Амалия и генералиссимус

— Да с удовольствием, это же так интересно, когда одна рука не знает, что делает другая. Таков уж секретный мир, этим он и хорош.

— А купить отель?.. Надо пойти спросить у того китайца за стойкой, какой это элемент. Он даже не слишком удивится. Нормальный вопрос.

Купить «Колизеум»? Я начала осматриваться. Отель был… пожалуй, шоколадным. Темным и очень хорошим деревом отделан его фасад — прекрасная отделка, с плавными линиями парижского ар-деко. То же дерево внутри, там, где бар, диваны и стулья, перила лестницы, ограждение галереи над баром. Гладкое, отполированное, с любовью вырезанное дерево. А когда у входа загораются большие электрические шары, разгоняя тьму, то это дерево блестит гордо и маслянисто. В общем, нечто неожиданное для такой скромной улицы.

Но это маленький, совсем маленький отель. Сонным полднем, когда он не сияет изнутри теплым золотым светом, за стеклом не мелькают фигуры людей, не звучит музыка из пахнущей сладким табачным дымом обеденной залы, вы можете, не заметив его, просто проскочить мимо по тротуару. Потому что когда-то этот отель был китайским домом, типичным домом в два этажа. Точнее, двумя совершенно самостоятельными домами, стоявшими бок о бок. Невысокий первый этаж, над ними второй в форме двух небольших греческих фронтонов на два окна каждый. Поэтому сегодня у отеля два отдельных входа. Левый — когда входишь в бар, где мы сейчас сидим. Бар одновременно служит и стойкой портье, со шкафом для ключей все из того же роскошного шоколадного дерева. И отдельно — правый вход, прямо с улицы в обеденную залу с небольшой эстрадой для оркестра. Между этими двумя почти одинаковыми по площади залами пробит от пола до потолка широкий квадрат, обрамленный тяжелыми золотыми портьерами. Получается что-то очень странное: два зала рядом — не разберешь сразу, какое отношение они имеют друг к другу, два это заведения или одно. Ну а в глубину китайские дома бывают довольно большими, на втором этаже, коридор с комнатами уходит вглубь ярдов на тридцать — сорок.

Но там, наверху, я еще не была. А вот здесь, внизу, просто уютно, у бара всегда толпа, пьют, общаются, веселятся, заходят с улицы люди всех рас. И в комнатах живут все подряд, от колониальных британских чиновников из Сингапура до торговцев сомнительными коврами из Кашмира. Ну, а когда по зале справа начинает плыть музыка, ах, музыка, женский смех, постукивание каблуков, звон стекла и фарфора — то наверняка тут становится просто прекрасно…

Сразу по нескольким причинам я выбрала «Колизеум» для своих целей: отель — в нескольких шагах от центра — паданга, зеленого прямоугольника для парадов, окруженного мавританскими аркадами административных зданий. Здесь место встреч британских плантаторов, чиновников, китайских коммерсантов, тамильских адвокатов или докторов. А когда из расположенного бок о бок синема — тоже «Колизеума», да еще и принадлежащего тому же хозяину, — выходит толпа, то тут становится и совсем шумно.

— В любом случае, господин Робинс, — наклонилась я к нему (этому человеку нравится мой профиль и тонкие пальцы, как это мило!), — я не куплю вашу штаб-квартиру, даже если бы она продавалась. И вообще можете считать меня совсем своей. Амалия де Соза, потертая полицейская собака. Или — тертая? Это португальский, который всегда сидит в моей голове…

— Никогда не видел полицейских собак в шелковых чулках, — вдруг совершенно четко выговорил Джереми.

Браво, браво — у него хорошее зрение!

— Третьего коктейля не будет, — изрек Робинс приговор своему напарнику. — Эти добавки змеиного вина — они производят замечательное действие.

Джереми напряженно замолчал, глаза его выразили неуверенность.

— Лучше всего управляется со змеиными добавками бармен в Селангор-клубе, конечно — он даже чересчур щедр с ними, — продолжил Робинс. — Что с вами, Джереми — вам не понравился этот пряный оттенок, который дает вино из хайнаньской кобры?

— Мне больше нравится бамбуковая змея из Циндао, — заметила я. — Кстати, очень стимулирующе действует на мужчин… Вы уже прошлись тут по китайским аптекам, Джереми, и видели эти темные бутыли со змеей внутри? Все предельно просто, берется почти чистый спирт с разными лечебными травами, в нем топится живая змея, обязательно ядовитая. Получается лекарство от многих болезней.

— Не беспокойтесь, госпожа де Соза, — сказал Робинс подозрительно внятным шепотом. — Если что, мы пересядем — а бой все здесь, на полу, вытрет. Итак, пока Джереми приходит в себя, хочу вам сказать, что не верю в агентов-одиночек, им все равно нужна помощь. Сейчас я напишу вам свой телефон в офисе. На коктейли я прихожу обычно сюда. Ужинаю — по-разному, вот пара-тройка адресов. И, возможно, телефон моего скромного бунгало, — тут в голосе господина Робинса возникла тень сомнения. — Ну, и вообще, я буду за вами на всякий случай присматривать. Что нетрудно — о перемещениях леди в таком, как у вас, платье, и в таком автомобиле, обычно знает весь город. Он ведь невелик — Ява-стрит, Центральный рынок, Петалин-стрит с переулками… тут у нас все близко и всех видно.

— А если так, — сказала я, — как мог у вас пропасть без следа человек? Я боюсь, что мне придется не раз обращаться к вам за советом. Я слишком хорошо знаю свой город, чтобы не понимать, что значит быть местным.

— У нас вообще до этих дней не пропадали люди, — пожал плечами господин Робинс. —

А сейчас вот… Хотя — какой расы этот ваш исчезнувший?

— Китаец, — сообщила я, постаравшись обойтись без подробностей.

Господин Робинс посмотрел на меня задумчиво.

— А это другое дело — я-то думал, что мы говорим об англичанине. Потому что…

И тут выяснилось, что вот буквально только что — несколько дней назад — в городе пропал доктор. Просто доктор с незапоминающимся именем Клиффорд Оуэн, тридцати девяти лет.

— И что бы это значило — пропал?

— А все, что угодно, — грустно вздохнул Робинс. — Его нигде нет, дом пуст… А значит — или худшее, или… Убивать его особо незачем — не так уж он был богат. Наоборот, доктор задолжал тут всем, кому можно, не тысячи, но кое-какие суммы. Так что возможен и второй вариант. Чемоданчик в руку — и… Выясняем.

«Что ж, — подумала я. — Прошлое — оно же первое — мое дело началось с убийства, убийствами продолжалось и закончилось. А это, значит, будет дело о пропаже людей. Или об их побегах. Уже прогресс, потому что убийств в прошлый раз мне хватило, возможно, навсегда».

Я попыталась представить себе, какое отношение могло иметь исчезновение доктора Оуэна к побегу китайского агента. Поняла, что скорее всего — никакого (не вместе же они отправились в бега — им для этого надо было еще познакомиться), и выкинула это дело из головы. Временно, по крайней мере.

— Нет, меня интересует пропавший китаец, — повторила я.

— Китаец — посложнее. Если бы то был местный китаец, я бы сказал, что он всплывет скоро в каком-то водоеме с шестьюдесятью колотыми ранами. Но если речь о чем-то совсем недавнем, и если вам нужен вот этот китаец, совсем не местный… Которого уже кое-кто искал, кстати… — отметил Робинс.

— Теперь попробую его поискать я, и у меня все та же просьба — не говорите никому и ничего, может быть, тогда с поисками у меня лучше получится…

— Ах, вот что вам тут нужно. Ну, я не зря провел в здешних краях почти два десятилетия — и действительно поостерегусь рассказывать всем обо всем. А китайский мир в этих краях своеобразен, весьма своеобразен… Джереми, — повернулся к нему Робинс, и глаза его снова загорелись ехидным огнем. — Ну-ка, послушайте — если вы хотите стать достойным полицейским в Малайе, конечно. Потому что здесь преступления не те, что в Лондоне. Вы уже видели автомеханический бизнес Бок Чуа Чена вот на этой улице, в нескольких домах отсюда?

Потное и чуть побледневшее после разговоров о змеиных коктейлях лицо Джереми приобрело мученическое выражение. От него хотели слишком многого. Бок? Чуа Чен? Это что, какая-то подозрительная еда, типа собачатины или змеятины, или местный танец?