Галатея

Максим посмотрел на портрет. Дротик торчал из переносицы.

— А… — махнул рукой Андрей. — Ты что-то спрашивал? Извини, перебил…

— Да… Так, когда ты ел в последний раз? — повторил Максим, косясь на портрет. Ему стало неуютно.

Андрей задумался. Выглядел он, все-таки, очень плохо.

— По-моему, три дня назад, — неуверенно произнес он. — Тогда… — что-то в лице его дрогнуло. — Утром того дня в последний раз.

— Слушай, — как можно мягче сказал Максим. — Может, хватит, а? Хорош убиваться, ладно? — Андрей внимательно его слушал. Даже курить перестал. — Ну, бросила тебя баба, что ж такого? — продолжал Максим, ощутив прилив вдохновения. — С кем не бывает? Глянь, до чего себя довел… Грязный, зарос весь, воняет от тебя, как от скунса… Комнату в помойку превратил… Пойдем, пожрем, как люди… Будет на твоем веку еще куча баб. Да и Наталья твоя, господи… — Максим поднял взгляд на друга, и вдруг острое ощущение ошибки пронзило его. Что-то было не так. Что-то не то он говорил. — Подурит, подурит — и вернется… — по инерции еще продолжал Максим, а глаза Андрея странно и быстро темнели. — Еще ноги тебе целовать будет, чтобы взял ты ее обратно…

Внезапно странный звук оборвал его. Звук исходил от Андрея. Уродливо искривив рот, он засмеялся, словно залаял. Максим даже не понял вначале, что это смех. Андрей раньше так никогда не смеялся.

Его тонкие искусанные губы задергались, а рука с сигаретой мелко, неприятно задрожала.

— Так… — задыхаясь, пролаял он. — Так ты не знаешь?… Вернется?… Она — вернется?… Ха… ха… Откуда? … Ха… Ну, рассмешил… Ха… Она — вернется… — плечи его заходили ходуном. Максим с ужасом следил за ним. — Она… Ха… Ну, ты и клоун… Откуда она вернется, Макс? … Откуда? … — голос Андрея звучал надтреснуто, а из горла вырвалось что-то очень напоминающее сдавленное рыдание. — С кладбища? Оттуда вернется, да? С участка номер двести тринадцать? Три дня назад я ее похоронил там, Макс. — он поднял к лицу скрюченные пальцы, смотрел на них, будто видит в первый раз. — Вот этими руками я кидал замерзшую землю на крышку ее гроба… Понимаешь, Макс? И куски земли гулко падали вниз, Макс… Я падал вместе с ними… — рыдания душили его, и голос вибрировал. — Она уже не вернется, Макс, никогда… Никогда больше… Будет ноги мне целовать! … Да я бы сам кому хочешь их вылизал бы, только бы она вернулась… Или… — взгляд Андрея метнулся к Максиму и взгляд этот был почти безумен. — Или ты что-то знаешь? Скажи мне, Макс! — почти заорал он. — Когда она должна вернуться?! …

Максим не помнил толком, как оказался на улице. Он очнулся от холода и обнаружил, что стоит по колено в снегу, без дубленки, без шапки и ботинок. На ногах оказались Андрюхины домашние тапочки, уже мокрые от снега.

Максим дрожал. Не от холода на улице, а скорее от холода внутри. Какой же я идиот! Дурак! Круглый дурак! Успокоил друга! Помог, черт!

Он поднял голову и в окне четвертого этажа увидел Адрюхину маму, с удивлением наблюдавшую за ним. А из соседнего окна на промерзшую улицу поплыл, набирая силу знакомый тоскливый голос:

— Can you heal me? …

И даже сквозь песню Максиму показалось, что он отчетливо слышит сдавленные рыдания своего старого друга.

Барс

— Это он? — отрывисто спросил Титов.

Саня Барс посмотрел на плохую фотографию. Потом на прохожего.

— Нет, — покачал он головой. — Тот помоложе будет.

— Это хорошо, — расслабился Титов. — Это очень хорошо.

Он вытянулся на сидении.

— И под ливнем и под градом, — пропел сзади Пашка Бузыкин. — Ты чего вчера поделывал, а, Лех?

— После того, как расстались? — покосился на него Титов. — Телик смотрел, канал НТН. Развлекательную передачу «Совокупление с Ларисой Пеговой».

— О-о! — с уважением протянул Пашка. — И как совокупление?

— Пришла жена и не дала совокупиться, — усмехнулся Титов. — Заставила на другой канал переключить.

— Ревнует, — посочувствовал Бузыкин.

— К такой ведущей грех не ревновать, — заметил Титов. — Видал ее бюст?

— А ты нижнюю часть видал? — в тон отозвался Пашка.

— Мальчики! — возмутилась Галка, сидевшая рядом в Бузыкиным. — Может хватит такое при живой женщине обсуждать!

— Тоже ревнуешь? — посмотрел на нее Пашка. — Или завидуешь нижней части?

Она выразительно постучала по лбу.

— Тихо! — оборвал Барс праздную болтовню. Он сверился с фотографией. — Идет, вроде бы.

— Вот и славно, — расплылся в улыбке Титов. — А то даже Пегову обсудить никакой возможности.

Молодой человек уверенно шел к знакомому подъезду.

— Я пошел, — сказал Саня, открывая дверь. — Приготовьтесь.

Морозный воздух обжег лицо. Барс поморщился, запахнув плотнее дубленку. Он оказался у подъезда первым.

— Роман Жженов?

— Да, — взгляд молодого человека выражал удивление. — А что?

Саня достал удостоверение.

— ФСБ, — представился он. — Уделите пару минут?

— А с какой стати? — вдруг взбрыкнул Роман. — У меня совершенно нет времени. У вас что, ордер?

Барс ожидал другой реакции и на мгновение оторопел.

— В машине, — нашелся он. — Показать?

И тут случилось то, чего можно было ожидать менее всего. Роман Жженов выпустил кожаный портфельчик из рук и рванул от Барса во все лопатки. Только подошвы замелькали.

Барс ошеломленно посмотрел ему вслед.

— Лови его! — опомнился он.

Титов и Пашка уже выскакивали из машины. Титов поскользнулся и неловко растянулся на обледеневшей дороге, а Бузыкин, перепрыгнув сугроб, бодро вышел на финишную прямую. Саня даже дергаться не стал. Пашка в их группе был лучшим по бегу.

Глядя, как неумолимо сокращается расстояние между двумя спортсменами, он поднял оброненный портфельчик. Отряхнул его от снега и расстегнул замок. Вместе с кипой тетрадей и книжкой средних размеров (Л. С. Выготский, Собрание сочинений, том пять) из темной глубины вывалился спичечный коробок. Льва Семеновича, значит, изучаете, подумал Саня. Так-так. В коробке, конечно, никаких спичек не оказалось. Он до краев был забит темно-зеленой хорошо утрамбованной травяной массой.

Ну, что же, сунул Саня коробок в карман. Теперь у нас точно есть предмет для разговора с господином Жженовым.

— Я ничего не знаю, — упрямо твердил Роман в машине. — Портфель не мой.

Он тяжело дышал, присвистывая.

— А чей тогда? — спросил Бузыкин совершенно ровным голосом. У него даже отдышки не было, словно не преследовал он только что не в меру шустрого студента.

— Я буду говорить только с адвокатом! — взвизгнул Жженов, сообразив, что сморозил чушь.

— Ты чего, парень? — по-свойски усмехнулся Титов. — Кино голливудского насмотрелся? Какой адвокат? Сейчас отвезем тебя на пустырь ближайший и все порешаем. Там и поговорим, по-мужски.

Рома покосился Галину, молча перебирающую тетради из его портфеля. По его лицу было видно, что по-мужски ему ни с кем говорить совершенно не хочется.

— Ты на нее не смотри, ей все равно, — разъяснил Бузыкин. — Она тебя не защитит, не бойся. Думаешь, кликуху «Резак» просто так дают?

— Что вы хотите? — сдался Жженов.

— Ты знаешь Петра Авалкина? — сухо спросил Барс.

В салоне повисла тишина. Рома даже дышать перестал. Он совсем растерялся.

— Да, — помолчав, ответил студент.

— Где он живет, и где он сейчас?

— Его уже месяца три нет, — облегченно ответил Рома. Он вдруг стал очень разговорчивым. — А раньше на каждую пару приходил. А теперь не появляется совсем. Бывал я в гостях у него несколько раз. Он на Сухаревке живет с бабушкой. Точный номер дома не помню, а этаж, вроде бы пятый. Я могу показать, если что. С кем живет — не знаю. Вроде была у него девушка, но точно сказать не могу. А что он…

— Дача у него есть? — прервал словесный поток Барс. — Дом загородный?

— Не знаю, — пожал плечами Роман.

— Гараж, может? Машина?