Страница 4 из 10
— Копейки.
— Не скажите… Первые платежи из Польши и балтийских губерний позволяют говорить о будущих миллионах.
На углу улицы Варварской и Острожной площади экипаж остановился, пропуская колонну мальчишек лет десяти-двенадцати, с песней марширующих в сторону Ковалихинского оврага. Военная форма на детишках смотрелась несколько странно.
— Суворовцев в баню повели, — пояснил Акимов, перехватив вопросительный взгляд.
— Мелковаты для суворовских чудо-богатырей, — хмыкнул Ермолов. — Плохо кормите?
Сергей Викторович шутку не поддержал:
— Училище имени генералиссимуса Суворова создано по предложению нижегородского купечества и состоит на его иждивении.
Беляков удивился:
— Лет двести не замечалось за земляками патриотических порывов. Воистину времена меняются.
— Это точно, с государем Павлом Петровичем не заскучаешь, — согласился Алексей Петрович. — А что говорят в Европах?
— Да кого сейчас интересует их мнение?
Глава 2
— Короля не интересует ваше мнение, господин Нельсон! Его вообще ничьё мнение не интересует!
Адмирал задохнулся от гнева и не нашёл слов для достойного ответа. Правда, сыплющего проклятиями сэра Питта-младшего они совсем не интересовали, эти слова оправдания. Но назвать победителя при Абукире просто господином… тут премьер-министр несколько перегнул палку! Хочет отправить в рискованную экспедицию? Так пусть отправляет, а не кричит, как ректор Итона, обнаруживший переодетого в женщину негритёнка под кроватью воспитанника.
— Я сегодня же готов уйти в отставку, сэр!
Вот тебе вместо милорда, скотина! И шпилька достигла цели:
— Не горячитесь, сэр Горацио. Хересу, бренди?
— Рому.
Премьер-министр посмотрел с недоумением, но отдал явившемуся на звон колокольчика камердинеру распоряжение принести требуемое. Угодно адмиралу показывать характер и пить невообразимую дрянь? Это всегда пожалуйста. Если хочет, может даже последовать примеру Сократа, из всех напитков предпочитавшего цикуту. Может… но не сейчас, когда Бонапарт собрал в Булони новую «Непобедимую армаду». Корсиканский людоед давно бряцает оружием и алчно облизывается, поглядывая через Канал. Каналья… И в прошлом году французское нашествие не случилось разве что божьей милостью. Что сулит этот?
Судя по всему — ничего хорошего. Наполеон ещё зимой объявил себя императором, а когда Англия наконец-то ответила положительно на его предложение о подписании мирного договора, только рассмеялся в лицо посланнику. И показал неприличный жест, явно подсмотренный у русского фельдмаршала Кутузова, с недавних пор бывающего в Париже чаще, чем в Петербурге.
Русские… вот постоянная головная боль. С их безумным царём никогда не знаешь, какой финт они выкинут в следующий раз. Швецию вот недавно захватили, оставив английскую промышленность без превосходного железа. Да ладно бы просто присоединили в качестве провинции, так нет же — император Павел заявил о создании временной Стокгольмской губернии, и клятвенно пообещал предоставить независимость сразу, как только шведы оплатят все убытки, причинённые их войсками в русской столице. Теперь вольнолюбивые шведы собирают деньги на выкуп собственной свободы, не помышляя о бунтах и неповиновении. Некогда бунтовать, слишком велик процент за просрочку платежей. И что удивительно — виновником всех бед они считают исключительно одну Англию.
Ситуация, однако. А самое в ней неприятное не французский флот, второй год собирающийся высадить десант на спасаемые богом острова, а русские корабли, курсирующие между Новороссийским берегом и Тулоном. Везут то, что Британия привыкла считать своей законной долей — мачтовый лес, пеньку, хлеб. Обратно возвращаются гружёные порохом и золотом. Против кого вооружаются, против Турции? Но жадный султан и без всякой военной угрозы пропускает конвои через проливы. И каждый раз жалуется английскому послу на оскудевшую казну, прозрачно намекая, что будь она полна… А куда делись двенадцать миллионов фунтов, безвозмездно выделенных взамен обещания усилить батареи Босфора и Дарданелл?
Средиземноморский флот Его Величества Георга Третьего конечно же по мере сил мешает русским перевозкам, но размен одного линейного корабля на три купеческих посудины более чем неравноценный. Вот для исправления сложившегося положения и понадобился адмирал Нельсон, до сего дня более полугода не появлявшийся в Лондоне.
— Подозреваю, что лишь самой малости не хватило вам для победы, сэр Горацио, — после первоначальной грубости настроение премьер-министра улучшилось, и теперь он изо всех сил старался подсластить вручаемую Нельсону пилюлю. — Надеюсь, в южных водах фортуна будет более благосклонна.
Адмирал сделал глоток и едва удержался, чтобы не выплюнуть. Напиток черни, солдат и пиратов никогда ему не нравился, но предлагаемая авантюра отдаёт таким гнусным запахом, что перебить его можно только этим… И шансов не ввязываться нет совсем, иначе не миновать почётной должности козла отпущения. Король требует крови, парламент требует крови, народ… тот ничего не требует. Только Питт предлагает шанс.
Почти в то же самое время в харчевне «Колокольчик и полпинты», что на Нерлингей-стрит, обедали два молодых негоцианта, прибывшие в Лондон утренним дилижансом из Дувра. Оба довольно скверно изъяснялись по-английски, так как являлись уроженцами Ганновера, и явно переживали не лучшие времена. А то зачем бы им выбирать заведение не самого высокого пошиба, где из разумной предосторожности и бережливости вилки с ножами прикованы к столам тонкой цепочкой? Впрочем, предполагаемые финансовые затруднения не отразились ни на внешности, ни на аппетите.
— Щей бы сейчас с расстегайчиками, — тяжело вздохнул один из немцев, и впился зубами в печёную под чесночным соусом баранью ногу.
— Угу, — согласился другой, с подозрением принюхивавшийся к своей порции. — И по штофу анисовой…
Немного помолчали, ностальгируя по милой сердцу ганноверской кухне, и опять вздохнули — Фридрих Толстенберг и Иоганн Лупехвальд путешествовали почти полгода, и успели соскучиться по родной стороне.
— Анисовой тебе? — рассмеялся Иоганн. — Друг мой Теодор, откуда в столь диких местах взяться водке? Обойдёмся ромом.
— Ваня, — с укоризной произнёс Толстенберг. — Ты не забыл, что Александр Христофорович особо указывал на соблюдение строжайшей конспирации? Так что никаких Теодоров, я Фридрих, и точка.
— Да помню, не ругайся… Лучше о том подумай, как приказ выполнять будем.
— Есть предложения?
А вот этого не было ни у того, ни у другого. Удивительно, но англичане окутали свою возню вокруг вновь создаваемой эскадры такой тайной, что до сих пор оставалось неизвестным даже место её сбора. Военные корабли просто исчезали без следа вместе с командами, а те, что ещё не успели отбыть, охранялись лучше испанских золотых галеонов времён конкисты. Экипажам запрещалось сходить на берег, а шлюпки, привозившие на борт провизию и воду, досматривались морской пехотой на наличие посторонних. И небезуспешно, надо сказать — три матроса с фрегата «Геркулес» и две портовых шлюхи, которых они намеревались прихватить в плавание, болтались на реях с вывалившимися синими языками, напоминая остальным о том, что приказы не обсуждаются.
Явно напрашивался вывод — британцы затеяли очередную пакость. Осталось только узнать, против кого она будет направлена. Если против Наполеона, то чёрт бы с ним, император Павел Петрович недвусмысленно дал понять, что целиком и полностью одобряет независимую политику Франции, и не намерен вмешиваться в любые её дела, как внутренние, так и внешние. Если, конечно, на то не существует изложенной на бумаге договорённости.
— Слушай, Фридрих, — Лупехвальд положил на стол обглоданную кость и с торжествующим видом посмотрел на собеседника. — А если нам сегодня ночью наведаться к какому-нибудь сиятельному лорду и расспросить хорошенько? Задать вопросы прямо в лоб, так сказать.