Страница 137 из 152
Беклемишев. Выбора нет: за ее жизнь я заплачу жизнью. (Убегает.)
Рославлева (тупо). Ушел… ушел… Одна… одна. (Дико.) А я верила, все верила… А-а, довольно обманывать и унижаться… (Подбегает к столу, достает коробочку, высыпает порошок на руку и проглатывает; быстро идет к окну, при виде белых статуй хватается за волосы и отскакивает.) Боюсь! Боря, мой Боря, я боюсь, боюсь!! Ничего, ничего… смерть скорая… (Бросается на кушетку, лежит некоторое время откинувшись, поднимает голову с ужасом смерти, дико.) Я не хочу!! А… (Обрывается и некоторое время тупо смотрит; судорожно хватается за горло, с тревогой.) Что-то странное делается со мною, я знаю, где я, и не узнаю ничего… (Затихает, всматривается, вскрикивает безумно.) Боря?! Ты?! (Вскакивает и падает назад на кушетку, полулежа с открытыми глазами.)
Входит Босницкий с несколькими орхидеями.
Босницкий (весело). Все, что мог достать… (Подходит и протягивает с любезной обязательностью цветы Рославлевой.) Ге?! (С ужасом бросает в нее цветы и дико смотрит на мертвую Рославлеву.)
Занавес
Подростки*
Большая комната, большой стол. Спиной к публике четыре подростка, сгрудившись у стола, чем-то занимаются: один, сидя, рисует, а другие, окружив его, смотрят, нагнувшись. Иногда раздается веселый взрыв смеха. Пятый подросток, Горя, беспокойно ерзая на стуле и морща лицо, объясняет торопливым говором сидящему против него Алексею.
Горя (говорит, горячо захлебываясь). Нет, видите, Алексей, вот какое у нас, анархистов-коммунистов, отношение к остальным партиям. Основателем нашей партии является Кропоткин и последующие: Жан Грав, Малатеста, Черкезов, Вольский, Ветров. Кроме нас, существуют анархисты-индивидуалисты, их глава Макс Штирнер, предшественник Ницше, а теперь Макай, отчасти Туккер… (Иронически скороговоркой) Ну, это старик: ему сто четыре года, его каждый год уговаривают не выходить из партии. Еще есть анархисты-безначальцы, глава их Романов… Николай Романов… они начали было издавать свой журнал «Безначалье», но вышло всего два номера — закрыли. Собственно, про анархистов-безначальцев Кропоткин так сказал: «Они полны революционного жара, но с полным отсутствием революционного смысла». За границей нет безначальцев, там анархисты-коллективисты, особенно много их в Испании. У нашей фракции вот какое к ним отношение… Я вам приведу пример. Бросил анархист-безначалец бомбу в окно ресторана. Мы бы не бросили, но и бросившего не обвиним. Мы будем рассуждать так: если голодный, которому нечего есть, бросил бомбу в тех, которые вкусно и сладко едят, когда ему, голодному, нечего есть, то не виноват бросивший в том, что голод вызвал в нем такое раздражение, что он бросил бомбу, а те, которые, кушая сладко, не думают, до чего может довести человека голод. Но, собственно, это фракция, мало дающая себе отчет в своих действиях. В Вильне такой, бросивший бомбу в кофейню, на вопрос, почему он бросил, только и мог крикнуть: «Да здравствует анархия!»
Алексей. Конечно, голодный человек на что только не способен! У нас, когда отступали к Мукдену, два дня маковой росинки во рту не было, так, кажись, и вырвал бы из рук, глядя, как офицер за оба уха закладывает. Ест и не подавится.
Взрыв смеха. Горя срывается с места, смотрит через головы на рисунок и тоже смеется.
Горя (возвращаясь к Алексею). Так вот, Алексей, если вы окончательно решили к нам, анархистам-коммунистам, примкнуть, так я вас сведу сегодня вечером…
Алексей. Сегодня, Горечка, я не могу. Так что швейцар будет в отлучке, и должен буду я бессменно находиться на своем месте, иначе в банке внизу никого не останется.
Горя. Ну, тогда в четверг — хотите?
Алексей. В четверг могу.
Горя. Тогда так часам к шести приходите, и мы вместе пойдем.
Алексей. А далече?
Горя. На Галерной гавани.
Алексей. Порядочно!
Горя. Что за порядочно? Ну, можно, если устанете, и на конке.
Алексей. Устану, Горечка, наперед знаю. В походах я завсегда уставал, слабенький ведь я. Так, бывало, устанешь, что ляжешь и лежишь, хоть и знаешь, что сзади идут хунхузы и прирезывают отсталых… Пусть режут, нет сил, подвалит под груди, дыханье перехватит, и уж ни о чем не думаешь… (Вздыхает.)
Горя нетерпеливо слушает.
Ох, тяжело было, миленький Горечка. И сами-то видите, в чем душа только держится, а тут еще сумка, да ружье, да амуниция, да запас сухарей, пуда три всего… Как терпеть? И бросаешь все, что только можно: и шинель, и белье, и сухари… И плетешься, по два дня не евши. А как стали из-под Сайтадзы отступать, тут и ружье бросили: «На тебе, дескать, Куропаткин, ружье, а солдата нет у тебя. больше». И не я один. Как от Мукдена погнали нас, и не стало больше солдат у Куропаткина, только ружья и остались.
Горя (нетерпеливо, протягивая руку). Так, значит, в четверг, Алексей?
Алексей (пожимая руку). Слушаюсь, Горечка.
Алексей подходит к группе, жмет всем руки, еще раз Горе и уходит.
Кранц (подходя к Горе и гуляя с ним по комнате). Ну что, ушел ученик?
Горя (уклончиво, добродушно). Ушел. Он, понимаете, ничего себе, только любит постоянно о своей войне рассказывать. Вы знаете, он говорит, что из офицеров, которыми солдаты не были довольны, назад почти никто не возвратился. Солдаты убивали. Во время сражения в спину стреляли.
Кранц. Так ведь видно же, что стреляли в спину.
Горя. А кто смотреть будет? И пуля все равно насквозь пробьет же.
Кранц. Я думаю, ваш ученик врет много.
Горя. Н-нет, я не заметил этого, да зачем ему врать?
Женя (продолжая рисовать). Нет, Алексей не врун, а ты вот что, Горя, ты обратил внимание, что Алексей остается иногда один в банке? Вот где экспроприацию тебе бы устроить.
Горя. Почему мне? Это предлагай максималистам.
Степа (подлетая, засунув руки в карманы, к Го-ре). Эх, эх, вот так анархисты! А вы сами чуждаетесь, что ли, таких дел?
Горя. Конечно.
Женя. Не ври, Горька.
Горя. Частную экспроприацию наше правое крыло, конечно, не признает.
Женя. А банк — частная? Эх, ты…
Горя (обращаясь к Степе). В таком случае и вы эсеры тоже.
Степа (насмешливо). Не об эсерах идет речь.
Горя. А знаешь, Женя, та, которая отбирала вчера билеты в театре, оказалась эсдечка меньшевичка.
Женя. Откуда ты узнал?
Горя. Я спросил ее.
Женя. Она тебе в морду не дала?
Горя. За что же в морду?
Женя. И за шпиона тебя не приняла? — Горя. Нет, конечно. (Улыбается.) А вот сегодня меня чуть не избили.
Женя. За что?
Горя. Понимаешь! Я покупаю «Русское знамя», вдруг какой-то идиот кричит: «Вот черносотенец», и все побежали за мной. Ну, я, конечно, тоже побежал.
Женя. Жаль, что не догнали.
Горя. Отчего жаль?
Женя. Оттого, что такую дрянь читаешь.
Горя. Должен же я знать, о чем пишут мои враги?
Степа. Нет, а вот со мной, господа, чуть не случилась очень неприятная сегодня история. Иду я с урока латинского языка, и вдруг меня хватают два городовых под руки. На мое счастье какая-то женщина говорит: «Не этот, вот тот!» Ну, они и бросили меня и побежали дальше.
Кранц. Счастье твое, что ты не сопротивлялся.