Контейнер со смертью

– Хайяни здесь? – спросил Росляков, боясь, что у раненого начался бред.

– Да, это он, это его детище… Здесь в сумке запись разговора Хайяни с одним человеком… это страшный человек, его называли Карло Гаспарос, но это не настоящее имя… Он отправляет Гаспароса в Россию… не знаю зачем… у вас тоже беда…

Глаза американца остановились, уставившись куда-то мимо лица Рослякова. Тело как будто оплыло и вытянулось в длину. Все, остатки жизни покинули этот сильный организм, который так долго сопротивлялся, стараясь, чтобы его страшная тайна не умерла вместе с ним. Теперь он дождался того, кому можно было все рассказать, и на этом резервы жизни закончились. Росляков провел пальцами по лицу парня, закрывая глаза.

– Он умер, – сообщил Михаил Васильевич, выбираясь по битому камню наверх. – Ясно сразу было, что не жилец, а как долго держался.

– Больше никого?

– Нет, – покачал Росляков головой. Он взял Филиппова под локоть и повел в сторону от развалин. – Слушай, Олег. Мне надо срочно в лагерь, может, отвезешь меня, а Сашка тут покомандует местными.

– А на хрена ему тут командовать, – отряхивая колени, усмехнулся Филиппов. – Погибших и раненых больше нет. Теперь и сами справятся. А что это за сумка?

– Да так, – неопределенно ответил Росляков. – Посмотрю в лагере, может, личность установить удастся. Все-таки не местный. Может, американец, может, европеец. Наверняка его ищут.

Всю дорогу, пока они ехали в лагерь, Рослякова подмывало расстегнуть сумку и посмотреть, что в ней лежит. Великанов и Филиппов были офицерами дисциплинированными и вопросов не задавали, хотя на сумку посматривали с интересом. Мысль о том, что в этой сумке лежит бактериологическая бомба, заставляла холодеть спину. Но американец сказал, что это образец, значит, угрозы пока нет, если контейнер, или что там в сумке, не открывать и не разбивать. А еще там была запись планов террористов и упоминание о России. Зловещее сочетание! «Завтра прибудут Алексеев и Демичев, завтра же мы прочешем округу на несколько километров. Американец сказал, что это «здесь». А там странные старинные развалины и подведенные к ним современные инженерные коммуникации».

На территорию лагеря МЧС машина въехала, когда уже совсем стемнело. В голове у Рослякова зудела только одна мысль – «связь». Нужно срочно найти полковника Игнатьева, нужно по его каналу связаться с Москвой и сообщить о находке. А еще было бы хорошо все же вскрыть контейнер, чью прямоугольную форму он ощущал руками сквозь кожзаменитель сумки, хорошо бы сначала посмотреть, что там снял этот американец, о какой встрече и беседе он говорил.

Игнатьева в лагере не было. Как сообщил дежурный, полковник уехал еще в середине дня на встречу с местными властями для обсуждения дальнейшей координации действий. Час назад Игнатьев известил дежурного, что останется ночевать в городе. Телефона для связи он не оставил, хотя попытаться его найти было можно. Но это огласка, а она в работе Рослякова была вредна. Хотя без ведома Игнатьева с Москвой все равно не связаться. Хоть ты и полковник, но дежурный не имеет права без личного указания Игнатьева допускать к связи никого.

Воспользовавшись тем, что его «соседи» по палатке – Великанов и Филиппов – отправились в душ, а потом на ужин, Росляков решил заняться контейнером. Он присел к столу, включил настольную лампу и положил сумку перед собой. Сейчас он чувствовал себя, как сапер при разминировании. Чувство было знакомо, потому что разбираться с взрывными устройствами ему приходилось.

Плавными движениями он расстегнул «молнию» на сумке и раскрыл ее. Внутри лежало нечто прямоугольной формы, завернутое в грязный медицинский халат. Форма прямоугольная, размер примерно двадцать пять сантиметров на пятнадцать. И толщина сантиметров десять. Со всеми предосторожностями Росляков вытащил сверток и положил его на стол. Больше в сумке ничего не было, и он отложил ее в сторону.

Теперь халат. «Странное создание человек, – усмехнулся Росляков, аккуратно разматывая грязную ткань, чтобы лишний раз не тряхнуть содержимое. – Этот контейнер такое уже пережил, землетрясение перенес, а я его тряхнуть боюсь. Наверняка ведь предусмотрено, чтобы от тряски ничего не случилось, элементарный здравый смыл подсказывает, а естество протестует. Боится оно, родимое».

Когда халат был почти совсем распутан, Росляков ощутил под пальцами еще какой-то предмет. И, кажется, он лежал в кармане халата. Но сначала придется распутать контейнер. После того как были сняты остатки ткани, перед Росляковым на столе оказалась пластиковая коробка с округлыми гранями и углами и обычной поворотной задвижкой. Такой типичный медицинский контейнер. Он мягко повернул ручку, и язычок замка плавно скользнул вниз. Вытерев со лба пот, Росляков медленно стал открывать крышку.

Внутри ничего особенного не было. Скорее всего именно что-то такое он и ожидал там увидеть. Цилиндр из нержавеющей стали, диаметром примерно в три четверти дюйма, был зажат простыми удерживающими запорами, которые изготовители проложили мягким амортизирующим материалом. Мест под контейнеры было два, и одно пустовало. На обоих концах закручивающиеся пробки с ребристыми краями. У Рослякова возникло острое желание перекреститься. Заглушка с одного конца цилиндра поддалась легко, и это обнадеживало. Если бы пришлось при ее открытии прилагать значительные усилия, то Росляков скорее всего отказался бы от попытки открывать стальной контейнер. Инженерное мышление подсказывало, что легко открываются безопасные устройства.

То, что он увидел внутри, заставило облегченно вздохнуть. Большая запаянная ампула с тонким концом была плотно обложена со всех сторон крошкой из губчатой эластичной резины. Вот ты где, смерть! Росляков закрутил заглушку контейнера и снова вложил в зажимы. С этим ясно, а что там с записью, о которой говорил американец?

В кармане грязного халата оказалось небольшое устройство для видеозаписи. Всего лишь коробочка с микропроцессором и съемной картой памяти, как в обычных цифровых кино– и фотокамерах. Коробочка имела несколько стандартных гнезд для подключения разъемов. Наверное, где-то существовал и объектив для дистанционной съемки, но его американец изымать, видимо, не стал.

Открыв ноутбук Великанова, Михаил Васильевич отсоединил карту памяти и вставил сбоку в узкую прорезь. Через пару минут он смотрел и слушал то, что американец смог записать. Он узнал и Хайяни, и человека, которого здесь называли Карло Гаспарос. Росляков знал как минимум три других имени, под которыми этот террорист объявлялся в той или иной части земного шара. Его связь с Хайяни могла говорить только об одном – американец был прав, и готовился теракт. А такие люди, как этот Гаспарос, пустяками не занимались. Тем более что Хайяни отправлял его в Россию.

Скорее слушая свою интуицию и следуя многолетнем опыту, чем опасаясь чего-то конкретного, Росляков вытащил из цифрового фотоаппарата своих «коллег», который лежал на столе, карту памяти и вставил ее в записывающее устройство американца. Настоящую же карту памяти он аккуратно заклеил в пластиковый пакетик и спрятал в прорезь в своем брючном ремне с внутренней стороны.

Все произошло неожиданно, когда Росляков выключал ноутбук. В палатке вдруг погас свет. Одного взгляда в затянутое противомоскитной сеткой окно было достаточно, чтобы понять – свет погас на всей территории лагеря МЧС. В том, что кто-то добрался до генератора, он не сомневался. Как не сомневался Михаил Васильевич и в цели злоумышленников. Серьезные ребята, раз рискнули проворачивать свои дела фактически на территории другого государства.

Росляков успел только отойти в сторону и занять позицию возле опущенного полога дверного проема палатки. Вполне современная конструкция имела традиционный вид армейских палаток, который не менялся уже десятки лет. Вход в нее имел небольшой тамбур, что в определенных климатических условиях помогало сберечь внутри тепло, не открывая прохода из палатки сразу во внешнюю среду.