Мастера вызывали?

– Купил товарчик и катись отсюда, пока с милицией не вывели! – повысил голос хлюст.

– Я сейчас книгу жалоб потребую, напишу, что вместо того, чтобы заниматься с покупателями, вы рабочее время используете в личных целях, – выстрелил в ответ Сергей.

Видя, что надвигается неприятность, Лариса обеспокоенно обратилась к напарнику:

– Виктор, оставь его. Не видишь – человек раздражен, не знает, на кого желчь вылить. Сходи-ка лучше в кафе, принеси горячего кофе. Я что-то замёрзла.

– Хорошо, Ласточка, – послушно слащаво ответил Виктор и поспешил исполнить просьбу.

– А вы, молодой человек, идите и не мешайте мне работать, – обратилась она строгим тоном к мастеру и, подойдя к какому-то мужчине, изысканно вежливо спросила: – Вы какую сорочку желали бы: к празднику, для дома или для работы?

Видя, что дальше делать нечего, Сергей вышел на улицу. До окончания работы магазина «Ромашка» оставался час. То, что вокруг Ларисы увивался молодой человек, похожий на слизняка, ему очень не понравилось и даже непонятным образом раздражало. Он не мог бы объяснить – почему, но одно воспоминание о том, как он слащаво улыбался и слегка изогнувшись, заглядывал ей в лицо, вызывало в нём непреодолимое желание схватить его за грудки и так встряхнуть, чтобы он рассыпался на составные элементы.

Взглянув на часы, мастер побродил вокруг универмага и, дождавшись, когда у продавцов закончится рабочий день, отошел в сторону от центрального входа и занял выжидательную позицию.

Вскоре на улицу высыпали продавцы, Лариса шла в сопровождении Виктора. Она сразу же заметила придирчивого покупателя и повернула в противоположную сторону, чтобы не встречаться с ним. Но он двинулся следом. Лариса бросила на него через плечо взгляд, говорящий: «Ну ладно, иди – иди, если тебе хочется». Она больше не робела и старалась держаться вызывающе.

Через несколько шагов мастер обратил внимание, как девушка наступила одной ногой на шнурок другой, специально развязав его. Фигуру её облегали – простенькая тёплая кофта, дешёвенькие джинсы, на ногах были надеты кроссовки, стянутые впереди длинными белыми шнурками.

Спутник Ларисы не заметил ничего предосудительного в её поведении, так как был занят болтовней. Тогда она повернулась к нему и что-то сказала с милой улыбкой. Он тотчас же согласно кивнул и с готовностью, присев перед её ногами, принялся завязывать бантиком шнурок. Прохожие обходили их двумя потоками слева и справа, а она гордо вскинув головку с кудряшками, с вызывающей полуулыбкой смотрела на Сергея, как бы говоря: «Вот, мол, как из-за меня готовы унижаться даже среди толпы и, если я захочу, то кого угодно поставлю на колени».

В ответ Сергей повернулся и пошёл прочь, он не хотел смотреть на чужие унижения, они претили его душе. Не успел он пройти несколько десятков метров, как сзади кто-то приятельски хлопнул его по плечу и радостно воскликнул:

– Кого я вижу! Сколько лет, сколько зим.

Оглянувшись, он увидел сияющее радостью полное лицо старого школьного приятеля Анатолия Толстолобова. Они не встречались со времён окончания школы.

– Привет, Толик, – глаза Сергея просветлели. – Как жизнь?

– Живу что надо, институтов, как ты, не кончал, а процветаю, – благодушно сообщил старый приятель. – Работаю сейчас в бане массажёром, но китайской системе укрепляю здоровье желающих. У одного веко полглаза закрывало, так я его так поднял, что оно теперь совсем не закрывается. – Он захохотал. – Но это ж лучше, чем перекошенным ходить. А если без шуток, – он сделался серьёзным, – то у меня здорово получается. Точечным массажем улучшаю самочувствие. У одной старушки нога волочилась, а сейчас бегает, как молодая.

– Нога не работала? – переспросил Сергей и вдруг схватил товарища за руку. – Послушай, у моего отца рука парализована. Не возьмешься восстановить? Я заплачу.

– Да брось ты, заплатит он, – недовольно проворчал Толик. – Что у меня, денег не хватает, что ли? Я на заводе слесарем пятого разряда работаю, зарабатываю – будь здоров. А массажёром – по выходным, для души. Хобби это у меня вроде бы. Тянет людям добро делать. А как удастся человеку помочь, справиться с его болезнью – так для меня это праздник. Если твоему отцу помогу – для меня радость вдвойне. Пусть приходит в субботу и воскресенье с девяти до тринадцати.

Глава 7

Домой Сергей летел, как на крыльях, загоревшись надеждой на полное выздоровление отца, но дома его ждала неприятность. Распахнув наружную дверь, он сразу услышал в комнате хозяйки громкую музыку, шум пьяных голосов. Отца в их комнате не оказалось, тогда он легонько постучался к хозяйке.

Чей-то развязный голос заорал:

– Кто там такой благородный, вваливай!

Отец, как и предполагал Сергей, занял место среди прочих гостей.

Увидев молодого человека, хозяйка квартиры, Дарья Даниловна, женщина масштабная в смысле собственных габаритов, не вставая из-за стола, зазывающе махнула рукой:

– Заходи, Серёженька. Я сегодня приехала и сразу решила отпраздновать возвращение в родные стены. Посиди с нами, отдохни. – Квартирант скромно присел у края стола. – Маша, подай ему чистую тарелку и наложи салатов, – приказала хозяйка своей старой приятельнице, сидевшей рядом с Сергеем.

– Покушай, милок, чай голодный, – ласково проговорила женщина, накладывая ему винегрет и салат. – Мы-то уже наелись, часа три гуляем. Рюмочку налить?

– Не надо. Не пью.

– Сухое винцо-то, – масляным голоском лебезила Марья Тихоновна.

– Если чайку нальёте, не откажусь. Я – за трезвый образ жизни. Вы последнее постановление читали? – сухо заговорил он и таким милицейским тоном, что Марья Тихоновна сразу заняла оборонительные рубежи:

– Ну что ты, милок, мы же пенсионеры, газет не читаем. И потом мы позволили себе всего-то по рюмочке сухого винца.

После этого оправдательного монолога она переключилась на соседа слева, предоставив гостя самому себе.

Компания состояла из шести человек, в основном пожилых людей. Николай Афанасьевич сидел рядом с Дарьей Даниловной и что-то упоённо «заливал» ей. Впрочем, та слушала с удовольствием и над вторым подбородком то и дело раздвигались складки толстых губ, выражая довольную улыбку. Лицо её лоснилось и от собственного жира и от внутреннего удовольствия, зрачки глаз то и дело игриво вращались вокруг своих орбит или мгновенно косели в порыве крайнего удивления в такт речей соседа. Мимика её выглядела крайне нелепой. Но что поделаешь! И нелепости украшают женщину, если они подчёркивают её индивидуальность.

– Эх, славно сидим, – заплетающимся языком проговорил Николай Афанасьевич, и Сергей с подозрением подумал, что от него, пожалуй, сухим винцом и не пахнет, а в дикции речи явно угадываются более крепкие градусы. Но отец не обращал на сына никакого внимания, он находился в своей компании и снова только в своём узко-ограниченном мирке холостяка-эгоиста, где всё существовало только для него, а что было не для него, то не замечалось, ускользая из поля зрения.

– Хорошо сидим, – вновь повторил он громко и развязно.

Другие подхватили:

– Да, да. Почаще бы так.

– А мы и будем почаще, – по-хозяйски стукнув кулаком по столу, заявил Николай Афанасьевич. – Дарья Даниловна приехала. Какая женщина. Теперь каждый день для нас… – он хотя сказать «праздник», но слово вылетело у него из головы, и он заговорил как помнил: – … как первое мая, как восьмое марта, как день морского флота…

Дарья Даниловна зарумянилась от его слов, как добрый окорок над горячими языками пламени. Так и казалось, что с ее второго подбородка закапает в огонь жир, чтобы ещё больше воспламенить пламенного оратора, но тот, пока перечислял праздники, потерял нить речи и переключился на другое.

– Я тоже служил в пехоте. Мной командиры завсегда были довольны. А вы служили? – обратился он сурово к Дарье Даниловне, но она восприняла его вопрос как шутку и засмеялась, завращав игриво глазами: