Страница 25 из 28
— Что вы собираетесь делать, мисс Бюли? Нет! Не-е-ет!
Мадам хладнокровно нажимает курок пистолета с белой
рукояткой. Жуткий крик «Не-е-ет!» заглушает выстрел.
— Веди себя прилично, — советует она. — Будешь умницей, не дам долго мучиться!
Затем мисс-убийца подходит к Стиву.
— А ты как хочешь умереть? Какие будут у тебя желания?
— Пошла ты в задницу! — дерзит ей американец от безысходности и очевидности финала.
Мужеподобная дама обрывает выстрелом его слова. Агония американца страшна, но даму это даже забавляет. Поэтому она не замечает, что в комнате появляется новое действующее лицо с большим фарфоровым кофейником в руках.
— Ароматный кофе! — сообщает очарованный гостеприимством Кати Берюрье, принимая у нее кофейник, но, оценив обстановку, переходит на шепот: — Ясно, корсиканская месть!..
Мужчина, лицо которого изрыто оспой, кивает в нашу сторону.
Александр-Бенуа послушно плетется к нам, но, поровнявшись с ним, выплескивает содержание кофейника прямо в его рожу. Тот начинает орать, вертеться на месте и получает удар по голове все тем же кофейником. Берюрье выхватывает у него из рук пистолет.
— Давай пушку! Ты слишком глуп, чтобы пользоваться огнестрельным оружием!
Толстяк не теряет времени и посылает пулю вышедшей из оцепенения мисс Бюли. Дама падает поверх поверженного соратника по уголовщине.
Ее прозревший компаньон выхватывает из кармана заточенную пику и бросается с ней на Толстяка.
— Берю, берегись! — орем хором, я и Пино.
Надо видеть, насколько гибок и ловок наш стодвадцатикилограммовый друг. Он падает на пол, посылая снизу вверх три пули в нападающего: первую — в пах, вторую — в грудь, третью — в шею. Потрясающая реакция и меткость! Правда американец в последний момент успевает метнуть свою пику, и она вонзается в плечо Берю. Но ничего страшного: пика попала в жировую ткань — она у Толстяка повсюду — извлечь ее не составит труда.
— Вечерок был нелегким, — подводит итог Пино, как когда-то Дамьен после суда, приговорившего его к четвертованию. — Самое тяжелое позади!
— Я думаю, что пора смываться. Берем такси. Нам нельзя воспользоваться их автомобилем. Надо создать видимость, что эта кровавая бойня — результат внутренних разборок бандитов! — говорю я.
— Но ты забыл, Тони, про соседку, — вздыхает Пино. — Ее показаний будет достаточно, чтобы признать нас виновными.
— Вы об этой куколке? А зачем, вы думаете, я ходил к ней? — успокаивает нас Толстяк. — Я ей так пришелся по вкусу, что она решительно собирается ехать со мной во Францию. Пойду скажу, пусть побыстрее собирается. Так что свидетелей нет!
В такой критической ситуации его решение мне кажется вполне приемлемым. Венецианский Казанова уходит за своей соблазненной.
Наше дальнейшее пребывание в комнате, залитой кровью, становится невыносимым, и я предлагаю Пино выйти на крыльцо.
— Минутку, — останавливает он меня. — Ты кажется, говорил о тайнике?
— Говорил! Но ты вместо того, чтобы заняться его поисками, продрых в кресле.
— Антуан, прошу тебя, не будь так несправедлив ко мне и так скор на обвинения!
— Папаша, я стараюсь быть объективным!
Незажженная сигарета начинает дрожать в губах моего доброго мудреца Пино.
— Не обижайся на меня, Дон Диего! Я люблю тебя!
— Ты поручил мне найти тайник, — и я нашел его!
— Когда ты успел, Пино?
— Когда стоял рядом с тобой у стены с поднятыми руками. Такая поза для меня невыносима, особенно для левого плеча. Артрит у меня. Чтобы как-то облегчить страдания, я мизинцем левой руки ухватился за крюк, поддерживающий картину Магрит, на которой изображено голое дерево в форме открытого шкафа, с одним единственным листиком внутри. К моему удивлению, я понял, что этот крюк является частью задвижки тайной замаскированной деревянным щитом дверцы сейфа.
Пино снимает картину, поворачивает крюк и тянет его на себя. Деревянный щит поворачивается вместе с дверцей тайника, открыв нам встроенный в стену шкаф с полками, заваленными папками с какими-то бумагами.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Доктор явно пенсионного возраста придирчиво осматривает моих киноактеров, особенно те части их тел, ради которых был задуман и написан несомненный киношедевр.
Он покачивает головой и шепчет себе под нос:
— Никогда ничего подобного не видел!..
Наконец он снимает с рук резиновые перчатки и сообщает присутствующему здесь же великому продюсеру Гарольду Ж. Б. Честертону-Леви неутешительную весть.
— Артисты пока не смогут принять участие в киносъемках. Не меньше восьми дней понадобится для восстановления сил этому полному месье и около двух месяцев — остальным.
Продюсер бледнеет, нервничает и начинает обвинять доктора и страховую компанию, которую он представляет, за срыв запланированного эротического фильма. Он грозится содрать со страховой компании неустойку за сорванные сроки съемки фильма.
Воспользовавшись сумятицей, Берю пытается обнять медсестру, но бдительный глаз Кати видит все.
— Довольно! Если я и еду с вами во Францию, то только потому, что поверила в ваши искренние намерения!
Я перевожу.
Берю от удивления открывает рот.
— Ничего себе! Каждая проститутка стремится стать девственницей! Я беру ее с собой не для того, чтобы разыгрывать там «Ромео и Джульетту». Шеф, переведи ей.
Я не перевожу. Пусть решают сами свои семейные проблемы. Мне надо проститься с Анжеллой. Мне хотелось устроить ей прощальный фейерверк. Но из московских странствий вернулся ее босс, и у них запланирована деловая встреча, конечно же, абсолютно невинная.
Но обнять-то ее я могу.
— Вы позвоните мне из Парижа?
— Обещаю! — клянусь я.
Искренне клянусь.
Хотя уверен, что «с глаз долой — из сердца вон!»
Нет, я все-таки позвоню. Позвоню в первый же день своего прибытия в Париж. Потом позвоню через неделю, а потом, может быть, еще два-три раза по зову души, решив однажды, что причина поселившейся в душе тоски — разлука с Анжеллой. Но как только я положу трубку, пойму, что ошибался!
Через два часа мы уже в аэропорту, в полном составе и в великолепных костюмах.
Я понимаю тебя, читатель. Ты возмущен! Как можно улетать, не раскрыв до конца тайну Мартини Фузиту? Ну и шуточки у этого хитрюги и обманщика! Уверен, ты так и подумал! Я ошибаюсь? Спасибо, это очень мило с твоей стороны, мой добрый и верный читатель. Я очень люблю тебя! А если иногда и издеваюсь над тобой, то только лишь шутки ради. Поверь мне!
Итак, аэропорт. Александр-Бенуа, как положено, приглашает свою даму в бистро, угощает ее вином и через четверть часа она забывает свое собственное имя.
Когда мы идем на посадку, я слышу, как сзади меня кто-то окликает. Как мне хотелось в этот момент уже взлететь! Оглядываюсь: ко мне с газетой в руках подбегает — ты знаешь кто — Джеймс Смитт из нотариальной конторы «Смитт, Смитт, и т. д.»
— Думал, что не успею! Я позвонил к Честертону-Леви, и мне сказали, что вы уже отбыли в аэропорт. Вы знаете, что произошло позавчера?
Он протягивает мне газету.
— А, это! Ну и что?
— Потрясающе, правда?
— Больше чем!
— Что вы думаете об этом?
— Ничего.
— Наверное, Фузиту была в контакте с преступным миром, нет?
— Вполне возможно.
— Четверо убитых! И все они — известные личности преступного мира!
— Общество теперь может облегченно вздохнуть.
— А вы не хотели бы заняться расследованием этой бойни?
— Я, французский флик? В Калифорнии? Ваши местные коллеги снимут с меня штаны, если я покажусь на их пути!
— Наследник тоже возвращается с вами во Францию?
— Его уже ждут в Сорбонне. Я искренне был рад встретиться с вами еще раз. Надеюсь, что и в дальнейшем мы будем поддерживать с вами добрые отношения. Держите меня, прошу вас, в курсе дела по расследованию этого жуткого преступления. Простите, но нам пора на посадку.