Белая субмарина

В отличие от японцев, немцы не были фанатиками, рисковать не любили, наткнувшись на плотный зенитный огонь, предпочитали отвернуть, сбросив бомбы куда попало. Все торпеды также прошли мимо, в «Кард» попала всего лишь одна бомба, стокилограммовая, и еще одна полутонка взорвалась у борта — но фактически гражданскому судну этого хватило для очень крупных проблем. Вспыхнул пожар, в котельное отделение стала фильтроваться вода из соседнего затопленного отсека, авианосец резко сбавил ход. Одно звено пикировщиков все же отбомбилось по «Лудлоу», попаданий нет, но опять же, близкий разрыв бомбы, разошедшаяся обшивка с поступлением воды внутрь, кое-как заделали, но полный ход дать категорически нельзя. Немцы потерь не понесли, хотя, по утверждениям зенитчиков, после атаки два Ю-87 шли, дымя и с потерей высоты. Один все же дотянул до «Цеппелина», второй упал, не долетев, экипаж спасен.

У американцев еще оставалась возможность уйти, сняв людей и затопив авианосец. Но они упорно пытались спасти корабль, это ведь была Атлантика, а не Коралловое море, эти воды они считали своими, на подходе была вторая эскадра с «Санфи», а может, кто-то еще. До спасительной темноты оставалось еще два часа, когда на юго-западе увидели быстро приближающийся крейсер или линкор.

Адмирал Тиле был зол. На робкие возражения офицеров своего штаба, что снарядов осталось меньше трети и топлива едва хватит до Нарвика, так что лучше не ввязываться в еще один бой, а быстрее проскочить назад, он ответил грубо и резко, пригрозив предать трусов военно-полевому суду. Мы должны стараться принести максимально возможную пользу Германии и вред ее врагам, и кто думает иначе, тот изменник!

Все было кончено быстро. Горящий авианосец пытался даже огрызаться из пары пушечек несолидного калибра, и два эсминца выходили в торпедную атаку, совершенно несогласованно, поодиночке, третий эсминец крутился возле авианосца, а затем хотел уйти, на него пришлось потратить целых шесть залпов главного калибра, прежде чем он затонул. Снова плотики и шлюпки в воде, на этот раз, увидев среди американцев черные лица, адмирал приказал взять на борт десяток образцов этих расово неполноценных унтерменшей для пропаганды, когда придем домой, еще выловили командира и двух офицеров с одного из эсминцев и офицера с авианосца, прочих же представителей англосаксонской расы привычно уже расстреляли из пулеметов и, как обычно, бросили в воду требухи с камбуза для привлечения акул.

— Герр адмирал, топлива до Норвегии не хватит! С учетом возможных боевых действий по пути…

— Не хватит до Нарвика? Плевать, рассчитайте курс до Бреста!

Берсерк Тиле, он так и останется в истории под этим прозвищем, самый успешный германский адмирал, превзошедший Тирпица, Шеера, Шпее. Его бесстрашие, хладнокровие, беспощадность к врагам стали легендой Кригсмарине. И лишь сам Тиле знал, что истинной причиной его бешеного неистовства был ледяной липкий страх, охватывающий его при одной мысли о возвращении на Север или при воспоминаниях о пережитом там. Прогнать этот страх можно было лишь чужим страхом — тех, для кого ты сам столь же ужасен, как неведомый полярный демон для тебя самого. Все эти людишки, которые барахтаются в воде в надежде спасти свои жалкие жизни, не умирают просто так, а передают свою жизненную силу мне. Точно так же, наверное, демон питается кровью и страхом своих врагов.

«А если он откармливает меня, как кабана к праздничному столу? — вдруг подумал Тиле с ужасом. — И, когда придет срок, возьмет у меня сразу все? Удастся ли обмануть демона, не встретиться с ним? Не возвращаться в Норвегию — а если он после найдет меня сам? Вот так, значит, и бывает — продать кому-то душу в обмен на удачу?»

Мы не были ангелами, но и закоренелыми грешниками тоже. Хотя, конечно, кто-то и хотел скрыть в армейском строю прежние грешки, но таких было меньшинство. В массе же мы искренне верили, что идем воевать, чтобы очень плохой парень Адольф Гитлер не установил по всему миру свой отвратительный порядок. Правда, мы не знали точно, что же он хотел, версии были — от равноправия ниггеров и отмены частной собственности до разрушения церквей и поклонения сатане вместо Бога, но все сходились на том, что это что-то недопустимо мерзкое, чего никак нельзя позволить на земле. И вообще, наш президент и сенаторы знают, что делают, это ведь их работа — думать и решать за нас?

Мы были солдатами. Самыми лучшими, самыми обученными, самыми оснащенными и, конечно, самыми крутыми солдатами мира, так говорили нам наши командиры, а кому знать, как не им, наш батальонный, майор Роджерс, сражался с гуннами еще в ту войну, целых четыре месяца, в нашем экспедиционном корпусе в Европе, он рассказывал нам, как храбрость американских солдат спасла тогда Европу от гуннского завоевания, так будем же достойны, не посрамим, так же надерем гуннам задницу и… Последние слова меня немного коробили, я был из пуританской семьи со строгими моральными правилами, а наш майор — из Техаса, и, при всем к нему уважении, я помнил, что у этих пастухов выражения «надрать задницу» и им подобные имеют самый буквальный смысл, ну представьте, ковбои пасут стадо в прерии или гонят его куда-то, а ведь женщин там нет на сотни миль вокруг, и что этим пастухам остается? Вы правильно подумали, или друг друга, кто слабее, или скотину. Так говорил мне отец, он слышал от деда, они ведь не будут врать.

Мы — это восемьдесят вторая десантная, «вся Америка». Это имя было у нашей дивизии потому, что в ней, вопреки традиции, служили парни со всех штатов. А я тогда был еще вторым лейтенантом, командиром противотанкового взвода. Пять тридцатисемимиллиметровых пушек, установленных на поворотных тумбах в кузовах автомобилей «Додж» три четверти тонны, на учениях мы лихо маневрировали по полю, с хода «условно расстреливали» контратакующие «вражеские» танки.[19] Но техника плыла через океан на борту тихоходного грузового конвоя, личный состав же налегке погрузился на судно «Санта-Роза», вышедшее из Нью-Йорка в Оран 28 апреля 1943 года. Это был большой быстроходный транспорт, хотя конечно, гораздо меньший чем «Куин Мери». Нас было восемь тысяч, мы забили все каюты, общие помещения, и даже коридоры. И кто-то из нас ворчал, что хотя солдату положено по уставу стойко переносить лишения, но не в таком же размере! Теснота, нечем дышать, качает, скучно, и один сортир на батальон — короче, где эти гунны, которых надо скорее убить и отправляться домой, героями и с наградой? Другие же говорили, пользуйся случаем, солдат, что можно просто валяться в койке и спать сутки подряд, на фронте это будет недостижимой роскошью. И мы большую часть времени лежали в койках, играли в карты, показывали друг другу фотографии своих девушек, разговаривали обо всем, курили на палубе — ну что еще может делать солдат, предоставленный сам себе?

Находились, конечно, и активно недовольные, в первый день случилось несколько драк. Эту проблему командиры решили просто — виновных выгоняли из кают на палубу, вот одеяло, спи здесь, не Арктика, несколько суток потерпите, на «королевах» так по северному маршруту плыли, где гораздо холоднее. В следующие дни желающих нарушать дисциплину не нашлось.

Конвой, полдесятка мелких военных суденышек с пушками, сопровождал нас сутки после выхода из порта. Те из нас, кто успел завести приятелей среди экипажа, сказали, что у берегов Европы нас также встретит эскорт, а через океан мы пойдем одни, но бояться не стоит, «Санта-Роза» достаточно быстрое судно, чтобы субмарина успела занять позицию по курсу, а если гунны всплывут, то мы хорошо вооружены, на носу и корме я действительно видел пушки калибром не меньше трех дюймов, и еще многочисленные эрликоны по бортам и на мостике. Ну а надводных рейдеров и авиации гуннов в Атлантике не бывало уже два года. Так что наш рейс совершенно безопасен, как уже несколько десятков, совершенных «Санта-Розой» до того.

Я спал, когда это случилось. Корабль вздрогнул, будто напоролся на скалу, и стал крениться, погас свет, затем зажегся вновь. Когда мы все, кому хватило места, выскочили на палубу, нам сказали, что три самолета, похожие на британские «Альбакоры», появились с севера, их приняли за своих, в этом районе не могло быть врага! А они, приблизившись, сбросили торпеды, и одна попала в нас. Казалось невероятным, чтобы тут оказалась авиация гуннов, да еще не дальние бомбардировщики, а одномоторные бипланы, может, это войска какой-нибудь Венесуэлы устроили учения, по глупости подвесив боевые торпеды вместо практических? В любом случае нам ничто не грозит, как сказал капитан судна, затоплены некоторые отсеки, и вода просачивается в машинное отделение, но наше судно разделено водонепроницаемыми переборками и обязательно удержится на плаву! Радиограмма уже отправлена, помощь к нам идет, вот только придется поболтаться в море лишние пару суток, но это нестрашно, запаса еды и воды хватит, так что давайте без паники, о'кей?

Паники не было. Была лишь злость на этих чертовых гуннов или венесуэльцев — кто там еще устроил нам такое приключение? Мы разбрелись по каютам, а что еще оставалось делать? Много лет спустя я узнал, что все мы были до ужаса близки к страшной смерти, именно так погибла «Куин Элизабет», сначала палубные самолеты гуннов лишили ее хода, а затем подошел их крейсер и расстрелял беззащитный пассажирский лайнер вместе с людьми. Гуннская эскадра находилась от нас в пяти часах полного хода, и направься они сюда, никто из нас не спасся бы — но парни с «Карда» отвлекли гуннов на себя, погибли все, ради того чтобы жили мы. Узнав об этом, я пытался представить себя на месте капитана несчастного авианосца. Как поступил бы я, получив такой приказ, исполнил бы или отказался, ведь уважительную причину всегда можно было найти, да и трибунал с разжалованием всяко лучше гибели в ледяной воде? И я не нашел тогда ответа, хотя был уже полковником, отдавшим служению Америке два десятка лет, в том числе год самой страшной войны нашего двадцатого века и нескольких меньших войн, включая иранский, китайский, пакистанский, кубинский конфликты, а еще через пять лет стал генералом, командиром моей восемьдесят второй.

Нас торпедировали вторично вечером следующего дня, третьего мая. Две торпеды с проклятой гуннской субмарины в наш правый борт, и если та первая торпеда была меньшей мощности и попала удачно, в отсек для груза и почты рядом с машинным отделением, то эти ударили в нос и корму, с нижних палуб, где были каюты третьего класса, не спасся почти никто! И «Санта-Роза» сразу же начала крениться на борт, уже через несколько минут на палубе трудно было стоять, шлюпки противоположного борта нельзя было спустить. Считалось, что на борту у нас достаточно спасательных жилетов, также имелось некоторое количество плотиков. Но этого было явно мало для восьми тысяч человек!

Мне повезло, я успел выскочить на палубу в самом начале. Странно, но в первый момент случившееся воспринималось всеми как досадное приключение, игра, самые первые шлюпки отошли со свободными местами. Затем, как мне рассказывали, начался ад, люди дрались на трапах за место в шлюпке и на плотике, резали и даже стреляли друг в друга. Очень многие просто прыгали за борт, схватив жилет, даже не успев его на себе завязать, скорее, чтобы не отняли. И когда «Санта-Роза» легла на борт, а затем скрылась под водой, как «Титаник», в море остались плавать с десяток шлюпок, множество плотиков и огромное количество людей. И тут гуннская лодка всплыла совсем рядом, я видел, как матросы на палубе разворачивают орудие. Господи, они сейчас будут в нас стрелять!

Нас спасли парни из Юты. Они все держались друг друга и протащили в шлюпку ручной пулемет «браунинг». И успели раньше открыть огонь по лодке, и весьма успешно, я сам видел, как падали фигурки на палубе и рубке субмарины! После чего оставшиеся гунны попрыгали назад, закрыли люк, и лодка погрузилась.

После был ад. У меня было трое братьев, но отец и мать строго запрещали нам помогать друг другу в чем бы то ни было: «Это очень плохая услуга — воспитывать иждивенчество, вы должны быть конкурентоспособны, каждый сам по себе, в этом сила Америки!» И теперь мы били веслами по рукам и головам наших же товарищей, плавающих рядом, чтобы они не перевернули нашу шлюпку. А вода была холодная, затем появились акулы, несколько человек были ими съедены у нас на глазах. Мы считали себя лучшими солдатами в мире и не побоялись бы сразиться с живым врагом, но как победить голод, жажду и холод?

Парни из Юты поступили иначе. Они сцепили вместе две шлюпки и полдесятка плотиков, чтобы можно было взять больший груз. Устроили у себя нормированное распределение запасов продуктов и воды, отгоняли из пулемета акул и сами выжили почти все. Может быть, их правила иногда конкурентоспособнее наших?

Еще больше суток адских мучений. Наконец подошли наши корабли, авианосец «Санти» и эсминцы. И нас взяли на борт, всех, кто остался жив, меньше двух тысяч из восьми, и многим требовался госпиталь. А шесть тысяч великолепно обученных солдат погибли в море, бессмысленно и бесславно. Но у нас, кому повезло, в большинстве не было страха. Если гунны убили наших товарищей — значит, мы должны убить больше гуннов, и за себя, и за тех, кто не спасся.

Мы были солдатами Америки, готовыми сражаться и умирать за то, чтобы во всем мире был когда-нибудь наш американский порядок и образ жизни, самый лучший и справедливый. Но мы свято верили, что сражаемся за свободу и благополучие всего мира, хорошие парни из хорошей страны. Иногда мы выигрывали, иногда — проигрывали. Иногда спасали людей, иногда — творили не самые лучшие вещи. Но осуждать нас могут только те, кто сражался тогда в наших рядах. Кто тонул вместе с нами в Атлантике, дрался с гуннами в Европе и Африке, сражался с комми в Иране, Пакистане, Китае, на Кубе.[20]

19

Описание американской САУ М6 Fargo. Тактика использования этих «противотанковых тачанок» виделась в армии США начала войны именно такой: маневр на поле боя наперегонки с вражескими танками. — Прим. авт.

20

Многие тысячи жителей китайских деревень, сожженных солдатами восемьдесят второй воздушно-десантной в лучших традициях эсэсовских карателей во время Китайской войны 1947–1953 годов, тоже не имеют права осуждать своих палачей? Генерал Райан в своих мемуарах раскрывает звериную суть американской военщины, готовой вторгнуться в любую страну ради установления по сути фашистского «мирового порядка», угодного американскому капитализму. — Прим. пер.