Белая субмарина

Король треф. И это не забыли. Двадцатые, голод, нищета — чтобы выжить, приходилось поступать как придется, по-разному. Пальцы пробежали по изнанке листа, исписанного лишь с одной стороны — точно, булавочный накол, еще один, и еще! Так, теперь выбрать все помеченные так слова, и прочесть, что получится.

Значит, группа военных задумала заговор, убийство фюрера? Генерал фон Тресков и его адъютант Шлабендорф во время посещения фюрером штаба группы армий «Центр» в Смоленске передадут на борт его самолета бомбу, замаскированную под бутылку с коньяком. Причем фельдмаршал Клюге, командующий группой «Центр», тоже в курсе, но пока не вмешивается, однако обещая самую активную поддержку после, когда покушение удастся. Срок — начало марта. Таков первоначальный план, есть вероятность, что он будет изменен — но фигуранты останутся теми же.[3]

Кто в Москве послал мне это — Берия, глава их гестапо и разведки? Или сам Сталин? Не задание — информация, на которую я не могу не отреагировать (что кому-то и нужно, но еще больше нужно мне, если хочу жить).

Может, не Москва, а англичане? Кто стоит за всем этим — кому это больше будет выгодно? Ну, если отбросить эмоции… Смерть фюрера имеет смысл только в контексте будущего сепаратного мира, который возможен лишь с устранением наиболее одиозных фигур. Фюрер в этом списке номер первый, но явно не он один. И если я про этот заговор не знаю, значит, очень вероятно, что я тоже там. Просто потому, что знаю слишком много.

И отправители это просчитали. Не могли иначе. Спасая себя, я сыграю на чей-то интерес. А есть ли у меня выбор?

Ведь те, кто посылал письмо, должны были предусмотреть, что оно по какой-то причине не дойдет. Или я не поверю, или не захочу действовать. Значит, эта же информация должна быть вброшена еще кому-то, по другим каналам. И если я никак не отреагирую, то могу оказаться перед фюрером в числе заговорщиков.

Имена и все прочее запомнил, на память пока не жалуюсь. Можно бумажку сжечь. Ну вот, догорела.

И Мартин Борман тщательно перемешал пепел в блюдце, прежде чем выбросить в камин.

Берлин, рейхсканцелярия.

— Ублюдки! Предатели! Кругом предательство и измена! Стоило кораблю чуть накрениться, и крысы уже бегут. Проклятые мерзавцы, принимают награды из моих рук, а сами замышляют продать Германию американской плутократии и русским большевикам! Им наплевать на кровь наших солдат! Я ведь знал, я чувствовал, что эта череда поражений на фронте неспроста! Что ж, герой и храбрец часто уязвим для отравленного кинжала в спину, но у нас на каждого убийцу найдется палач. Эти генералы и раньше все успехи приписывали себе, а в поражениях винили меня — ну ничего, теперь все будет по-другому!

Вы только посмотрите на эту гнусную шайку! Они годами скрывались у нас за спиной! Клюге, который в январе получил дубовые листья к кресту, командовал группой армий «Центр», без всякого сомнения, замышляя открыть фронт перед большевистскими унтерменьшами! А Фромм во главе резервной армии выжидал, когда меня убьют, чтобы захватить Берлин! И Штюльпнагель, начальник связи вермахта, тоже заодно с ними, готовился арестовать всех верных мне людей во Франции! И Гепнер, которого уже уволили за трусость и неподчинение приказам! Теперь я понимаю, что его «тактическое отступление» было отнюдь не трусостью, нет! Это было прямым предательством! А может быть, не только его «тактические отступления»?! А эти ничтожества Вицлебен, Бек и Герделер уже делили посты в новом правительстве Германии! Да и Бок, Браухич, Гальдер! Кто возглавлял армию, когда мы вторглись в Советскую Россию! Еще надо проверить, не их ли надо благодарить за то, что не удалось взять Москву!

Гиммлер, вы приставили кригс-комиссаров к рядовым и офицерам вермахта, а настоящая измена таилась гораздо выше! Все эти генералы и фельдмаршалы в душе презирают нас, верных сынов Германии, считая выскочками! Даже те из них, кто не участвовал в заговоре, а только знал о нем и молчал — не меньшие предатели, чем Тресков, который хотел подсунуть мне бомбу в бутылке коньяка!

Думаю сейчас, что хоть Сталин и азиат, но он поступил абсолютно правильно в тридцать седьмом году, истребив всех ненадежных в руководстве своей армии! Мы должны поступить так же! Больше нельзя быть уверенными в верности кого-либо из военных! Необходимо проверить всех, невзирая на прошлые награды и заслуги! рейхсфюрер! Почему эти мерзавцы и предатели еще на свободе?

— Мы работаем, мой фюрер! Ведется следствие, чтобы выявить всех заговорщиков, вытянуть все нити…

Вы идиот, Гиммлер? Ждете, пока они сбегут или ударят первыми? Сегодня они замыслили взорвать мой самолет, а завтра подложат бомбу под стол в моем кабинете? Немедленно арестовать Клюге, Трескова, всех в этом списке! Улики, доказательства — вам мало моего слова? Или признания этих негодяев, которое вы получите? Вытащите всю паутину, всех, кто был причастен или знал и молчал. Мне не нужны те, кто способен предать. Я хочу расправиться с ними так, чтобы в будущем сама мысль покуситься на основы рейха вызывала нервную дрожь!

Пока что дрожь в коленках испытывал Гиммлер. Хотя старался не показывать — чтобы не приняли за вину. Трудно было в это поверить, но второй человек в рейхе боялся своего вождя, особенно вот так, наедине, когда все внимание фюрера было обращено не на толпу, а на него персонально. И сейчас больше всего желал оказаться отсюда как можно дальше — и сразу приступить к делу.

«А ведь я мог тоже попасть в список, — подумал рейхсфюрер, — когда, получив информацию, какое-то время размышлял, придержать ли ее, взяв генералов на поводок, дать делу законный ход, или позволить им осуществить свои планы? Но подумав, сделал правильный выбор, потому что неясно было, кто стоит за информацией. А значит — кому она была передана еще. И если фюрер узнает раньше — об этом не хотелось и думать. А если заговор увенчается успехом — то зачем он, рейхсфюрер Гиммлер, будет нужен генералам? Ответ очевиден… За место Вождя начнется борьба, в которой победит тот, кто успел подготовиться. А тот, кто замыслил заговор, явно имел больше времени и возможностей, чем он сам, узнавший об этом только что. И даже если он сумеет влезть наверх и удержаться, захотят ли англичане или русские иметь с ним дело, как с главой, война-то ведь идет, и совсем не благополучно для рейха? Так что будем верны фюреру! Решение оказалось правильным — потому что фюрер уже знал».

Выйдя наконец из кабинета, в приемной Гиммлер столкнулся с Борманом.

— Мои поздравления, партайгеноссе, — сухо сказал рейхсфюрер, — не так часто ваши люди оказываются оперативнее, чем СД.

— Благодарю, — ответил Борман, чуть помедлив. — Однако могу ли я просить вас об одной услуге? Когда вы будете проводить изъятия причастных, я хотел бы, чтобы вы предварительно согласовывали со мной, если они члены НСДАП. Прочие же люди не в моей компетенции.

«Чуть не сказал первым то, что сказал он, — подумал Борман. — Так от кого же, черт возьми, фюрер узнал? Неужели у русских есть прямой выход на него? Или это все же не русские?»

Берлин, Принц-Альбертштрассе.

Через четыре часа.

— Заключенный номер 2390856 прибыл!

— Ну здравствуй, Руди. Как самочувствие?

— А какое может быть самочувствие после того санатория, куда ты меня упрятал?

— Ох, Руди, не будь ты моим старым другом…

— Генрих, поверь, что у меня было куда больше причин обижаться. И чую, что дело вовсе не в дружбе, а в том, что я снова для чего-то тебе нужен. Причем для такого дела, что при успехе вся слава достанется тебе, а при неудаче крайним будет тот, кого не жалко — то есть я.

— Ты почти угадал, Руди. Платой за успех для тебя будет полное прощение и восстановление в чине. А также то, что среди фигурантов есть и те, кто писал на тебя доносы, когда пришлось… В общем, прочти эту папку — здесь краткий экстракт. Надеюсь, ты понимаешь степень секретности?

3

История подлинная, получившая известность уже после войны, так как бомба, удачно пронесенная в самолет, не взорвалась. — Прим. авт.