Страница 155 из 155
Скажу больше: свят и Яков, и все они святы — и это только обман зрения, что кажутся они пьяницами, ворами, убийцами. Это только наряд дьявола на них. И отсюда, повторяю, грубость красок, нарочитость шаржа, грим лиц и декораций ихней призрачной жизни. Нет тут реальности» (там же, с. 234–235).
Однако в письме от 13 сентября 1913 г. Немирович-Данченко дает Андрееву официальный отказ в постановке пьесы МХТом. Андреев передает пьесу московскому театру К. Н. Незлобина (премьера состоялась 20 декабря 1913 г.).
В Петербурге Андреев предназначал пьесу для постановки Александрийскому театру (роль Яшки писалась для H. H. Ходотова). Предлагая роль Василисы Петровны актрисе Александрийского театра М. Г. Савиной, автор уверял ее, что пьеса «написана в реальных тонах, близких к Островскому». Однако после прочтения «Не убий» Савина отказалась играть в ней (см.: Шнейдерман И. Т. Мария Гавриловна Савина. Л.-М., Искусство, 1956, с. 302–304), и пьеса была снята с репертуара. В прессе появились заметки, что якобы истинной причиной снятия пьесы дирекцией казенных театров в Петербурге было то, что фигура Феофана будто бы напоминает Григория Распутина (Театр, 1913, № 1397).
В сезон 1913/1914 г. пьеса шла также в ряде провинциальных театров (в Одессе, Баку, Воронеже, Нижнем Новгороде и др.). В 1914 г. пьесу также собирался ставить в берлинском «Немецком театре» М. Рейнгардт, однако по ряду причин постановка «Не убий» здесь осуществилась лишь в 1924 г. В 1916 г. был сделан фильм «Не убий» (сценарий Л. Андреева и В. К. Висковского).
Сложная сценическая судьба пьесы сказалась на восприятии ее критикой. Постановка в театре Незлобина, в которой не был раскрыт достаточно сложный, соединяющий фантасмагорию и традиции Островского замысел Андреева, была большинством рецензентов признана неудачной. При этом существенная вина за неуспех возлагалась и на автора. «Автор справедливо уклонился от посещения премьеры своей пьесы: впечатление от нее сумбурное <…> После четвертого акта шиканье даже заглушило аплодисменты», — писал рецензент газеты «Театр» (1913, 21 декабря, № 1417, с. 9). По мнению другого критика, «многословие, высокопарность речи и претенциозность замыслов — эти обычные недостатки последних произведений Леонида Андреева легли всей тяжестью на „Каинову печать“ <…> По содержанию же и даже по рисунку положений „Каинова печать“ порою напоминает то Достоевского, то Толстого, то даже бульварные романы» (Туркин Н. Московские письма. — Театр и искусство, 1914, № 2, 12 января, с. 33–34). С ним солидарен и С. Яблоновский, утверждавший, что «Каинова печать», как многие последние андреевские драмы, написана «очень неровно»: «…но только там, где раньше бывали яркие и оригинальные сцены, — теперь то Достоевский, то Щедрин, то Лев Толстой; все это, разумеется, опрощенное, разбавленное для всеобщего употребления, а там, где этого нет, начинается самый невероятный бульварный роман…» (Русское слово, 1913, 21 декабря, № 294).
В. Львов-Рогачевский, напротив, высоко оценивал именно сценические достоинства Пьесы, указывал на яркость и театральную пластичность ее образов, подчеркивал органичность связи с классической традицией. Однако критика не устраивало то, что было в драме принципиальной авторской установкой — двойственность, фантасмагоричная окраска реальнейших на первый взгляд эпизодов. По его мнению, «два тона пьесы не слиты в одном аккорде. Стиль гротеска не выдержан, трагическая карикатура все время переходит в веселенький водевиль <…> Художественность приносится в жертву сценичности». А это, в свою очередь, ведет к неясности в развитии драматического действия: «Покончил с собой Яков оттого, что в нем совесть заговорила, или он не выдержал геройскую борьбу с нагрянувшей полицией <…> Пьеса в целом рождает мучительное недоумение…» (Львов-Рогачевский В. Новая драма Леонида Андреева. — Современник, 1913, № 10, с. 245, 246).
Г. Чулков достаточно точно уловил синтез реального и метафизического начал в «страшной, жуткой и таинственной драме»: «Ужас Андреева совсем не священный ужас, он подлинный, а не выдуманный <…> Убийство не причина, а следствие всеобщего сумасшествия <…> Василису Петровну мучает не столько совесть, сколько страх, — тот самый страх, который присутствует в драме в первые мгновения диалога и до конца. Вообще страшно. Смерть страшна, а жизнь еще страшнее. Где-то раздаются глухие выстрелы, а мы смотрим в раскрытую черную дверь. Там, в черной глубине, что-то происходит ужасное, но что именно, мы не знаем» (Чулков Г. Глухие выстрелы. — Отклики, 1914, № 1. Цит. по кн.: Чулков Г. Наши спутники: Литературные очерки. М., Изд-во Н. В. Васильева, 1911, с. 51, 52).
Пермете? (от фр. permettez). — Разрешите?
Куррикулюм витэ (от лат. curriculum vite) — описание жизни.
Киссинген — курорт в Германии.
…ни слова, о друг мой, ни вздоха! — Строка из романса П. И. Чайковского «Молчание» на стихи А. Н. Плещеева.
Ноблес оближ — (от фp. noblesse oblige) — происхождение обязывает.
Менелик — император Абиссинии (1844–1913).
Все это было бы смешно, когда бы не было так грустно. — Из стихотворения М. Ю. Лермонтова «А. О. Смирновой».
Бонсуар (от фp. bonsoir) — добрый вечер.
Жизнь для жизни нам дана. — Строка из стихотворения И. П. Клюшникова «Жизнь» (1840).
…расслабленный из Капернаума… — Согласно евангельскому преданию, Иисус, будучи в городе Капернауме, исцелил больного (расслабленного) слугу сотника (От Матфея, 8, 5-13).
Самсон — см. т. 5, примеч. к е. 180.
Плясовица Иродова — Саломея.
цвет somon (фр.) — розово-желтый.
Роскошь, забавы, светлость корон, счастье и слава — все только сон! — Измененная цитата из оды А. П. Сумарокова «На суету человека».