Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 154

По своей социальной принадлежности Короленко дворянин, но, как он пишет в «Истории моего современника», его отец никогда не стремился «восстановить свои потомственно-дворянские права», и дети после смерти отца оказались «без всяких реальных связей с дворянской средой, да, кажется, и с какой бы то ни было другой» (V, 15).

Далекой от какой-либо определенности была для Короленко и его национальная принадлежность. Его мать — полька, отец — украинец, состоявший на русской государственной службе. Детство свое Короленко провел в Житомире и Ровно — небольших городах Юго-Западной России, где национальные проблемы стояли особенно остро. Как писал Короленко в «Истории моего современника», в это время свились в один клубок три «национализма» (польский, украинский, русский), «из которых каждый заявлял право на владение моей беззащитной душой, с обязанностью кого-нибудь ненавидеть и преследовать» (V, 123). Вероятно, поэтому Короленко станет врагом всякого национализма, видя в нем крайнее проявление узости взглядов и одностороннего мышления, а своей родиной назовет русскую литературу, которая «оставила в стороне национальные споры и примирила их в общем лозунге: свобода» (X, 348).

И уже поистине «междуполярным» было положение юного Короленко, когда вспыхнуло польское восстание. Мать — целиком на стороне польских повстанцев, отец считает восстание «беззаконным» и принимает участие в судебном следствии по делам восставших. Если добавить к этому, что отец писателя — православный, а мать — католичка, то нетрудно представить, сколь разнородным влияниям подвергался писатель с юных лет и как непросто было делать ему тот или иной выбор.

Короленко часто удачно подыскивал заглавия для своих повестей и рассказов, концентрируя в них основной символический смысл произведения. Например: «В дурном обществе», «Слепой музыкант», «Без языка». Своеобразию его жизненной ситуации соответствует заглавие повести «С двух сторон».

Двойственность его социального положения, национальной принадлежности, противоположные политические влияния способствовали формированию у него редкого человеческого таланта, без которого немыслим и талант писателя, — умения встать на точку зрения другого человека и увидеть мир сквозь призму его понятий, принципов, представлений.

Отсюда же происходит и исключительная чуткость Короленко ко всякому проявлению догматизма, односторонности, будь то наивная вера народников в крестьянскую мудрость, идущая, как хорошо знал писатель по собственному жизненному опыту, от искренней, хотя и излишне «головной», «теоретической» любви к народу, или мечты террористов с помощью нескольких героев установить в России социальную справедливость, или надежды на железную историческую необходимость, благодаря которой осуществится гармония в человеческом обществе.

Вообще современников поражало в облике Короленко, человека и писателя, сочетание трудносоединимых черт. Необычайная мягкость, доброта, стремление встать на точку зрения другого человека и одновременно твердость, непримиримость взглядов и мнений, решительность поступков, когда честь и совесть писателя требовали однозначных оценок и конкретных действий.

В первые гимназические годы, начинают разрушаться у Короленко и цельные и непосредственные религиозные представления, усвоенные им под влиянием отца. Он знакомится с идеями «шестидесятников», или «мыслящих реалистов» — по терминологии Писарева. На Короленко, как и на героя его повести «С двух сторон», большое впечатление производят ходячие формулы механистического материализма, которые суммарно он излагает в «Истории моего современника» так: «Тэн объясняет сильные страсти шекспировских героев, их пламенные монологи и неистово грубые ругательства тем, что предки Шекспира — англосаксы — набивали животы сырыми ростбифами и пивом… „Мысль, — говорит Фохт, — есть выделение мозга, как желчь есть выделение печени“. „Материя“ и „сила“, простейший атом и его механические свойства, слагаясь, дают все, что мы чувствуем как душевные процессы. Разложите на составные части вдохновенный порыв — останется такое-то количество атомов с их тяготением, и ничего больше… Человек — машина и химический препарат вместе. Так его и следует изучать» (V, 303). Сознавая логическую силу этой точки зрения и в дальнейшем, Короленко чувствовал, что его собственное мироотношение не может уложиться в очерченные ею рамки.





На протяжении всего своего творчества Короленко будет искать образы и формулировки, чтобы «с двух сторон» посмотреть на природу человека и ответить на вопрос, что же ее определяет. Биологические основы, рефлексы и инстинкты, сформированные в результате долгой эволюции всего живого, или присутствие в человеке высшего сознания, той духовности, которая не выводится непосредственно из биологии и физиологии. Он сумеет встать на точку зрения «шестидесятников», прочтет множество книг по биологии, физиологии, социологии, изучит Дарвина и Чернышевского, Бунд та и Писарева, Спенсера и Михайловского.

Чехов писал, что «между „есть Бог“ и „нет Бога“ лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-нибудь из этих крайностей, середина же между ними ему неинтересна, и он обыкновенно не знает ничего или очень мало знает»[8].

Мудрость, которую имеет здесь в виду Чехов, действительно была присуща Короленко. Притягательные истины философского позитивизма — это одна граница поля. Другая — вера, в высокий смысл идеальных человеческих стремлений и живое ощущение гармонии и красоты мира. И чем сильнее воспринимается противоречие между ними, тем напряженнее энергия мысли, требующей найти возможность для их синтеза.

К последнему классу гимназии религиозные вопросы для Короленко утратили свою остроту: «Не то чтобы я решил для себя основные проблемы о существовании Бога и бессмертия (…) Мой умственный горизонт заполнялся новыми фактами, понятиями, вопросами реального мира» (V, 309). Тому немало способствовал глубокий интерес к русской литературе, особенно к Тургеневу и Некрасову, привитый талантливым преподавателем гимназии В. В. Авдиевым. Реальная жизнь не удовлетворяла гимназиста Короленко так же, как и попытки найти замену ей в романтическом прошлом отошедшей казацкой жизни, в рыцарских временах Польши, или блуждания «во мгле призрачных, не подлежащих решению вопросов» бессмертия и вечной жизни. Все это заменили произведения русских писателей, где, с одной стороны, есть «„простые“ слова, которые дают настоящую неприкрашенную „правду“», а с другой — «сразу подымают над серенькой жизнью, открывая ее шири и дали (…) озаренные особенным светом» (V, 265, 266).

Окончив гимназию в городе Ровно в 1871 году, одетый в сшитый местным портным костюм «из какой-то очень прочной и жесткой материи с желтыми миниатюрными букетцами по коричневому полю» Короленко приезжает в Петербург и начинает учиться в Технологическом институте. «Розовый туман» вольной студенческой жизни, знакомств с «идеальными студентами», участия в «таинственных сходках», где молодые люди решают судьбы России, быстро рассеивается, и Короленко понимает, что свести концы с концами из-за отсутствия средств ему не удастся, учеба безнадежно запущена, а мнение дяди, что он за год жизни в Петербурге «стал только хуже», — справедливо. В 1873 году он оставляет столичный Петербург и поступает в Москве в Петровскую сельскохозяйственную академию, где с большим интересом слушает лекции К. А. Тимирязева, знакомится с действительно интересными, думающими студентами, увлекается статьями П. Л. Лаврова и Н. К. Михайловского. Глубокое понимание социологии Лаврова и Михайловского придет к Короленко позднее, пока же он усваивает представление о потенциальной мудрости народа, которая «ждет только окончательной формулы, чтобы проявить себя и скри-сталлизовать по своему подобию всю жизнь» (VI, 140). Мечта стать писателем почти полностью забывается, и он ищет путей сближения с народом и воплощения в жизнь народнических идеалов. В этом ему помогло само правительство. К 1876 году относится первое общественное выступление Короленко. Он написал и первый подписался под заявлением студентов академии, где указывалось, что некоторые правила внутреннего распорядка для студентов оскорбляют в них чувство собственного достоинства. Последовало разбирательство, после которого студенты отказались от своих требований. Остались твердыми только двое: Короленко и его друг В. Григорьев. Короленко был исключен из Академии и выслан в Вологодскую губернию, но с пути возвращен и поселен под надзор полиции в Кронштадте. Вернуться в Петровскую академию ему не дозволили, и он поступает в третье учебное заведение — Горный институт в Петербурге. Но в 1879 году по ошибочному подозрению в «сообществе с главными революционными деятелями» Короленко выслан сначала в Глазов, а затем еще дальше — в Березовские Починки.

8

Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. Т. 3: Письма. С. 111.