Страница 15 из 25
Так, почти в обнимку, человек и орчиха подошли к юту. Гарра заволокла Логнира по трапу на надстройку, и они оказались у дубовой двери с занавешенным изнутри круглым окном. Прямо на стене над притолокой сидел небольшой зверек, сонно свесив голову и изогнув шею. Широко раскрыв пасть, он обхватывал клыками большой стеклянный футляр. Лишь вблизи можно было разглядеть, что этот странный зверек – всего лишь искусно выкованное украшение, крепко удерживающее потухший фонарь. Матросы не решались подходить к этой двери слишком близко даже для того, чтобы вновь разжечь погасший фитиль. Капитанскую каюту все старались обходить стороной, словно заброшенный двор, где живет большая злая собака.
Бывший королевский сотник постучал в дверь. Ничего. Логнир снова постучал – уже сильнее, от таких ударов, наверное, мог бы проснуться весь корабль. Наконец изнутри сперва раздались кряхтенье и грязная ругань, а после к ним добавился звук нарочито шаркающих шагов. Дверь распахнулась, и на пороге показался заспанный человек с медно-рыжими волосами, неряшливо спутанными и разбросанными по плечам. Капитан был обнажен по пояс, черные бархатные штаны он заправил в высокие остроносые сапоги с пряжками – должно быть, так и свалился на свою кровать (единственную на судне!), не снимая обуви. В петлях на кожаном ремне у рыжеволосого висели три его неизменных кинжала: один с прямым клинком, два – с изогнутыми, как серп луны. Лицо кормчего «Морского Змея» выглядело столь помятым, будто он не поднялся только что с мягкой перины, а вышел из столкновения с подводным рифом. В ушах капитана поблескивало множество серег-колец – каждая из них, как это принято у кормчих Сар-Итиада, вдевалась за переход судна через океан. Судя по их количеству, этот человек, казалось, только тем и занят, что совершает долгие и опасные плавания от берегов Ронстрада к землям Роуэна протяженностью в семьсот морских миль. Капитан очень походил на зверька, висевшего над дверью каюты. Нос его был слегка вздернут, а в уголках глаз морщинки сложились в извечный недоверчивый прищур. Да и зловещая улыбка, застывшая на губах человека, которого разбудили спустя час после того, как он заснул впервые за седмицу, походила скорее на звериный оскал.
– Кому здесь «кошек» дать? У кого спина зажила-затянулась? Как вы смеете, собаки, будить своего капитана? – Джеральд Риф, широко и с подвыванием зевая, потер заспанные глаза.
Бывший королевский офицер, глядя на него, снисходительно улыбнулся.
– Да вот, заснуть не могу, – пояснил Логнир, – твои клыкастые друзья не дают, прокрадываются на борт и дерутся. Поболтать не желаешь?
– А, это ты, крыса береговая. – Кормчий зевнул еще шире – казалось, сейчас рот у него разлезется и верхняя часть головы отпадет к затылку, словно крышка у шкатулки. – Чего тебе?
– Тут письмецо от твоего друга-капитана с «Гадрата» прилетело с… – Логнир скривился, потирая ушибленные ребра, – почтовой голубкой.
Гарра оскалилась. Капитан снова зевнул:
– Ааэххх… Ладно, проходи. Поглядим, что там эта обезьяна зеленая начеркала.
Развернув на столе свиток, в скупом свете разожженной Джеральдом свечи они прочитали довольно бессвязное послание, в котором было меньше смысла, чем многочисленных подтверждений того, что орку нечасто приходится излагать свои мысли на бумаге:
«Логниру.
Этот город… Упаси-упаси… Логнир, да простят меня духи моря, что не послушал тебя сразу… Тут нельзя даже моргать, потому что в тот миг, когда ты моргнешь, что-то может подкрасться… Славный Торок пал, убитый чьей-то арбалетной стрелой, вырвавшейся из руин… Убийцу мы не нашли, лишь следы сапог за кучей кирпича, что была когда-то чьим-то домом, и вековая пыль стерта там в нескольких местах… Стрела прошила могучего Торока, да пребудут с ним духи, насквозь. Словно копье всадили ему в горло, прокрутили как следует, а потом вырвали… Крови было столько, что славный воин весь почти утонул в ее луже… Крогр еще сказал, что он похож не на добропорядочного орка, а на дохлую свинью в красном болоте. В общем, как ты уже понял, в этом псовом городе есть кто-то из тех, кого здесь быть точно не должно…
Этот город… Мурашки бегут по телу даже у меня, когда я на него смотрю – словно все духи из свиты Х’анана щиплют и кусают меня – такой страх. Пустота и тишина царят в этих руинах, так, словно здесь вволю погуляла Тысяча исчадий Древнего Лиха.
Ни одного целого дома, ни одной собаки или птицы, даже насекомого… Не видно ни единой живой души, но чувствуется, что кто-то здесь прячется. Его не видно, но он есть… и он… повсюду…
Мы нашли твою каменюку. Это, судя по бороде, Дрикх, а не Тиена. Каменюка стоит у южного входа в город, точнее, стояла – теперь она полностью разрушена, осколки лежат рядом. Гномьему богу, да простят меня коротышки, кто-то оторвал голову… Мы там все облазили, но ничего не нашли… Статуи богини остроухих демонов я не видел, но ты ведь говорил не углубляться в город…
В Час Степного Тигра встретимся с тобой на берегу под большой сосной и решим, что нам делать дальше.
Передай этому рыжему ягненку Рифу, что нашел я для него мачту, его это обрадует.
– Вот чего я и боялся: нас опередили. Статуя Дрикха разрушена, древнего артефакта наверняка нет…
– Послушай, Логнир, – спокойно сказал Риф, разжигая свою трубку от лучины, – Гшарг ведь не входил в сам город. Может, статуя Тиены (ведь именно она тебе нужна?) цела и невредима, так что не ныряй с якорем раньше времени… В общем, унынию будем предаваться потом, а пока прогуляемся на берег – «Морской Змей» нуждается в срочном ремонте: кто знает, возможно, нам придется очень быстро отсюда убираться.
– Час Тигра – это когда? – только и спросил Логнир.
– Это на рассвете, – гордо пояснила Гарра. – По легенде, именно в этот час огромный саблезубый тигр спас в степях младенца Д’агаура, сына Великого Тынгыра, а затем…
– Достаточно, – оборвал ее сотник. – Значит, на рассвете…
Было еще темно, когда две узконосые лодки с грубо вырезанными на бортах морскими змеями врезались в прибрежный песок. На берег ловко соскочили люди и начали дружно вытягивать их из воды.
– Веди, Гарра, – сказал Риф, на всякий случай проверяя, удобно ли сидят кинжалы в перевязи на поясе и легко ли они вынимаются. Незнакомому берегу кормчий не доверял, а если по правде, то он вовсе не доверял любому берегу, предпочитая ему открытое синее море. Оно всегда для него являлось тверже и прочнее любой, даже самой ухоженной, земли.
Воительница пошла вперед, к лесу, возвышавшемуся золотистой осенней стеной всего в двух десятках футов от водной глади. Люди направились следом, самым последним плелся неугомонный гоблин Гарк, слуга сотника Арвеста, наотрез отказавшийся оставаться на «Змее». Еще бы! Хозяин Логнир спускается на берег, там он увидит столько интересного, быть может, даже попадет в какую-нибудь передрягу! И все это без него, верного Гарка?! Нашли дурака – а что ему прикажете делать на корабле? Снова обыгрывать корсаров в кости или карты? Воровать с камбуза у толстяка-кока еду? Гоняться по мокрой палубе за неуловимым корабельным духом, о котором шепчутся матросы, или вновь насмехаться над боцманом Гором с его троллиными мозгами? Скукота… Нет, он заранее притаился в лодке, а теперь брел за остальными, стараясь не отстать. Гоблин кутался в свой собственный, лично сшитый для него хозяином плащ, набросив на голову глубокий капюшон, из-под которого торчал кончик его длинного зеленого носа. Гарк постоянно спотыкался, ведь из-под этой тряпки, призванной защищать его голову от дождя, никогда, Бансрот подери, ничего толком не видно, поэтому он все время тихо бранил ее.
– Что за несносная, дрянная вещь, – шипел длинноносый, отдергивая тонкими когтистыми пальцами край капюшона, пытаясь поправить его так, чтобы он постоянно не спадал на глаза. – И кто тебя только придумал? Гарку ты не нравишься, да. Он тебя не любит…