Логово Белого червя

Внезапная кончина Лиллы ошеломила всех ее друзей. Адам и сэр Натаниэль, занятые борьбой с Белым Червем, ожидали в первую очередь нападения на себя. Но то, что первой жертвой оказалась голубка Лилла, потрясло всех до глубины души.

Оставив Мими оплакивать Лиллу и утешать дедушку, Адам, терпению которого пришел предел, стал методично засыпать лаз Белого Червя песком, заряжая через равные промежутки динамитные бомбы. Для этой тонкой работы он вызвал бригаду рабочих, и теперь жил вместе с сэром Натаниэлем в «Лессер-хилл».

Его дядя также следил за ходом работ, и от его внимательного взгляда не ускользала ни одна мелочь.

С той самой поры, как Мими, выйдя замуж за Адама, поселилась в «Дум-Тауэр», она, трепеща от страха перед чудовищным монстром из «Рощи Дианы», ни минуты не знала покоя. Но смерть Лиллы изменила все. Мими больше не боялась. И теперь у нее уже не было ни малейших сомнений, что древнее чудовище может принимать человеческий облик и является людям под маской леди Арабеллы. Но она не собиралась ей прощать участия в подлом убийстве своей сестры.

Как-то вечером Мими подошла к окну своей комнаты и внимательно оглядела окрестности. Ее очень обрадовало то, что нигде не видно даже следа Белого Червя в его подлинном обличье. Только тогда она позволила себе усесться в кресло и уже спокойно насладиться открывающимся перед ней чудесным видом. Этого невинного удовольствия она давно уже была лишена из-за своих страхов. И так как служанка сообщила ей, что мистер Сэлтон еще не вернулся, Мими могла полностью отдаться долгожданному отдыху.

И тут она увидела на одной из аллей тоненькую белую фигурку. Испугавшись, что это леди Арабелла, она отпрянула от окна и спряталась за занавеси. Затем, слегка раздвинув их и убедившись, что леди ее не заметила, Мими стала за ней наблюдать. Вся ее ненависть к этому мерзкому оборотню снова ожила в ней. Леди Арабелла шла довольно быстро, но по ее опасливым взглядам по сторонам миссис Сэлтон поняла, что леди боится, не видит ли ее кто-нибудь. А это могло означать только одно: что эта милая дама опять затевает какую-нибудь каверзу. И Мими решила пойти и тайком проследить за ней.

Накинув темный плащ и шляпку, она бегом спустилась по лестнице и побежала к аллее. За это время леди Арабелла успела уйти достаточно далеко. Она дошла уже до молодых дубков, росших у ворот, но, благодаря ее знаменитому платью, за ней было легко следить. Прячась в тени деревьев, Мими кралась за ней, стараясь не приближаться слишком близко, чтобы самой не быть замеченной. Вскоре стало ясно, что дама направляется в «Кастра Регис».

Миссис Сэлтон, однако, не оставила преследования и, стараясь не упускать из виду белое платье, тихонько перебегала от дерева к дереву. Но лес начал редеть, дорога расширилась и вышла на опушку. Теперь уже нечего было и думать о том, что можно продолжить слежку, оставаясь незамеченной. Пока Мими медлила в раздумьях, белое платье скрылось за оградой. Казалось бы, она сделала все, что было в ее силах и теперь оставалось только вернуться домой. Но Мими не так легко смирялась с поражением. Поэтому она приняла решение осторожно подобраться к замку и там, положившись на волю случая, попытаться разузнать еще что-нибудь. И она вновь двинулась вперед, используя по дороге любое укрытие, которое могло как можно дольше скрыть ее присутствие.

Наконец ей удалось подкрасться почти к самой башне, и, выбрав место, с которого были видны окна кабинета, она стала озираться: не видно ли где леди Арабеллы.

На самом же деле леди Арабелла, с самого начала слежки за ней, заметила Мими и сознательно повела ее за собой. Из дичи она превратилась в охотника. Вначале, когда Мими то отставала, то пряталась, леди слегка понервничала — не потеряется ли ее преследовательница, но, когда дорога повернула к «Кастра Регис», она успокоилась: теперь ее противница так или иначе придет туда, куда ей, леди Арабелле, нужно.

Теперь уже она наблюдала из укрытия, как Мими осторожно поднимается по ступенькам, ведущим к главному входу замка. И в то время, пока миссис Сэлтон поднималась по темной лестнице, уверенная, что идет по следам леди Арабеллы, та тихонько шла вслед за ней. И даже когда они достигли холла перед кабинетом, Мими все еще была уверена, что ее никто не заметил.

Эдгар Касуолл, сгорбившись, сидел в полумраке, лишь изредка удивленно поднимая голову, если на его лицо случайно падал солнечный лучик, пробившийся сквозь затянувшие небо грозовые тучи. Он был в полной прострации. С тех пор как он услышал о смерти Лиллы и осознал полную невозможность покаяния, к которому так призывала его Мими, он только еще больше ожесточился и замкнулся в себе настолько, что ничего не замечал вокруг.

Мими тихонько постучалась в двери. Но стук ее был так робок, что он не достиг слуха Касуолла, и он не ответил. Тогда, собравшись с духом, она толкнула дверь и вошла. Но увидев то, чего она меньше всего готова была увидеть, она растерялась и застыла на пороге.

Глава XXVII

Надвигающаяся гроза сгустила тучи на небосклоне и погрузила во мрак все окрестности. Она томила сердца и кружила головы. Воздух был насыщен электричеством, готовым вот-вот вспыхнуть мощными разрядами, и это не могло не оказывать действия на растения и различных животных и в особенности на самый восприимчивый их вид. На царя природы. И потому ни хладнокровие, ни самообладание не могли защитить от этого воздействия даже Эдгара Касуолла. Как не могли защитить и Мими ее самоотверженность и преданность тем, кого она любила. Даже леди Арабелла не могла этому противостоять, несмотря на то что была необычайным созданием, обладавшим инстинктами допотопной змеи и причудами и капризами обычной женщины.

Эдгар мельком взглянул на вошедшую и вновь застыл — глухой и безучастный ко всему. Мими присела на краешек кресла у окна. Перед ней раскинулся чудесный вид на все окрестности, и она машинально следила за тем, как изменяется пейзаж, замерший в преддверии грозы. Впервые за долгое время на душе у нее было легко и свободно. Дверь так и осталась приоткрытой, а за ней, притаившись, замерла леди Арабелла.

Гроза подходила все ближе и ближе, тучи продолжали сгущаться, а издалека доносились глухие раскаты грома. Но она пока не пускала в ход свое главное оружие — молнии, и природа застыла в тоскливом ожидании; наступило затишье перед боем. Касуолл чувствовал, как в воздухе накапливается электричество, и им постепенно стало овладевать странное возбуждение, подобное которому он испытывал лишь несколько раз в жизни, когда находился в эпицентре тропических штормов. Он наконец пришел в себя, медленно поднял голову и встретил открытый взгляд Мими. Возбуждение его росло, эмоции вырвались из-под контроля, и его искореженная душа возжелала выплеснуть бурлившую в ней энергию в каком-то диком, невероятном деянии. А перед ним сидела Мими, та самая Мими, что посмела опозорить его — и не один раз! Та, что взяла на себя смелость упрекать его! Ну что ж, теперь она попляшет под его дудку! Ярость, овладевшая им, заставила его позабыть обо всем на свете, кроме бушевавшей в нем ненависти к этой женщине, которая посягнула на его дар, которая унизила и оскорбила его и которая теперь должна была испытать на себе, как жестоко умеет мстить Эдгар Касуолл! О леди Арабелле он в эту минуту и думать забыл. И уж никак не мог предположить, что она находится где-то рядом.

О нет, Касуолл не сошел с ума! Но был уже очень к этому близок. Мономания — первая ступень на пути к сумасшествию. Разница лишь в степени погруженности в нее. Даже когда она уже полностью овладела человеком, чаще всего поначалу она выражается почти незаметно для стороннего наблюдателя и выглядит безобидной причудой или чудачеством. Но чем дольше человек погружается в иллюзию величия собственного «я», тем дальше он уходит от реальности. «Я» растет, заслоняя собой все остальное, вытесняя из сознания прежнюю самокритичность и объективность; если булавочную головку поднести к самому зрачку — она закроет для вас весь мир! И чаще всего мономания начинается именно так, как у Эдгара Касуолла: с завышенной самооценки. Психиатры, изучающие это заболевание, знают гораздо больше о человеческом тщеславии, чем обычные люди. Но то, что происходило с Касуоллом, не так уж трудно было бы определить. В любом доме скорби полным-полно подобных больных, чей эгоизм довел их до того, что они искренне полагают: что бы в мире ни происходило, это делается ради них, для них или же против них. И чем глубже заходит заболевание, тем больше больной находит в себе причин для самовозвышения. Чем больше в человеке гордыни, эгоизма и тщеславия, тем быстрее проходит процесс и тем больше он поражает сознание несчастного. В конце концов доходит до того, что они провозглашают себя пророками Всемогущего или даже дерзают обожествить самих себя.