Белая субмарина

Несмотря на все усилия, наш курс все больше отклонялся вправо, немного, по чуть-чуть, но постоянно. Так как для поворота влево на десять градусов пришлось бы сделать циркуляцию вправо на триста пятьдесят, то я решил скорректировать курс, когда он перейдет нулевое направление, чистый норд.

Было утро первого мая. Мы шли курсом 355, шесть узлов, при волнении три балла, слабая облачность, умеренный юго-западный ветер. «Мобил» теперь не шел впереди во главе завесы эсминцев, а держался правее нас, как раньше несчастный «Белью Вуд». Признаюсь, я приказал ему быть там, чтобы прикрыть наш пробитый правый борт от возможной атаки, но его скорость была выше, и он все время уходил с нашего траверза вперед, что было нежелательно, при возможной нашей потере управления и циркуляции вправо возникала опасность столкновения. В одиннадцать часов с «Хелфорта», идущего крайним левофланговым, передали о двух целях на радаре, по пеленгу 275, очень скоро они были обнаружены визуально, сначала мачты над горизонтом, затем обрисовались силуэты на предельной для дальномеров дистанции двенадцать миль.

Проклятые британцы! Как я узнал много позже, о возможном выходе в море «Шарнхорста» с «Цеппелином» они сообщили нам через несколько дней, среди прочего! А так как они уверяли, что цель выхода немцев — это очередной русский конвой, то штаб нашего Восточного военно-морского округа совершенно не был обеспокоен. И никто не озаботился сообщить нам, находящимся в зоне ответственности Североатлантического командования Британских ВМС! Оттого мы не могли подозревать даже о теоретической возможности встретить немецкий линкор в этих водах! И никто еще не знал о трагедии «Куин Элизабет».

Заметив нас, один из неопознанных кораблей резко повернул вправо, курсом на юг, сохраняя и даже увеличивая дистанцию, второй же продолжал идти курсом где-то 135, быстро сближаясь. Мы могли наблюдать его в ракурсе где-то под сорок пять, поэтому опознание по силуэту было затруднено. Кому-то на мостике он показался похожим на «Уичиту», но ведь она вроде в Тихом океане? Расстояние было слишком велико, чтобы можно было разобрать цвета его флага. А его ответ на наш запрос по радио не удалось расшифровать. Что было вполне возможным — поскольку в то время мы и британцы имели общий шифр и код лишь при выполнении конкретной совместной задачи, а связаться с британцем, занятым своим собственным делом, мы могли только через вышестоящий береговой штаб.

«Хелфорд», один из эсминцев нашего левофлангового дозора, доложил, что на его сигнал ратьером чужак ответил: крейсер его величества «Ливерпуль». Позже меня упрекали, что я не открыл огонь первым. Господа, вы считаете, что я должен был, совершенно не имея оснований, расстрелять и утопить корабль союзника, присутствие которого в том районе было весьма вероятным? Тем более, подчеркиваю, он был классифицирован как легкий крейсер, то есть никак не могущий причинить нам ущерб даже в самом худшем случае! Он открыто, днем, не показывая никаких враждебных намерений, сближался с нашей эскадрой, в то же время казалось, направляясь мимо нее, будто желая пройти у нас за кормой. Силуэт его, с носового ракурса, действительно имел некоторое сходство с британским крейсером типа «Таун», две трехорудийные башни в носу, высокая надстройка. Его размеры — простите, но это невозможно определить с точностью при расстоянии до цели в десять миль!

Мы были к нему в ордере едва ли не ближе всех, если не считать «Хелфорда», находившегося практически у нас на траверзе. Второй эсминец левого фланга, «Сигсби», шел тем же курсом, что и «Хелфорд», но на милю впереди. «Мобил» снова убежал вперед и был сейчас в створе нас и чужака. Была ясная погода с хорошей видимостью, волнение не больше трех баллов. Многие из нашего экипажа, свободные от вахты, вышли на палубу, наслаждаясь погодой. Я не знал тогда, что почти никто из них никогда не увидит своего дома и родных.

Когда до чужака осталось меньше девяти миль, пришел ответ с берега, что британского крейсера в этом районе быть не может. Тогда, возможно, это испанец? И в свете недавних событий вокруг Канар его намерения могут быть нам враждебны? Что ж, нашей красавице будет полезно впервые в ее пока еще короткой жизни пострелять по реальной мишени! Ну а если этот испанец остановится и спустит флаг, мне будет положена боевая награда — не так часто в современной войне удается захватывать врага в плен, как во времена Нельсона. Пары залпов шестнадцатидюймовыми для легкого крейсера хватит в избытке. Играть боевую тревогу!

И тут чужак резко отворачивает вправо, приводя нас в сектор стрельбы всем бортом, и с дистанции восемьдесят пять кабельтовых открывает огонь, когда мы еще не были готовы отвечать!

Линейный корабль «Шарнхорст», это же время и место.

Адмирал устал бояться.

Отчего он повел эскадру на юг после уничтожения «Элизабет»? Тому было две причины. Вид тысяч недочеловеков, беспомощно барахтающихся в воде, словно наполнил его силой, дал ощущение радости и покоя. Разве не эти жидо-американские плутократы были виновны во всех бедствиях, обрушившихся на бедную Германию? Разве не они, не решаясь вступать в открытый бой с германскими воинами, трусливо прячутся за спинами нанятых ими русско-азиатских орд? И разве не справедливо будет, если эти ублюдки наконец узнают на своей шкуре, что такое настоящая война? Потому что на карте, как-то добытой людьми Канариса (он последовал за Редером, но нельзя было заставить себя называть людей его ведомства иначе), были нанесены маршруты не только «королев», но и других атлантических конвоев. И уничтожить напоследок не один войсковой транспорт, а два-три, как повезет, было бы лучшим подарком судьбы, о котором адмирал не смел и мечтать.

Второй причиной было то, что адмирал категорически не хотел возвращаться в Норвегию. Британцы были противником знакомым, с ними все зависело от твоего умения, опыта, да и простого соотношения сил. А неведомый северный ужас, таящийся в глубине, был явлением иррациональным и непредсказуемым, он мог прийти за тобой в море в любой момент, внезапно, от него не было защиты. Адмирал помнил о своей клятве Ахава, и намерен был ее выполнить — но лишь когда у него будут знания и оружие, бросаться же сейчас в пасть неведомому русскому монстру было бы самоубийством, бессмысленным и бесполезным. И к своему счастью и спокойствию, адмирал не знал, что этот «ужас» и «монстр» сейчас мирно проходит в океане всего в тысяче миль.

Получив радиограмму с U-195, адмирал изменил решение. Конвой мог и не встретиться, а вот подбитый, израненный враг близко и идет навстречу. А в случае его потопления все лавры победителя, бесспорно, достанутся тому, кто нанес завершающий удар.

— Это безумие, — обреченно сказал Хюфмайер, командир «Шарнхорста», узнав, что новая цель похода — это поврежденный подводниками новый американский линкор. — Нас просто расстреляют раньше, чем мы сможем причинить им какой-то вред.

— У нас есть авианосец, у них нет, — ответил адмирал, — посмотрим, насколько хороши птенцы Геринга над морем: ударим издали, а дальше будем смотреть. И если повреждения будут фатальны, добьем.

В сообщении с лодки противник значился как «линкор типа Вашингтон». Адмирал знал, что кроме первых двух, самого «Вашингтона» и «Норт Каролины», янки построили, по измененному проекту, еще четыре типа «Саут Дакота». А сейчас строят какие-то еще более мощные, те же сорокасантиметровые пушки, зато скорость тридцать пять узлов, как у эсминца, и бортовая броня сорок шесть сантиметров, за сведения спасибо демократической прессе.[15] Это был очень опасный противник, справиться с ним будет нелегко. И если командир и офицеры «Шарнхорста» наконец смирились, что им придется идти в этот бой, уверовав, что наш адмирал знает, что делать, то сам адмирал не был так уверен.

Полезность палубной авиации в морской войне не была для него секретом. Он не верил до конца именно в «птенцов Геринга», зная о долгих разногласиях между люфтваффе и Кригсмарине.[16] Помня о роли, которую авиагруппа сыграла в потоплении «Элизабет», он намеревался использовать ее и в этом бою — но категорически отказывался сделать на нее главную ставку, надеяться исключительно на ее удар. Авиагруппа «Цеппелина» насчитывала сейчас десять истребителей Ме-109, две девятки пикировщиков Ю-87С, одна девятка более новых Ю-87Е, которые могли быть и пикировщиками, и торпедоносцами, и отдельной строкой, девятка «Физелер-167», эти архаично выглядевшие бипланы когда-то хотели сделать главным оружием «Цеппелина» (впрочем, похожие на них «Суордфиши» еще в прошлом году были основным палубным торпедоносцем у британцев), затем здравый смысл потребовал сделать торпедную версию «Штуки», все же более совершенного самолета, бипланы же, оставшиеся не у дел, были сведены в отдельную береговую эскадрилью в Голландии. Когда достроенный наконец «Цеппелин» уходил в норвежские воды, выяснилось, что нужное количество Ю-87Е сделать не успели, тогда и вспомнили о «Физелерах», оказавшихся под рукой, причем в составе слетанной эскадрильи с боевым опытом. Тем более у биплана было еще одно ценное качество: он мог взлетать с палубы с подвешенной семисоткилограммовой торпедой в штатном режиме, а Ю-87Е требовались пороховые ускорители, что было делом ненадежным и опасным. Сорок шесть самолетов (по проекту, сорок два, но четыре сверхштатных все же ухитрились погрузить) выглядели силой, но Тиле, по опыту японских союзников знал, что для потопления линкора с мощной ПВО этого мало. И вопреки тому, что говорил офицерам, укреплялся в мнении: в этом бою авиация окажет помощь, но ни в коем случае не сыграет главную роль.

15

Тут Тиле ошибается. В отличие от японцев, американцы предпочитали завышать заявленные характеристики своих кораблей, «чтобы боялись». Хотя даже в серьезных справочниках линкоры «Айова» называют тридцатипятиузловыми, реально во время службы у этих кораблей лишь однажды была зафиксирована скорость свыше тридцати узлов. А толщина поясной брони у них была 307 миллиметров. Вот пушки были не те, что на типе «Саут Дакота», а более мощные, с удлиненным стволом. — Прим. авт.

16

Именно из-за них в нашей ветви истории не был достроен «Цеппелин». — Прим. авт.