Поцелуй Валькирии

Светлана Валерьевна Воинская

Поцелуй Валькирии

1

Gebo — партнерство.

Солнце и луна, исполняя небесный ритуал, все же далеки друг от друга и столь непохожи. В единстве сохраняй свой лик.

Пальцы Адель нашли в кожаном мешочке руну и бросили на постель. Партнерство? Она откинулась на подушки. Под грязным потолком висела люстра с облезлой эмалью, по изогнутым стеблям и цветам из железа ползали насекомые. Ядовитые? Адель равнодушно наблюдала, как они перебирают липкими лапками, как дрожат их медные крылышки. В раскрытое окно врывались звуки оживленной улицы Иерусалима, выжженной солнцем, пыльной, где торговцы смешались с иммигрантами, а бородатый раввин спешил к молитве на велосипеде. Квартал патрулировала группка солдат. Вслед за ревущими автомобилями катил тяжелый броневик — временное перемирие с арабами не влекло окончания войны. Из соседних окон лилась хасидская мелодия, вскоре ее заглушит унылое пение монахов-францисканцев — от Львиных ворот Старого города они начнут ежедневное шествие.

Сентябрьская жара убивала аппетит, но Адель взяла с тарелки куриную шейку. Фаршированная печенкой и луком, она выглядела достаточно съедобно, чтобы, поморщившись, прожевать. Владелец гостиницы придерживался законов кашрута[1], и было немыслимо требовать креветок, крабов или осетра. Реакция на подобный запрос походила на возмущение хозяина мусульманской кофейни, у которого просили выпивки.

Щебетало радио. Услышав первые слова новостей, Адель перевернулась на живот и прибавила громкость.

— Два часа назад представители ООН в Иерусалиме граф Фольке Бернадотт и полковник Андрэ Серотокс убиты террористами. Все мы знаем… — голос захлебнулся в волне помех.

Адель попыталась настроить радио, ловя частоту — приемник шипел на нее, словно гадюка. Отправив в рот еще один кусочек, Адель отметила, что ее аппетит заметно улучшился. Представители ООН расстреляны! Теперь недавние друзья отвернутся от Израиля. Новорожденному государству не исполнилось и полугода, и денежное возмещение семьям убитых разорит его скромную казну. ООН разгневана, пустоголовая общественность будет долго гореть возмущением. Мило. Тонко. Похвально.

С тарелки исчезла еще одна куриная шейка, салфеткой Адель вытерла жир с пальцев и выключила радио. Что-то вынудило ее перестать жевать. Адель замерла и услышала легкий скрип. Звук доносился от двери — кто-то пытался проникнуть в комнату. Она распласталась на постели, натянув до подбородка простыню и сжимая под подушкой «вальтер». Скрип не повторился. Адель более не различала ни шума улицы, ни шипения и треска радио в соседнем номере. Звуки погасли, но в воцарившуюся тишину не вторглось ни единого шороха. Напряжение дошло до предела — инстинкт редко подводил ее. Чужой был рядом.

Минута, другая…Онемевшее тело просило пощады. И вот окружающая пустота вобрала аромат крепкого табака…

— Не притворяйтесь, Адель фон Розенберг. Ритм вашего дыхания подсказал мне, что вы бодрствуете.

Адель медленно села. Посетитель находился в кресле подле кровати, в его пальцах дымила сигарета. Не еврей. Слишком высокий и худой для японца, он удостоил ее учтивым полупоклоном. Адель молчала, ожидая продолжения тирады, но гость не спешил.

— Что привело вас сюда? — вежливо, будто продавщица из ювелирного магазина, поинтересовалась она.

— Не что, а кто. Арийка, которую повесят на первом же гранатовом дереве и которая, — он бросил ироничный взгляд на тарелку, — ест мацу и куриные шеи. У вас есть несколько минут, чтобы собраться.

Скрытое простыней око пистолетного дула неотступно следило за ним. Спортивная рубашка, легкие брюки, фотокамера на шее… Какими опасными могут оказаться туристы!

— Вы здесь, потому что посланец ООН расстрелян, — констатировала она. Лицо японца оставалось непроницаемым. — По-вашему, я давно должна быть в самолете? А мне тут нравится, — голос подвел ее — беспечность получилась неестественной. Неужели ее все-таки заподозрили? Она не учла это. Возможно, выбраться из города окажется несколько труднее, чем казалось прежде.

Ее слова не произвели на гостя ни малейшего впечатления, японец оставался раздражающе спокоен и снизошел только до:

— Ценю ваше самообладание.

— Цель вашего прихода? — напомнила Адель. — Я не знаю толка в беседе. Отвыкла. Так что побыстрее закончим.

— Я собираюсь увести вас отсюда.

Адель устало вздохнула.

— На улицах Нюрнберга, после казни офицеров СС и СА, — произнесла она, как бы между прочим, — устроили настоящий аукцион — продавали веревки, на которых были повешены Штрейхер, Кейтель и остальные. По поверью веревка с виселицы приносит счастье. И от покупателей не было отбоя.

Он не смотрел на нее, разглядывая лампу:

— Веревок продали куда больше, чем потребовалось для казни? — он знал, что угадал, и лениво оправдался: — Я немного знаком с законами спроса и предложения.

— А я была там… — она помнила окаменевшие лица судей, трусливые повадки шакалов-свидетелей, глухие голоса «преступников». Она была там. Неужели японец думал запугать ее?

— А говорили, не можете поддержать беседу… Из вас выйдет прекрасная собеседница. В вестибюле двое шведов рассматривают вашу фотографию — как в парике, — он ткнул пальцем в ее черные локоны, — так и без.

Двое?

— Я уже слышу их шаги — они на первых ступеньках лестницы.

Адель прислушалась и усмехнулась:

— Видимо, мой слух подводит меня. Так их двое? И нас двое, — Адель даже не пошевелилась, зато позволила себе от души зевнуть. — Можете даже не участвовать, справлюсь одна.

— А если взглянуть в окно, можно увидеть патруль — солдаты караулят у входа в гостиницу. Это ваш предполагаемый эскорт.

Теперь Адель услышала шаги, и напускное безразличие вмиг исчезло с ее лица. Она рывком вытащила из-под кровати сумку, которая всегда была собрана, натянула теннисные туфли и выскочила в коридор. Европейцы не спеша поднимались по лестнице пролетом ниже, обмениваясь шуточками — неужели она ошиблась, и это обычные постояльцы направляются к себе в номер? Японец подтолкнул ее и бесшумно притворил за собой дверь. Адель бросилась по коридору, благо шаги приглушал истертый ковер. Скорее к тому распахнутому в узкий переулок окну! Но почему она должна бежать? Почему поверила словам незнакомца? Адель остановилась и юркнула за угол стены. Двое остановились у двери ее комнаты, словно по пути в свой номер вспомнили забавную историю. Они все еще продолжали разговаривать, когда один из них ударом ноги вышиб дверь. Теперь Адель ничего не оставалось, как последовать за японцем.

Прыгая из окна вниз, Адель неудачно вывернула руку и, приземлившись, поняла, что повредила плечо. Но сейчас думать об этом некогда. У стены японец ожидал ее. Они выскользнули на улицу, к толпе прохожих.

— Насекомые! — раздался крик. — Уберите от меня мерзких тварей! Они падают с потолка!

Адель вспомнила о люстре в своем номере. Привлеченные бранью, солдаты, дежурившие у отеля, кинулись внутрь.

— Дегенераты, — прокомментировала она, не оглядываясь.

Сбоку извилистая улочка уводила через дворы, терялась среди низеньких домов, и Адель выбирала момент, чтобы кинуться туда — отделаться от всех сразу: от патруля, шведов и навязавшегося в спасители японца. Но тот словно заметил, как она замедлила бег и озирается по сторонам в поисках лазейки — его рука стиснула ее запястье, и вырваться без боя теперь оказалось невозможно. Адель выругалась, но японец увлекал ее дальше мимо кафе и лавочек.

1

Кашрут определяет правила питания людей, исповедующих иудаизм. По кашруту между мясной и молочной трапезой должно пройти не менее 6 часов, и в пищу нельзя употреблять мясо беспозвоночных обитателей моря.

2

В. Буш. «Плих и Плюх»