил снимки Мауро в папку. Слова маленького фотографа звучали у него в ушах.

— Мне знакомо такое чувство, — проговорил он.

Эмили подалась к нему. Ее лицо было в каких-то сантиметрах от его. Светлые глаза сверкают, во взгляде любопытство.

— Боже, — прошептала она, — как это тяжело.

— Где ты собираешься жить? — спросил он, стремясь поменять тему разговора.

— Понятия не имею.

Ник Коста не сомневался, что краснеет, и боялся, что Эмили заметила его смущение.

— Можешь не отвечать мне сразу. Я просто подумал… Решать тебе.

— Ладно.

— Как ты успела заметить… у меня большой дом. Можешь пользоваться студией. Занять одну из комнат. Я не заставляю. Ты сама должна принять решение.

Эмили задумалась.

— Ты хочешь сдать мне комнату?

Он взволнованно махнул рукой:

— Ну конечно, сдать. И никакой спешки. Обдумай такой вариант.

— Хорошо.

— И… — Ник заикался. Щеки пылали огнем.

Эмили сморщилась, посмотрела ему прямо в глаза и спросила:

— Ты правда итальянец?

— Никто никого не торопит. Скажи, когда надумаешь.

— Ник! — Звук ее голоса вырос на пару децибел. Он эхом прокатился по пыльной комнате с темными углами. — Я уже все обдумала и согласна. Мне бы очень хотелось пожить здесь какое-то время. Навести тут порядок. Посмотреть, как все сложится. Мне будет… приятно. — Голубые глаза впились в него. — У меня есть одно предложение, — добавила она.

Он не сразу выдавил из себя слово.

— Да?

Эмили подошла к нему, провела рукой по шее, а затем нежно погладила затылок, отчего электрические разряды пронзили всю его спину.

— Давай начнем спать вместе еще до того, как я буду платить тебе аренду. В противном случае все будет как-то ненормально.

— Пурда?[10] Где, черт возьми…

Взгляд Перони остановился на Лейле, которую явно потрясла его неожиданная вспышка гнева.

— Где эта пурда? — настаивал он. — На севере, точно? Они хотят, чтобы я подал в отставку. Они знают, что я ненавижу тамошних негодяев.

— Джанни… — Тереза Лупо стояла перед ним, сложив руки на груди. — Это не название какого-то места. Это…

— Риторическая фигура, — подсказала Эмили Дикон.

— Точно, — согласилась Тереза.

Перони гневно махнул огромной рукой в направлении Фальконе.

— Так где же находится эта риторическая фигура? Кто-нибудь может мне объяснить?

Нику Косте не нравилось выражение лица инспектора. Слишком хитрое. И еще босс упорно молчит.

— Одну минуту, — вмешался в разговор Коста, тыча пальцем в инспектора. — Мы не на службе. Ты ел мою еду, пил мое вино. Сегодня я имею полное право называть тебя на ты. Понятно?

Инспектор нахмурился.

— Так что же все-таки происходит? — настаивал Ник.

Фальконе сделал глубокий вдох.

— Как я уже пытался объяснить вам раньше, вулкан заговорил. Вот и все новости. Я имел беседу в квестуре. И других местах.

Он замолчал, показал на бутылку, стоящую на кофейном столике, одобрительно улыбнулся, подавая знак остальным взять бокалы, принесенные им с кухни, и наполнить их.

— Шампанское, — объявил Фальконе. — Держал его в багажнике на всякий случай.

— Мы не хотим говорить о вине, Лео, — прорычала Тереза Лупо, отхлебывая пузырящуюся жидкость, — сообщи нам факты.

— Хорошо, — согласился Фальконе. — Новость состоит в том, что Моретти уходит в отставку. Филиппо Виале — тоже. Не будет никаких уголовных преследований и дальнейшего расследования дела. Каспара, естественно, будут судить в Италии. И… — Он по очереди окинул взглядом Перони и Косту. — Мы трое отправляемся в пурду.

— Да прекрати ты употреблять это слово, — взорвался Перони. — Надолго?

— На какое-то время.

Коста знал эти игры.

— Очень надолго?

Фальконе задумался.

— На определенный срок. Надо, чтобы тут все устоялось.

— Черт! — Перони закрыл глаза и начал повторять: — Только не на север, пожалуйста, не север…

Фальконе спокойно слушал и молчал.

— Куда, Лео? — промычал здоровяк, не в силах более сдерживать себя.

— В Венецию, — ответил Фальконе, не выражая никаких эмоций.

Ник Коста моргнул. Эмили взяла его за руку. Она собирается жить в его доме, а он вдруг окажется на другом конце Италии, где плещутся голубые лагуны.

— Я люблю Венецию. — Она сжала его руку. — Она не так уж далеко отсюда.

Тереза Лупо осведомилась:

— Я тоже еду?

— Нет, — ответил Фальконе. — Там есть работа только для полицейских. Какое отношение она может иметь к тебе?

— Да никакого. Венеция? — Она пыталась что-то вспомнить. — Я побывала там лишь однажды. После окончания школы. Мы напились после игры в регби. В Падуе. Если честно, мало чего помню. Однако… — Она посмотрела на Лейлу. Бедная девочка не понимала, что происходит. — Это недалеко от Вероны, Джанни. Сможешь навещать Лейлу, когда захочешь. Я тоже буду приезжать к тебе время от времени. Если хочешь, конечно.

Она взъерошила волосы на голове ребенка. Лейла улыбнулась ей открытой, искренней улыбкой. Тереза Лупо с трудом сдержалась, чтобы не обнять ее.

— Ненавижу Венецию, — простонал Перони. — Там холодно, сыро и просто ужасно. Отвратительная еда. Люди так и стараются надуть вас. Жалкие, никчемные…

Фальконе взглянул на часы:

— Отправляемся туда в понедельник. Тем временем избегайте появляться в квестуре. Напишите рапорта на отпуск. Отдыхайте пока.

Он как-то изменился. Коста все понял. Теперь Лео Фальконе по-настоящему доволен, свободен от той невидимой ноши, которую постоянно носил на плечах. Он с надеждой ждет перемен. Они ему необходимы. Да и всем им тоже.

— Мы поступили правильно, — заявил Фальконе. Улыбнулся любопытной, как обычно, Эмили: — Особенно ты. Если бы Ник не пошел на пьяцца Матеи…

— Я действовала наугад, Лео, — отозвалась Эмили. — На самом деле никакой уверенности не существовало.

10

Здесь: затворничество (индийск.).