Страница 108 из 127
Савва. Да, идут.
Слушают.
Липа. И ты еще как будто веришь. Во что ты веришь?
Савва. Я верю в свою судьбу.
На монастырской башне начинают бить часы.
Савва. Двенадцать.
Липа (считает). Семь… Восемь… И подумать, что в этот час должно было совершиться… при одной мысли…
Глухой звук сильного взрыва.
Липа. Что это?
Савва. Ага, вот оно!
Оба бросаются к окнам, будя Тюху, который сонно ворочает головой. На улице шаги на миг останавливаются; потом слышно, как все бежит. Испуганные вскрики, плач, отрывочные громкие слова: «Что это?» — «Господи!» — «Пожар!» — «Пожар!» — «Нет, завалилось что-то». — «Бежим!» — и часто повторяется слово «монастырь».
Тюха. Бегут? Куда они бегут? А? Почему никого нет?
Пелагея (полуодетая, проходит). Господи, батюшка! Никак монастырь горит. Господи, батюшка! А ты тут, пьяница, василиск…
Тюха. Ого! Бегут!.. Рожи-то, а?
Гулко проносится первый удар всполошного колокола. Затем удары становятся чаще, — торопливые, тревожные, неровные, они сливаются с гулом улицы и точно лезут в окна.
Пелагея (плачет.) Господи, куда же теперь деваться?
Бежит. Крики на улице сильнее. Кто-то кричит в одну ноту: «ай-ай-ай», и пропадает в общем тревожном гуле и звоне.
Липа (отходя от окна, очень бледная, растерянная). Что же это? Не может быть. Не может быть! Тюха, Тюха, проснись! Тюха, братик, что же это, а? Тюха!
Тюха (успокоительно). Это ничего. Это все рожи.
Савва (отходя от окна, спокойный и строгий, но тоже бледный). Ну что, сестра?
Липа (мечется). Я побегу. Я побегу. Где платок, где платок? Господи, Боже мой, да где же платок?
Савва. Платок вот он, но я все равно его не дам. Посиди, там тебе нечего делать.
Липа. Пусти!
Савва. Нет, посиди, посиди! Теперь все равно уже поздно.
Липа. Поздно…
Савва. Да, поздно. Ты слышишь, как бухают?
Липа. Я побегу, побегу.
Савва. Сиди, сиди (сажает ее). Тюха, слыхал? Бога взорвали!
Тюха (со страхом смотрит на лицо Саввы). Савка, не смеши меня, отвернись!
Савва улыбается и ходит по комнате решительными, очень легкими шагами, без обычной сутуловатости.
Липа (слабо). Савва!
Савва. Что? Громче!..
Липа. Неужели это правда?
Савва. Правда.
Липа. И Его нет?
Савва. И Его нет.
Липа плачет сперва тихо, потом все громче и громче. Набат и крики точно растут. Грохочут какие-то повозки.
Савва. Бегут! Как они, однако!.. (Липа говорит что-то, но слов ее не слышно.) Громче! Не слышу. Видишь, как они раззвонились!
Липа (громко). Убей меня, Савва!
Савва. Зачем? Ты умрешь сама.
Липа. Я не могу! Я убью себя.
Савва. Убивай! Убивай! Убивай скорей!
Липа плачет, уткнувшись головой в кресло. Тюха с перекосившимся от страха лицом смотрит на Савву и обе руки держит в готовности у рта. Гулко бухает всполошной колокол, сливая свои тревожные звуки с громкою речью Саввы.
Савва (громко). Ага! Зазвонили!! Звоните, звоните! Скоро зазвонит вся земля. Я слышу!.. Я слышу! Я вижу, как горят ваши города. Я вижу пламя! Я слышу треск! Я вижу, как валятся на голову дома! Бежать некуда… Спасенья нет. Спасенья нет! Огонь везде! Горят церкви, горят фабрики — лопаются котлы. Конец рабьему труду!
Тюха (трясясь от страха). Савка, замолчи! Я смеяться буду!
Савва (не слыша). Настало время! Настало время!.. Ты слышишь! Земля выбрасывает вас. Нет вам места на земле! Нет!.. Он идет! Я вижу его! Он идет, свободный человек! Он родится в пламени!.. Он сам — пламя и разрушение! Конец рабьей земле!
Тюха. Савка, замолчи!
Савва (наклоняясь к Тюхе). Будьте готовы! Он идет. Ты слышишь его шаги? Он идет! Он идет!..
Занавес
Действие четвертое
Вблизи монастыря. Большая дорога, наискось пересекающая сцену. По ту сторону дороги — через реку — широкий вид на окрестности: луга, леса, села с горящими на солнце крестами церквей. Направо вдали, на выступе горы, над блестящей излучиной реки видна часть монастырских стен и башен. По эту сторону дороги бугроватое место, покрытое сильно притоптанной травой.
Раннее солнечное утро; часов пять-шесть. Над лугами кое-где туман, медленно рассеивающийся. По дороге изредка проходят богомольцы, торопящиеся к монастырю, провозят повозки с калеками и уродами. Со стороны монастыря приносится гул многотысячной, чем-то радостно возбужденной толпы. Отдельных голосов не слышно, но чувствуется пение слепцов, крики, радостный, торопливый, частый говор. Впечатление той же стихийности и силы. Через равные промежутки, как волна, крик упадает, и тогда ясно слышно пение слепцов.
По эту сторону дороги Липа и молодой послушник. Липа, одетая, как и ночью, в небрежно повязанном белом платке, усталая от радости, почти грезящая, сидит на бугорке. Возле стоит послушник; лицо у него растерянное, недоумевающее, движения неуверенные, нецелесообразные; пытается улыбнуться, но улыбка выходит кривая, жалкая. Похож на обиженного ребенка, не знающего точно причины своих страданий.
Липа (развязывая платок). Господи, как хорошо. Так бы и умерла тут. Не могу надышаться! Как хорошо! Как хорошо!
Послушник (оглядывается). Да, хорошо. Только я не могу там быть. Не могу. Толкаются, лезут… Как они эту женщину раздавили… У нее ребенок. Я не мог смотреть. Я… я уйду в лес…
Липа. Как хорошо, Господи!
Послушник (с тоской смотрит на широкую даль). Я пойду в лес.
Липа. И еще вчера только ничего этого не было. Ни чуда, ничего. Был Савва. Я не могу поверить, что это было вчера: как будто год прошел, сто лет… Господи!
Послушник (морщась). Зачем это он? Ну зачем?
Липа. Вы догадываетесь, Вася?
Послушник (машет рукой). Говорил, пойдемте в лес. Нет, нужно!
Липа. Он что-нибудь рассказывал вам?
Послушник (машет рукой). И надо было. Э-эх!
Липа. Ах, Вася, Вася! С вашим лесом вы прозевали самое великое, такое великое, чего не запомнят люди. Ах, Вася, ну можно ли говорить о чем-нибудь, когда вот сейчас, вот перед вами совершилось чудо. Вы понимаете: чудо! Даже сказать страшно: чудо! Господи! Вы где были, Вася, когда сделался взрыв? В лесу?
Послушник. В лесу. Я взрыва не слыхал. Я только набат услышал.
Липа. Ну?
Послушник. Да ничего. Прибежал, а у нас… ворота раскрыты, плачут все, как помешались. И икона…
Липа. Ну-ну… Вы видели?
Послушник. Да ничего, стоит. А кругом… (Оживляясь.) Вы знаете решетку железную, ту, ну, вы знаете — скрутило всю, как веревку. Даже смотреть смешно: как будто она мягкая. Я попробовал, ну нет! Какая сила, а?
Должно быть, большой заряд…
Липа. Ну, а икона, икона?
Послушник. Да ничего, стоит. Молятся наши около нее.
Липа. Господи! И стекло цело?
Послушник. И стекло цело.
Липа. Мне говорили, но я все сомневалась… Прости меня, Господи. Ну, что, как они? Рады, очень?
Послушник. Да, рады. Как пьяные все. Не поймешь, что говорят. Чудо, чудо. Отец Кирилл как поросенок визжит: уи-уи. Ему холодную припарку делали на голову. Он толстый, того и гляди помрет. Нет, не могу я тут. Ступайте домой, Олимпиада Егоровна, а? Я вас провожу.
Липа. Нет, Вася, милый. Я туда пойду.
Послушник. Не ходите, ей-Богу, не ходите. Они вас задавят. Как они бабу эту! Все — как пьяные. Лопочут, лопочут. Глаза вытаращенные… Слышите, как они там?