Набег

— Нет! — вскрикнула Айша.

Хемминг оглянулся на крик. Насмехаясь над болотницей, ветер приподнял край тряпицы, под ним промелькнула жесткая седая борода. Одна из «мертвых» рук зашевелилась, прихватила уголок пледа, вернула его на место. Вены, ожоги, желтизна на ногтях — все вновь стало прежним.

— Глупо… — Айша встряхнула головой, зарылась лицом в ладони. — Как глупо!

Пока драккар поворачивал к правому берегу, где за мыском открывался вход в озеро Шверинерзе, Айша старалась избавиться от дурных предчувствий. Она и сама не понимала, что ее томило, просто на душе было тяжело и то и дело вспоминались гибкие пальцы Красного конунга, мотающие невидимую нить.

Корабли обогнули мыс, вышли на покрытое рябью волн озеро. Наползала вечерняя темнота, волны стали черными, заходящее солнце красило тучи в багровый цвет. Они тяжело нависали над водой, над береговым лесом, над выступающими в озеро плесами, над кормой корабля. Ветер стих, но чудилось, что достаточно одного легкого дуновения, чтобы набрякшие красным тучи лопнули, как старые бурдюки, и на землю хлынул кровавый дождь.

Драккар шел вдоль берега, свободные от гребли воины легли спать, лишь несколько человек скучились у кормы. Разговаривали, посмеивались. До Айши доносился стук бросаемых на палубу камней и отдельные возгласы, то довольные, то расстроенные — хирдманны играли в черные и белые камни [38]. Рядом с ними, невзирая на шум, безмятежно дрыхнул старый Кьятви, раскинувшись на мягкой шубе и задрав к небу седую бороду. Пола шубы прикрывала его ноги, узловатые руки покоились поверх нее, утопая в косматом меху. Слева, в паре шагов от Кьятви, уронив голову на согнутые колени, дремал Рюрик. Плед прикрывал его узкие плечи, спускался до палубных досок, оборачивался вокруг ног. Неподалеку от него, откинув голову к борту и закрыв глаза, сидел Бьерн. Черные косицы волос змеями спускались по его плечам, вечерний свет вырисовывал высокие скулы, блестел на опоясавшей его шею гривне [39].

Стараясь не потревожить никого из воинов, Айша встала, осторожно подошла к Бьерну, устроилась меж ним и Кьятви. Старый воин недовольно забурчал во сне, повернулся на бок, спиной к болотнице. Она покосилась на Рюрика. Отброшенные назад светлые волосы открывали его широкие брови, густые ресницы подрагивали, выдавая беспокойные сновидения, а рот выглядел слишком большим для худого мальчишеского лица.

Отвернувшись от Рюрика, Айша коснулась плеча ярла.

Бьерн не вздрогнул, не шевельнулся, просто его веки мгновенно поднялись, будто он не спал, а, затаившись, поджидал опасливого жеста болотницы. Она отдернула руку. Бьерн потянулся, зевнул.

— Ты что-то хотела? — спросил он.

После сна его голос показался Айше более мягким, чем обычно.

— Что ты знаешь о варгах? — спросила она.

Бьерн пожал плечами.

— Ничего.

Ответ был слишком простым и коротким. Бьерн устал, Айша ощущала его усталость кожей, каждый вопрос царапал ее, причиняя боль. Но она должна была понять.

— А об их крепости на острове? — помолчав, выдавила она.

— Болтают многое, а на деле — обычная крепость. Ров, ворота на южную сторону. Я дважды был там.

Ярл не отказывался отвечать и не уходил от разговора, но он явно знал больше, чем говорил. Айша воровато огляделась, словно боясь, что кто-нибудь заметит ее, затем, подогнув под себя ноги, уселась на пятки, расправила смятую юбку.

— Хемминг — сын Готфрида, родом из саксов. Всю жизнь он прожил рядом с варгами, но он боится их и их крепости, — она старательно разглаживала юбку ладонями. — Очень боится, хотя не показывает этого. Я видела его страх. И я чую в его страхе начало чего-то большего, чем просто беда.

— Ему нечего бояться. Тебе тоже.

Бьерн утешал ее, но в голосе звучало безразличие. Он думал о чем-то своем. О Рагнаре и предстоящем походе? Или о княжне, оставшейся в лапах Красного конунга? В Каупанге Гюда сказала, что Айша не ровня Бьерну, что ярл никогда не опустится до болотной девки. Но разве Айша требовала, чтоб Бьерн опускался до нее? Разве просила его о чем-то?

Корабли медленно выползли на середину озера, потекли мимо изогнутого дугой лесистого острова. Деревья на его берегу совсем почернели, просветы между ними заволокло вечерней тьмой. Когтистые лапы веток нависали над водой, тянулись к пришлым.

— Левый борт — табань! — выкрикнул Харек, оглянулся на кормщика Латью, посоветовал: — Держи правее.

Ломая бортами низкий сухостой, драккар развернулся, плавно обогнул длинный островной плес. За чернотой леса, на холме промелькнул отблеск огня, донесся стук кузнечного молота. Похоже, где-то недалеко от берега стояла кузня, а по весне в любой из них хватало работы и на день, и на ночь.

— Тише, — заслышав кузнечный перестук, приказал Волк.

Драккар сбавил ход, выдрой заскользил по спокойной воде. Голоса смолкли, весла едва всплескивали, лишь камни игроков постукивали о палубные доски. Только теперь играющие не кричали друг на друга, а, понижая голоса, возмущенно шипели.

Багровые облака исчезли за холмом, оставив корабль в холодных сумерках.

— Тихо-то как… — Бьерн притянул болотницу к себе, обнял за плечи.

— Ошибаешься. Нынче — край, самое шумное время, — наслаждаясь его теплом, прошептала Айша.

— Край чего? — Двумя пальцами Бьерн зацепил ее подбородок, заглянул в узкое лицо. В сумерках ее кожа казалась совсем белой, тени на острых скулах подчеркивали худобу, глаза блестели двумя водяными каплями.

— Край света и тьмы. Время нежитей. — Айша дотронулась до его уха холодными пальцами. — Слушай.

Бьерн прислушался.

Всхлипывали весла, всплескивала вода, шуршала в камышах выпь-бессонница, далеко за холмом звенели кузнечные молоты.

— Не то слушаешь! — Айша сложила ладонь пясткой, прикрыла ею ухо Бьерна. — Слушай так.

Бьерн попробовал. Понемногу обычные звуки — звон, шелест, плеск — стали растекаться, превращаясь в ровный слитный шум. А из него, будто капель по первому теплу, одинокими каплями засочились совсем другие шумы, куда более невнятные, зато глубинные, минующие рассудок, затрагивающие душу. Тихой перекличкой, сливаясь со звоном молотов, застучали копыта четырех небесных всадников [40]. Они скакали берегом, сопровождая корабли, тяжело дышали, сдерживали своих не ведающих устали коней. Младший, западный, отставал от братьев, иногда окликал их, принуждая остановиться. В плеске волн слышался плач Берегини, которую, пользуясь глубокой дремой старого хозяина вод, мучила уродливая Албаста. Из-за заросшего осокой мыса долетело негромкое мяуканье вышедшей прогуляться Земляной Кошки. Ей в ответ засмеялась в соседнем перелеске хитрая Уводна.

Айша отняла руку от уха Бьерна. Обычные звуки нахлынули на ярла внезапным резким грохотом.

— Ты всегда это слышишь? — Собственный голос вдруг прозвучал для него чересчур громко.

— Это? — Болотница отбросила со лба челку, грустно улыбнулась. — Раньше — да, а теперь только изредка. Но это просто пересуды лесных, ветряных да водяных нежитей. А вот когда выйдет луна, заговорят совсем другие духи.

— Какие? — Разговор заинтересовал ярла.

Айша обрадовалась. Она все-таки сумела отвлечь его от мыслей о княжне. Пододвинулась ближе к Бьерну, подоткнула юбку под пятки, избегая оседающей на палубу ночной сырости.

— Духи, которые когда-то были людьми, — обмени, волколаки, ерестуны, блазни, игоши [41]. Многие… Их простым людям лучше не слышать.

— Простым? — насмешливо намекнул Бьерн. — А тебе?

— Наверное, и мне тоже, — ничуть не смутившись, кивнула Айша. — Они, если заметят послуха, могут и жизни лишить. Они чужаков не любят.

Игра в камни на корме закончилась. Скальд Тортлав затолкал выигранные камушки в кошель на поясе, завалился на спину — спать. Его приятели тоже понемногу угомонились. Кто-то еще ворочался, отыскивая положение поудобнее, другие уже сопели, погрузившись в сон. Зато Рюрик, наоборот, проснулся, сел, протирая руками глаза. Желтоглазый берсерк перешагнул через ноги Айши, плюхнулся рядом с ним.