Закон есть закон

Еще до рассвета я приехал на пирс к насосной станции, волоча на прицепе цистерну. Дело в том, что синеву из Океана можно качать не ближе чем в полумиле от берега. Так что в Жемчужной гавани имеются четыре длиннющих пирса с насосными станциями. Я заправляюсь на первой станции, плачу раз в месяц по абонементу. Смотритель станции – обычный человек, не отщепенец и не законник – он просто включает свой рычащий насос и качает забортную синьку, пока я держу руки с браслетами на его агрегате. По закону, прописанному в Пелене, одновременно могут качать синеву только две станции, но сейчас, в воскресное утро, в бухте вообще не было ни души. Уходя от берега, пирс из серого превращался в синий, так что станцию вдали вообще не разглядеть. Впрочем, станция-то станция: слабосильная насосная установка под навесом, крошечный домик смотрителя, ну и плюс открытая площадка, огражденная деревянными перилами.

Сами пирсы были сложены из огромных гранитных обломков и кое-как залиты бетоном. Раствор засыхал с потеками, но, остановленный поверхностной защитной пленкой Океана, образовывал живописные наплывы. В отличие от суши, пирсы не имели опоры на твердую породу и фактически плавали над Океаном, соединенные с набережной бетонными перемычками. Дело в том, что в бетон добавляется соль кристаллов, как и в стальную обшивку кораблей. Тогда Океан обволакивает их защитной пленкой. В принципе, можно даже создать плавучий остров. Вот только для этого придется истолочь все существующие в мире кристаллы.

В дни хаоса волны ломали пирсы, как щепы. Помнится, пятнадцать лет назад в тот день, когда я примчался на набережную, чтобы взойти на борт «Виктории», три пирса из четырех смело волнами, Океан, бушуя, выбросил их на набережную, разломав на десятки крупных осколков и тысячи мелких. Они лежали стадом огромных каменно-бетонных левиафанов. Несколько человек взобрались на самый высокий обломок и смотрели, как укрощенный Океан отступает все дальше и дальше к Барьерному рифу.

Тут же на каменюге обосновалось несколько лодочников. Они тоже ждали – в первые час-два установления Пелены, пока новый магистр зачитывает свои законы, Пелена закона еще не действует – и этого времени должно было хватить, чтобы добраться до стоящей на рейде «Виктории» и ускользнуть с Альбы Магны без всяких разрешений, дозволений, виз и пропусков. Там, на этом обломке, я познакомился с Черным Кроликом.

Мы с Кроликом сидели на куске гранита, похожем на собачью морду, смотрели на недостижимый пока лайнер и любовались Жемчужной гаванью – никогда больше: ни прежде, ни потом – я не видел ее такой красивой. Обычная серая галька пляжа сделалась либо фиолетовой, либо черной, а белые камешки так и остались белыми, отчего казалось, что Океан вынес на берег тысячи жемчужин.

Наконец-то я понял, откуда бухта получила свое название.

Я был уверен в тот день, что никогда не вернусь в Альбу Магну. Но я вернулся.

Смотритель, разумеется, дрых. Я бесцеремонно разбудил его и потребовал заполнить цистерну под завязку.

– Чтоб тебе утопиться в синеве! – пробормотал смотритель, сползая с койки. – Ты же никогда не встаешь раньше полудня, Синяк! С какой радости ты притащился в воскресенье в такую рань?

– Ты что, не слышал, Зак, – мою заправку разгромили в хлам. Мне даже не на чем поджарить яичницу с беконом.

Разумеется, я лгал, но нынешняя Пелена дозволяла мелкую ложь, хотя и фиксировала ее раз за разом, чтобы по итогам года ошарашить штрафом в две сотни бертранов. Главное преимущество заправщика – возможность держать дома практически неограниченное количество концентрата. И у меня в кладовой всегда имелось три неприкосновенных титановых баллона.

– Яичница с беконом! – возмутился Зак. – Когда в последний раз ты ее жарил в пять утра на рассвете?

Полное имя смотрителя Захар, но все называют его либо Зак, либо Зах, и, по-моему, оба эти сокращения ему не нравятся.

– Ну, наверное, в тот день, когда я вообще не ложился, – прикинул я.

Он продолжал ворчать, но при этом скинул с причала обросшую сероватыми наростами застывшей пены кишку, подсоединил шланг насоса к цистерне и включил агрегат. Я положил ладони на отполированные до блеска ручки и повернул кольцо. Внизу тоскливо всхлипнул Океан. Мне всегда казалось, что в издаваемых волнами синевы звуках есть что-то от человеческих эмоций – боль, страх, симпатия, ненависть. Все это, разумеется, фантазии, у Океана нет информационного поля, как, например, у Пелены. Океан мертв – это энергетическая субстанция, которая никому не позволяет заглядывать в свою толщу. Пока что ни один предмет не удалось опустить в Океан глубже двух сотен метров, а когда в волнах оказывается живое, Океан высасывает жизнь минут за пятнадцать. Лишь призраки синевы способны погружаться в Океан. Но, уходя, они редко возвращаются на сушу. Кто знает, быть может, там, в глубине Океана, обитают боги? Во всяком случае, многие в это верят, и кое-кто даже поклоняется неведомым властителям синевы.

Пока насос заполнял цистерну, смотритель сходил отлить, умылся, пожарил яичницу и сварил кофе. Потом он выключил насос, я вымыл под умывальником затекшие руки, и мы уселись на открытой террасе завтракать. Вид отсюда был отличный, утро ясным, мелкие волны синевы спешили к берегу. Уровень Океана понижается к суше (работа кристалла, разумеется), поэтому с берега казалось, что Океан вздымается огромным воздушным шаром и нависает над беззащитным островом. От этого зрелища захватывало дух и сладко сосало под ложечкой. Вечная застывшая волна, грозящая нас уничтожить. Все мы знали, как в дни хаоса Океан набрасывается на остров и волны синевы рвутся к Двойной башне. Вот тогда Океан бывает страшен.

Несколько яхт и лодок стояли у причала, а на рейде торчал огромный, будто кит в соленом Внутреннем море, пассажирский лайнер. «Виктория» дожидалась своих пассажиров.

– Видишь вон ту красотку? – Зак указал чашкой с кофе на самую большую белую яхту, что застыла у причала. – Знаешь, что за птичка?

Я пожал плечами. Эту яхту я прежде не видел, хотя бываю на насосной станции довольно часто и никогда не отказываю себе в удовольствии постоять часик-другой, облокотившись о перила, и поглазеть на бухту и на прозрачное небо – обожаю эту бесподобную лазурь над бесподобной синевой.

– «Психея» собственной персоной. Когда-то она принадлежала магистру Дэвиду. Ты его вряд ли помнишь – он умер семнадцать лет назад.

Зак ошибался – я помнил магистра Дэвида, мое детство и юность протекли под его дряхлеющей дланью. Кстати, к концу правления он эту длань самостоятельно уже был не в состоянии даже поднять. Что и неудивительно: двадцать пять лет в симбиозе с кристаллом и Пеленой – тут любой превратится в развалину!

– Давно она здесь? – Я сделал вид, что эта новость, если и удивила меня, то нисколько не заинтересовала.

– «Психея»? Пришла вчера рано утром.

Я вспомнил своего странного гостя, подаренный кристалл, и мне показалось, что эти два события связаны. Вчерашний посетитель вполне мог сойти с борта «Психеи». Весь вопрос – кто он и кем послан.

На обратном пути я не спешил – наблюдал за городом, как врач наблюдает за больным. Я искал симптомы. Они были, но весьма противоречивые… Вот парнишка лет четырнадцати засветил обрезком металлической трубы в витрину. Стекла брызнули, закричали прохожие, а сам хулиган повалился на мостовую в конвульсиях – Пелена вдарила по его браслету. Стражи приехали. Не слишком быстро, но приехали и повязали парня.

Думаю, мальца кто-то подговорил на эту дурацкую выходку: кто-то более умный решил проверить Пелену на прочность.

Что ж – он выяснил: начинать драку рано.

Ну, я и без подобных экспериментов это хорошо знал.

Когда я подогнал «Каплю» к своей заправке, то увидел, что ворот у склада больше нет – они сорваны, и створки валяются возле кирпичной ограды соседнего участка – того самого, где стоял дом сероглазой феи; стекла в конторе разбиты, и стеклянным крошевом усеяна вся мостовая вокруг. В общем-то, я чего-то подобного ожидал: Мэй должна была за ночь сообразить, что где-то на заправке остался настоящий кристалл, а не смешной огрызок. Известно мне о спрятанном кристалле или нет – неважно, главное, она без труда сумела получить ордер на обыск и с утреца заявилась в мое заведение. То, что меня не было дома, еще не препятствие к обыску. Пелена многое дозволяет стражам.