Страница 156 из 166
Целовальник. — Здесь: торговец в казенной винной лавке.
…вы и починяйтесь. — Здесь в значении: успокоиться, привести себя в порядок.
Толцыте, и отверзется. — Евангельское изречение (Матф., гл. VII, ст. 7; Лука, гл. II, ст. 9). Употребляется в значении: упорством добиваться желаемого.
…кончила ты Каутского? — Карл Каутский (1854–1938) — один из лидеров и теоретиков германской социал-демократии. Работы Каутского 90-х гг. XIX — начала 900-х гг. XX века, написанные в целом с позиций революционного марксизма, пользовались популярностью в среде демократически настроенной молодежи.
«Бледный месяц плывет над рекою…» — Искаженное начало романса «Чудный месяц плывет над рекою…» — См. примеч. к «Бездне» (с. 612).
Об одной тебе думу думаю… — Романс Федора Соколова «Успокой меня» на тему вальса Йозефа Ланнера. Автор слов не установлен. Л. Андреев приводит их с некоторыми отступлениями от печатного оригинала (см.: Песни московских цыган, № 14. М., изд. К. И. Мейкова, 1869). Впоследствии в новой обработке романс издавался под заглавием «Моя душенька». См.: Умчалися года… Старинные романсы. М., Музыка, 1977.
Первый гонорар*
Впервые — в газете «Курьер», 1900, 10 и 12 октября, № 281 и 283.
В образе начинающего адвоката Толпенникова Андреев изобразил самого себя. Впервые в качестве защитника он выступил в Московском окружном суде 1 ноября 1897 г. Слушалось дело «о злостном банкротстве». «Дело было пустое, — заметил Андреев в дневнике 5 ноября 1897 г., — но страху набрался я достаточно. Не могу сказать, была ли успешна моя защита, п<отому> ч<то> своей речи я не слыхал, а кого-нибудь из знакомых, кто мог бы сообщить мне о впечатлении, не было».
Председательствующий, очень строгий и придирчивый старик, которого я трусил, сказал, между прочим, в своем резюме, что «защитник весьма добросовестно отнесся к своим обязанностям». Подробность рассказа, что Толпенников приходит в суд в чужом фраке, тоже биографична, Андреев вспоминал: «Собственного фрака у меня не было, и выступать на суде приходилось во фраках товарищей» (Брусянин, с. 57).
Рассказ о Сергее Петровиче*
Впервые — в журнале «Жизнь», 1900, № 10, октябрь. В основу «Рассказа о Сергее Петровиче» положено подлинное происшествие: самоубийство в 1896 г. студента-естественника, орловца, товарища Андреева по Московскому университету — Григория Петровича Третьякова. В хранящемся в ЦГАЛИ черновом наброске рассказа он еще выведен под собственным именем. Прототипом студента Новикова, с которым Сергей Петрович полемизирует, был другой товарищ Андреева — Владимир Александрович Плотников, впоследствии видный советский химик, академик. Об этом рассказе Андреев говорил М. Горькому при их первой встрече в Москве на Курском вокзале 12 марта 1900 г., а в апреле — мае 1900 г. по просьбе Горького отослал ему рукопись на просмотр в Крым.
Наступили томительные дни ожидания, писем от М. Горького не было. Наконец в начале июня 1900 г. Андреев сам поехал к Горькому в Ялту, но не застал его там: 28 мая М. Горький с А. П. Чеховым, художником В. М. Васнецовым и другими отправился путешествовать по Военно-Грузинской дороге, а затем, вернувшись в Ялту, когда Андреева там уже не было, вскоре уехал на Украину в село Мануйловку Полтавской губернии. «Ваш „Рассказ о Сергее Петровиче“ мне понравился, хотя вы можете и должны писать лучше, образнее, ярче», — написал он автору из Мануйловки 12…15 августа 1900 г. (ЛН, т. 72, с. 70). Рукопись он отослал в Петербург в редакцию журнала «Жизнь». Редактор журнала В. А. Поссе впоследствии вспоминал: «Беллетристические рукописи во время моей поездки в Крым просматривал Е. А. Соловьев. Он рассказ Андреева забраковал. „Это не художественное произведение, а какой-то протокол“, — сказал он мне, когда я спросил, почему рассказ Андреева не принят. „Это такой же протокол, как „Смерть Ивана Ильича“ Толстого, — возразил я. — Во всяком случае, это протокол жизни, протокол, много дающий и много обещающий“». (Поссе В. А. Мой жизненный путь. Дореволюционный период (1864–1917 гг.). М.-Л., Земля и фабрика, 1929, с. 163.)
Творческий замысел «Рассказа о Сергее Петровиче» проясняет запись в дневнике Андреева, сделанная 1 апреля 1900 г.: «…Написал рассказ „Сергей Петрович“, который я считаю крупным относительно и моих прежних рассказов и относительно многого в текущей русской литературе. Это рассказ о человеке, типичном для нашего времени, признавшем, что он имеет право на все, что имеют другие, и восставшем — против природы, которая создала его ничтожным, и против людей, которые лишают его последней возможности на счастье. Кончает он самоубийством — „свободной смертью“, по Ницше, под влиянием которого и рождается у моего героя дух возмущения» (Дневник).
Отношение к «Рассказу о Сергее Петровиче» критики было довольно прохладным. Н. К. Михайловский нашел, что рассказ растянут (Михайловский, с. 109). Явно не поняв авторских намерений, «Русские ведомости» (1900, 18 ноября, № 321), например, уверяли, что «Сергей Петрович взят без всякого отношения ко времени и пространству».
В письме к А. А. Измайлову от апреля — мая 1901 г. Андреев, не соглашаясь с критиками, утверждал: «На мой взгляд — я и сейчас держусь его, — этот рассказ хорош не столько по форме, которая, несомненно, должна была быть лучше, сколько по значительности и серьезности содержания» (РЛ, 1962, № 3, с. 195).
Прошло некоторое время, и справедливость авторской оценки «Рассказа о Сергее Петровиче» подтвердилась. Сдержанный отзыв М. Горького после чтения рассказа Андреева в рукописи изменился на восторженный, когда перечитал его в книге «Рассказов» Андреева. 25…27 сентября 1901 г. он писал автору из Нижнего Новгорода: «„Рассказ о Сергее Петровиче“ — хорошая, умная и тонкая вещь, — представьте! Раньше это не нравилось мне, а теперь вот прочитал и сказал — ого!» (ЛН, т. 72, с. 96). Еще более восторженно отозвался об этом произведении В. В. Стасов в письме к Д. В. Стасову от 27 марта 1903 г.: «Возьми и прочитай поскорее в его „Рассказах“ (посвященные Горькому) его „Рассказ о Сергее Петровиче“. Это что-то невероятное для русского (кроме Льва Толстого, конечно, который в 100000 раз, повторяю, выше). Этот „Сергей Петрович“ — нечто вполне достойное „Sur l'eau“ <„На воде“> и „Inutile beaute“ <„Бесполезная красота“> Мопассана, особенно в страницах 94-100. В России так никто из авторов не писал и не думал» (Стасов В. В. Письма к родным, т. III, ч. 2. М., Музгиз, 1962, с. 183). Указанные страницы соответствуют с. 237–242 наст. изд. Рассказ переводился на французский (журн. «Mercure de France», март, 1903) и др. языки.
В темную даль*
Впервые — в газете «Курьер», 1900, 25 декабря, № 357. Отдельным изданием выпущен в Ростове-на-Дону издательством «Донская речь» (1904) и в «Дешевой библиотеке т-ва „Знание“». № 60 (СПб., 1906).
М. Горький отметил в этом рассказе новые для Андреева ноты, свидетельствующие о дальнейшем сближении автора с революционным крылом русского освободительного движения. «„В темную даль“ — хорошо! — писал он Андрееву из Нижнего Новгорода 26–28 января 1901 г. — Очень хорошо. Эх, как вы можете писать и как надо бы вздуть вас! Чтоб <…> вы к себе относились серьезнее, чтобы кислоту из души выпаривали, сударь мой, хорошей работой мозга, чтоб смотрели вы в жизнь глубже. Все это вам подобает, ибо — если вы можете отправлять человека „в темную даль“, — стало быть, можете провидеть в ней и свет…» (ЛН, т. 72, с. 82). Предложив далее в письме Андрееву несколько тем, М. Горький снова вернулся к рассказу «В темную даль»: «Дело жизни по нынешним дням все в том, чтоб, с одной стороны, организовать здоровый, трудящийся народ — демократию; с другой — чтоб дезорганизовать усталых, сытых, хмурых буржуев. Бодрому человеку только намекни — он поймет, и улыбнется, и увеличит бодрость свою, больного скукой мещанина — ткни пальцем — и он начнет медленно разрушаться.