Набег

— Ты Сигурд, сын Сигтрюгга? — У нее был протяжный говор, слова плавно перетекали одно в другое, словно она не говорила, а пела.

— Да. А ты?..

— Разве ты не догадался? — Она ловко скользнула к очагу, подбросила в огонь веток. Красные всполохи заметались по ее худому лицу, очертили острые скулы.

Сигурд понимал, кто перед ним, но не мог поверить.

— Меня зовут Айша, — подтвердила его догадку маленькая женщина. Отбросила со щеки выбившуюся из-под ленты прядь волос, кивнула в сторону старика. — Давно?..

— Лежитт-о? — продвигаясь к выходу, зачастил Сигурд. — Давно. Три дня уже.

Поднявшись на две ступени замер, напряженно вглядываясь в гостью.

Сигурд не был трусом — он, как любой вестфольдец, побывал во многих сражениях, обороняя свою землю. Он не побоялся бы и вооруженных мужчин — хорошая битва лишь греет душу и разгоняет кровь, — но этой маленькой светлокожей женщины в вышитой рубашке и темном плаще Сигурд боялся. Липкие пальчики страха щупали кожу на его спине, под мышками собирался пот.

— Три дня? — Она вскинула на воина взгляд, улыбнулась, и ее лицо словно засветилось изнутри. Бонд выдохнул, облизнул пересохшие губы. — Дары не берет, — пожаловался он. — Корову предлагали…

— А зачем ему нынче корова? — искренне удивилась Айша.

Она подступила к ложу умирающего, осторожно присела на край, взяла в ладони худую, морщинистую руку Финна. Старик тяжело вздохнул, открыл мутные глаза, уткнулся взглядом в лицо гостьи.

— Хвити [5]… — признал он. — За мной пришла. — У Сигурда опять стало нехорошо на душе. Про Айшу, женщину ярла Бьерна, по фьюлькам [6]ходило множество слухов. Ее называли хвити — белой смертью или болотной колдуньей. Рассказывали, будто она понимает язык нежитей, умеет заговаривать берсерков и убивает одним взглядом. В йоль, когда разразилась страшная вьюга, Бьерн нашел ее на озере Ренд и на руках принес в Хейдмерк, в усадьбу Черного конунга, где назвал своей женщиной. В то время Черный справлял свадьбу с дочкой Сигурда Оленя. По просьбе Бьерна и в честь столь радостного события он простил колдунью, которая к тому времени натворила много бед на земле конунга. А спустя несколько дней Бьерн увез колдунью в Вестфольд, к брату Черного конунга — Олаву Гейрстадиру. С тех пор о ней ничего не слышали. Одни говорили, что она так и живет с Бьерном — то ли женой, то ли наложницей, а другие уверяли, что она вновь принялась бродить по северным землям, переводя через кромку жизни тех, кого кликнула в гости синекожая великанша.

— Нет, Финн, — прерывая раздумья Сигурда, тихо произнесла колдунья. — Я больше не хвити. Я же говорила тебе…

Старик сжал ее руку, засмеялся. От смеха его тело затряслось, скорчилось в приступе кашля. Свесив с ложа голову, покрытую редкими, слипшимися от пота волосами, он сплюнул на пол кровавый сгусток, откинулся на подушки.

— Я колдун, ты — хвити. От судьбы не скроешься, как бы тебе ни хотелось. Ты не можешь жить, как все, ты — другая. Ты здесь лишь ради своего ярла.

Его грудь под одеялом высоко вздымалась, дыхание было хриплым, словно под ребрами спрятался маленький злой зверек и ворчал, предвкушая добычу.

Затем Финн приложил ее руку к своей груди.

— Мне будет не хватать тебя… там.

На дворе шел дождь — первый дождь после долгих зимних холодов. На одежде Айши скопилась вода. Капли сбежали по рукаву ее плаща, попали колдуну на лицо, но Финн не вытер их. Глаза старика стали влажными и блестящими, губы расползлись в нехорошей усмешке.

— Беда… Большая беда ищет маленькую хвити, — прошептал он. — Из врат Нифльхейма выползает тьма. Она отнимет у хвити ее ярла… Придется выбирать… Чайки… корабли, украшенные коврами… Не уходи!

Последние слова он выкрикнул, приподнявшись на локтях и устремив взгляд куда-то в потолок. А затем рухнул на спину и обмяк, будто вместе с криком выплеснул душу. Сигурд озадаченно воззрился на неподвижное тело. Айша высвободила ладонь из пальцев колдуна, обернулась к притихшему бонду.

— Прикажи людям принести сюда еды и воду для умывания. Я устала с дороги.

— Ты останешься здесь? — озадаченно спросил Сигурд. — Ты поможешь уговорить старика взять в последний путь наши дары?

Вместо ответа колдунья мрачно кивнула и, лишь когда бонд уже скрывался за дверью, добавила:

— Не бойся, Сигурд. Я не стану беспокоить людей Каупанга.

Ночью Сигурду не спалось. Перед глазами стояла светлая улыбка колдуньи, ее рысьи глаза, ловкие движения. В ушах пел хрипловатый голос. Несколько раз за ночь он выходил на двор, поглядывал в сторону круглого возвышения — домика колдуна, кусал губы и вновь возвращался в дом.

Под утро вновь пошел дождь, сначала слабый и моросящий, затем более сильный, почти грозовой. Ворочаясь с боку на бок, Сигурд слышал, как он шуршит по земле за дверью, как всхлипывает, собираясь в лужи, и тщится проникнуть в дом. Вспомнив, что бочки для воды еще с зимы оставлены перевернутыми, Сигурд поднялся, накинул на плечи и голову теплую безрукавку и выскочил под дождь. Сгибаясь и перепрыгивая через лужи, он подбежал к углу дома, где дождевая вода споро струилась по деревянному желобу, подкатил лежащую на боку бочку под желоб, перевернул ее, оглянулся, одной рукой придерживая безрукавку на голове, и замер, уставившись в мельтешение дождя.

У ворот, под дождевыми струями, кружилась в танце та, чье видение всю ночь мешало Сигурду спать.

Сигурд смахнул застилающие глаза капли.

Айша была во всем белом, даже ее юбка была белой. Когда она кружилась, ткань обволакивала тело, будто зимняя пороша, скользила вокруг легкими снежинками, таяла на острых плечах и тонком лице. Ее волосы сплетались в длинные сети, переливались дождевыми бликами. Заметив Сигурда, колдунья протянула к бонду почти прозрачные руки, шагнула вперед.

Невольно Сигурд сделал шаг ей навстречу. Правая нога бонда угодила в лужу, поехала на скользкой глине. Нелепо взмахнув руками, бонд шлепнулся на задницу. Он был даже рад, что грязь из лужи попала ему на лицо и скрыла залившую щеки красноту. Утираясь, он избегал смотреть на Айшу, а когда встал на ноги и взглянул — у ворот ее уже не было.

Проклиная собственную неуклюжесть, бонд доковылял до дома, бухнулся на лавку и наконец-то заснул.

Рано утром его разбудили негромкие голоса. Спорили слуги Сигурда — толстый Даг и вечно недовольный Магнус, который был славным работником, но никчемным воином. Стараясь не мешать спору, Сигурд приоткрыл глаза, мазнул взглядом по резным столбам, подпирающим крышу, серебряным треногам с пламенем, широкому столу и развешанным по стенам коврам с богатой восточной вышивкой.

У Сигурда был хороший дом: просторный, теплый, надежный. Но оказалось, что в этом хорошем доме в столь ранний час бодрствовали не только Даг и Магнус. С лавок, стоящих вдоль стен, из-под одеял высовывались сонные рожи слуг и родичей Сигурда, в темных закутах на подстилках жались рабы, заинтересованно блестели из темноты влажными зенками. На спальном возвышении у стены бонд приметил трех своих жен в нательных рубашках. Старшая, худощавая и высокая Юхти, кутала плечи в одеяло, зябко ежилась.

Толстый Даг сидел подле женского возвышения на низкой скамейке. Рядом с ним, прямо на полу, расположился Магнус. Обращаясь к Магнусу, Даг говорил:

— Я видел ее утром. Она несла воду. Такая молодая…

— Она — колдунья, — поправил его Магнус. — Говорю тебе, она — коварная старая колдунья, только притворяется молодой!

Даг недоверчиво хмыкнул. Маленькая златовласая Гунна, самая молодая из жен Сигурда, всхлипнула.

— Колдунья должна быть некрасивой. А если она кажется красивой, то надо три раза плюнуть ей вслед и поглядеть на нее через левое плечо, тогда увидишь ее истинный облик, — вмешалась в разговор Юхти. Согнула ноги в коленях, пряча под одеяло босые желтые ступни. — Она некрасивая? Ты смотрел на нее через плечо? — Юхти обращалась к Дагу.

Тот неопределенно пожал плечами.

— Я мельком смотрел. Но она странная, сразу и не поймешь — красивая или нет. Говорят, что она околдовала ярла Бьерна из Гарды. Я слышал, будто из Хейдмерка вместе с ним пришла очень красивая женщина из рода конунгов Гарды, но он даже не смотрит на эту женщину. Зато каждую ночь приходит к безродной колдунье.