Священное сечение

Нет, они не поедут в квестуру. Можно заночевать у Терезы. Или, если она захочет, у Ника. В любом месте, где нет людей в форме или безразличных социальных работников, разочарованно качающих головами и думающих про себя: «Запишем эту дефективную, и пусть кто-то другой занимается с ней».

Черт, он даже не переговорил со смотрителем, после того как этот олух вернулся из питейного заведения. Пора попрощаться со странным жутким местом и вернуться в мир живых людей.

Да, надо поспешить. Перони обернулся и увидел, что смотритель закрывает дверь — вертикальную бронзовую плиту, стоящую здесь уже два тысячелетия.

Странно, смотритель сам закрывает дверь, а ведь обещал эту привилегию Перони.

— Эй, приятель, — крикнул Джанни, — тут внутри еще посетители. Забыл, что ли?

Дверь продолжала двигаться. Наконец она захлопнулась, и внезапное отсутствие электрического света, льющегося с площади, заставило полицейского моргнуть. Его пронзил страх.

Лейла, вся дрожа, прижалась к нему. Смотрителя нигде не видно. Джанни Перони потащил девочку назад в угол, шепча ей на ухо:

— Не бойся. Доверься мне. Просто не высовывайся отсюда, пока дядя Джанни не уладит все.

Она не протестовала. Пошла и спряталась за портьерой, такой неподвижной и тяжелой на фоне древних стен, что казалась сделанной из камня.

Из небольшой будки, которую показал Перони смотритель, раздался звук. Кто-то щелкал рубильником. Лампы освещения начали гаснуть одна за другой, как бы совершая круговой танец. Камеры наблюдения тоже выключаются, подумал полицейский. Это он, чертов убийца. Лейла, кажется, сразу догадалась, каким-то образом почувствовав его присутствие.

Умный ребенок, решил Перони и крикнул в объемную, чреватую неизвестно чем темноту, которую теперь пронзал лишь серебристый лунный свет, льющийся через отверстие в куполе:

— Послушай, перед тобой вооруженный полицейский! И ты не приблизишься к девочке, не наткнувшись на меня. Понятно? — Потом добавил ради простой формальности: — Тебе лучше сдаться. Выходи на свет. Слышишь меня?

В ответ раздался смех, какой иногда можно услышать в кино, — наглый, гнусавый, уверенный. Иностранный смех, так как итальянцы смеются по-другому. Они не знают, как можно превратить бесформенный, бессловесный звук в риторическую фигуру, полную значения и исполненную злорадства.

Впрочем, трудно испугать человека одним только смехом. Даже такому крутому парню с волшебным скальпелем это не под силу.

Дело не в этом. Перони знал, почему звук заставил его как бы внутренне сжаться, вздрогнуть и беспомощно осмотреться по сторонам. Его поразил симметричный раскат эха, пробежавший вдоль скрытого геометрического канала здания, вновь и вновь пересекая пустое внутреннее пространство, будто человек специально неким мистическим образом пустил свой голос снизу вверх к древнему мертвому глазу, а из него прямо к луне.

Перони щелкнул предохранителем пистолета и попытался вспомнить, когда в последний раз стрелял из своего оружия.

— Лора Ли? Кто она такая, черт возьми?

Эмили знала ответ, но хотела, чтобы Коста сам догадался.

— Сначала расшифруй первое сообщение. Оно послано через три дня после убийства моего отца в Пекине. Может ли тут иметь место совпадение?

— Вполне возможно.

— Нет! Прикинь. Каспар убивает военного атташе. Ему известно, что за ним охотятся всевозможные службы. Так что должны делать преследующие его ребята?

Похоже на правду. Здесь есть своя логика.

— Ты полагаешь, они послали ему сообщение?

— Вот именно, черт побери. Возможно, этим занимаемся мы. Не исключено, что к следствию подключилось ЦРУ. Не знаю. Так или иначе, кто-то с нашей стороны настроился на его линию. Ему говорят: «Нам известно, кто ты такой, где ты был и что делал. Скоро тебе крышка, Билл К. Готовься к расплате».

Коста задумался о следствии, вытекающем из этой идеи.

— В данных обстоятельствах они что-то слишком снисходительны к нему.

— Ты заметил? — спросила она, нахмурив брови.

— А как насчет Липмана? — Эмили искоса посмотрела на него. — Ты говорила с ним об этом?

Ее взгляд пронзал Косту насквозь.

— По-твоему, это было бы разумно в данный момент? Если Липман пока ни о чем не осведомлен, то впадет в ярость, узнав, каким образом я получила информацию. А если уже знает…

Липман, конечно, в курсе. По крайней мере он так считает. Коста вспомнил, как вел себя агент ФБР, начиная с их неожиданной встречи в Пантеоне. Будто какое-то невысказанное знание стояло за всеми его поступками.

— А зиккурат?

Она нажала клавишу. Возникла страница, заполненная техническим археологическим жаргоном. Здесь же три фотографии древнего холма.

— Зиккурат — что-то вроде храма в Ираке. Я предполагаю, Каспар использовал его в качестве базы во время своей миссии. В официальных записях об этом, разумеется, ничего не говорится. Однако прошлым летом ООН послала в Ирак археологическую экспедицию с целью определить сумму ущерба, нанесенного историческому памятнику в ходе двух войн. Я обнаружила следующее…

Страница посвящалась храму, стоящему неподалеку от места, носящего название Шилтаг, на берегу Евфрата между городами Аль-Хилла и Карбала. Это ущелье в центре древней Месопотамии. Башня менее известна — или, как говорится в докладе, не столько документирована, — чем знаменитый зиккурат в царстве Ур. Во время первой Войны в Заливе она пострадала. То, что ранее являлось ступенчатой пирамидой, ныне превратилось в крошащийся, разрушенный курган. Первоначальные формы едва различимы. Вместо широкого церемониального входа и лестницы зияют известковые воронки.

— Похоже, там шло настоящее сражение, — пробормотал Коста.

— Совершенно верно, — согласилась Эмили. — Мы имеем дело не с естественным разрушением. Тут шла битва с применением ракетного оружия. Доклад относит повреждение башни к 1991 году.

— Почему выбрано именно это место?

— Ввиду двух причин. Войска союзников не продвинулись до данных рубежей в 1991-м. Так что никаких боев с участием пехотинцев здесь не велось.

— И тем не менее…

Эмили нажала на клавишу.

— Там находится образец, Ник. Священное сечение. Оно повсюду. Вот откуда он позаимствовал его.

На экране появилась фотография предположительно подземной части зиккурата. Стены изрешечены пулями. Из каменной кладки на полу возле двери вырезаны огромные куски. Создавалось впечатление, будто кто-то отражал нападение снаружи и возводил баррикады. В отношении образца нет никаких сомнений: вырезанный на стенах рисунок повторяется во всех направлениях. Он везде. Видны также ящики с боеприпасами, поврежденное оборудование. В центре груда какого-то темного материала.

Эмили увеличила фото. Кипа старой камуфляжной ткани.

— Здесь тоже есть образец, — сказала она. — Возможно, материал использовали для обустройства спальных мест. Простое совпадение, разумеется. У ткани такая же фактура, вот и все. Может, для прочности. Не знаю. Когда за Каспаром пришли, он видел только эти стены и камуфляж. А рядом брали в плен и убивали остальных членов его команды. Представляешь, что там творилось?

Пол, низкий сводчатый потолок напомнили Косте рисунки, выполненные кровью в маленькой квартирке, пахнущей человеческим мясом.

— Думаю, воспоминания о таких событиях не оставят человека до конца дней.

— Правильно, — согласилась она. — Что происходит? Ты вновь и вновь переживаешь этот кошмар, пока не понимаешь, чем он вызван. Освобождаешься от ужасных воспоминаний и начинаешь преследовать людей, ответственных за случившееся, и наказывать их в подобных священных местах. Рисунки помогают преступнику ответить на какие-то вопросы. — Эмили умолкла, обдумывая, куда может привести ход ее мыслей. Потом посмотрела ему прямо в глаза: — Ты считаешь, он уже нашел какие-то ответы?

Ник вспомнил единственное слово, написанное кровью в постройке на крыше.

— Не на все. Убив последнюю женщину, он написал под повторяющимися рисунками: «Кто?»