Страница 9 из 13
Как оно было реализовано — дело десятое. Нас куда больше интересовало другое: как арендаторы, освободившись от не слишком удобной хозяйки, предполагали эту свободу использовать? Даже при общем раскардаше в стране и в столице за подозрение в предумышленном убийстве милиция вряд ли погладила бы виновников по головке. Одно из двух: или они купили и милицию тоже, или решили, что весь Уголовный кодекс за ненадобностью отменен до основания.
Тут, как нельзя более кстати, из квартиры вышел «хозяин» и был нами немедленно атакован. Голосили мы практически все сразу, и если бы даже южный гость столицы прилично говорил по-русски, вряд ли бы он мог в этом гаме что-нибудь понять. А так он просто опешил.
— Зачем кричать, да? Почему кричать, дорогие? — очумело повторял он, вертя головой из стороны в сторону.
Но со всех окружающих его сторон можно было различить только два членораздельных слова: «мафияи» и… ну, скажем, народное обозначение «лиц кавказской националь¬ности». Как ни странно, темпераментного южа¬нина больше всего обидело как раз первое слово.
— Зачем обзываешь? Почему мафия? Плачу деньги, чтобы хозяйка не жила. Сам живу вся квартира.
— Куда Алевтину дел? — встряла одна из соседок.
Обиженный «мафиозо» пожал плечами.
— Я ей кто — муж? Брат? Почему должен знать, где она? Я плачу деньги — живу вся квартира.
— Милицию надо вызвать, — услужливо подсказал кто-то. — Пусть разберется, кому и за что они заплатили и почему вообще тут живут. Сами же во всем признались.
На сей раз приехал не один участковый, а целый оперативный наряд. С милиционерами появилась и некоторая ясность, поскольку русский язык гостя сразу стал заметно лучше и богаче.
Так что ему удалось довольно быстро разъяснить, что он, его жена и сестра вот уже второй месяц снимают не комнату, а всю квартиру за дополнительную плату, чтобы хозяйка в ней не жила, а куда она при этом делась, понятия не имеют. Последний раз они видели ее совсем недавно, когда Алевтина приходила за деньгами. Плата за месяц вперед, все, как полагается.
— А разрешения на временное проживание у вас нет, — ехидно заметил один из милиционеров. — Нарушаете постановление правительства Москвы. Придется проехать с нами — до выяснения.
Помрачневшего мужчину и его стенающих женщин увели. Перед тем, как войти в лифт, «мафиозо» окинул нас горьким взглядом и горячо провозгласил:
— Клянусь, вы не люди! Шакалы, да! Деньги плачу, еще деньги плачу, шума нет, что надо? Вернусь сюда жить — клянусь, хорошо не будет!
Сомкнувшиеся створки лифта прервали этот темпераментный монолог.
Довольные, хотя лишь отчасти, таким поворотом событий, мы еще какое-то время провели на лестничной площадке, обсуждая происшествие. Бандитов арестовали — это, конечно, хорошо. Но куда подевалась Алевтина, все равно неизвестно. И вряд ли можно будет спокойно жить и спать пока жизнь простых, законопослушных граждан находится под угрозой. Так ведь каждый может запла¬тить деньги и пожелать, чтобы «хозяйка не жила».
Наш стихийный митинг был прерван появлением нового действующего лица — мужчины неопределенных лет стертой наружности и с незабываемым запахом портвейна, который вышел из лифта, деловито направился к злополучной квартире Алевтины и совершенно спокойно, на глазах у всех стал ее отпирать. Не отмычкой — ключом, вынутым из собственного кармана.
На какое-то время мы все просто остолбенели. Это же надо — так набраться наглости, чтобы вскрывать чужую квартиру при свидетелях! Но быстро опомнились.
— Это еще что такое? — рявкнул мой муж с совершенно не свойственной ему повелитель¬ной интонацией и некоторыми выражениями. — Ты кто такой? И куда прешь?
Мужчина вздрогнул от неожиданности и за¬мельтешил:
— Я… это… того… вещи забрать. Велела… это… того… халат ейный принесть, ну и из белья чего…
— Кто велел? — завопили мы нестройным хо¬ром.
— Так… это… того… Аля, значит, и велела. Иди, говорит, это, ко мне и принеси… Ну, а я что? Я… того… это… пошел, значит.
— А сама Алевтина где?
— Дома, значит, а где же ей еще быть? Сама-то к вечеру… того… это… уставши, ну, и не смогла.
— Где — дома?
— У меня, значит, а где же ей еще быть?.Квартиру она… того… это… целиком сдала, ну и само собой — ко мне. Жить, значит. Потому что — невеста.
На площадке воцарилось мертвое молчание. Не сразу, но удалось разобраться, что платы за одну комнату Алевтине показалось мало, и она решила сдавать всю квартиру. Сама же перебралась к своему постоянному приятелю и собутыльнику, живущему неподалеку. Тот через две ночи на третью где-то спал сторожем и ровно ничего не имел против того, чтобы в его однокомнатной поселился еще кто-то. А когда выяснилось, что Алевтина теперь — завидная невеста с постоянным источником дохода, решил, что упускать такой шанс глупее глупого и нужно срочно жениться. Пока еще кто-нибудь не сообразил и не отбил.
— Она же, значит, того… это… завсегда с посудой. Две-три бутылки в день — сообрази. Так я женюсь — того… это… завсегда при бутылке буду. Либо пустые сдам, либо стакан нальет. Что, плохо? И добрая… И добрая. Сообрази: никогда того… это… не бьет. Пошумит, пошумит — и все. А мне без разницы, была бы тара… полная.
Последние события мужчина воспринял с явным неодобрением.
— Значит, жильцов того… это… замели. Денег теперь шиш увидишь. Расстроится Аля, значит… того… это… очень расстроится. Пойду расскажу. Только вот халат заберу.
Алевтинины жильцы больше не появлялись. Скорее всего, уплатили в милиции штраф и по-тихому съехали от слишком любопытных соседей. А может, и вообще убрались из столицы, кто знает! Во всяком случае, их больше не видели.
Пару недель все было тихо. Квартира стояла запертой, Алевтина не показывалась, ее жених — тоже. А по истечении этого срока в один далеко не прекрасный вечер нас у лифта встретил привычный скандал: на своей табуреточке на привычном месте сидела Алевтина, по-видимому раздумавшая выходить замуж, и разъясняла всем и каждому, кто они есть, куда должны идти и что там делать. Слов при этом она, как обычно, не выбирала, говорила те, которые намертво врезались ей в подсознание. Жизнь продолжалась….
— Дернул же нас черт впутывать в это дело милицию! — горько посетовал мой муж. — Могли и сами разобраться, по-соседски.
Я только вздохнула. Соседи, конечно, бывают разные и их, как правило, не выбирают. Но есть же, наверное, благополучные дома.
Или хотя бы этажи.
КОБЕЛИНА ПРОКЛЯТЫЙ!
На нашей лестничной площадке шесть отдельных апартаментов. И в четырех происходит черт знает что. Приятное исключение составляет одна из квартир, которую хозяева сдают иностранцам, и поэтому там, как правило, тихо. Ну и наша, конечно: мы с мужем даже по праздникам не всегда выпиваем, а чтобы бить друг друга, так это ни-ни. Для битья у нас есть кошка Мисюсь, но и ей влетает редко и каждый раз по делу.
Посему мы всеми силами содействовали обмену, который затеял давний знакомый моего мужа, бывший сотрудник АПН, а ныне журналист в каком-то таинственном издании (то ли «Метеор-Экспресс», то ли «Экспресс-анализ», не помню, врать не буду), с одним из наших соседей, профессиональным алкоголиком. Обмен, нужно сказать, произошел в теплой, дружественной обстановке: наши бывшие соседи получили приличную однокомнатную квартиру в Теплом Стане и возможность не просыхать, как минимум, год (доплата!), а мы получили надежду на то, что нашего полку — интеллигентов на этаже прибыло, и теперь будет несколько тише.
И первые два месяца было действительно тихо. Наши новые соседи — Николай Федорович и Наталья Алексеевна — производили впечатление образцовой супружеской пары. Обоим около пятидесяти, оба — представители творческой профессии (Наталья Алексеевна работает техническим редактором на телевидении). А пускаться в загулы им не позволял третий член семьи — здоровенный кобель по имени Бурбон. Если этот бобик ложился отдыхать в коридоре стандартной двухкомнатной квартиры, то все передвижение по ней полностью блокировалось. А если садился на задние лапы, то спокойно смотрел в глаза своему стоящему хозяину. Ко всему прочему, Бурбон терпеть не может запаха спиртного и лишь кое-как переносит пиво. В общем, милая собачка.