Галатея

Такого зверства Гарин не видел уже очень давно.

Виктор вытащил едва прикрытое мусором посиневшее тело. Его взгляд заметался по страшным ранам. Рубцы, рубцы, рубцы. Совсем свежие, едва схватившееся на морозе. Почерневшие.

— Да что же это?! — открыл рот Сергей.

— Чего встал, как столб?! — заорал Гарин, срывая с себя дубленку. — В офис звони! Что ей вколоть, чтобы выжила?!

Он накинул дубленку сверху и осторожно перевернул девушку. Поднял на руки безвольное тело. Таня была еще жива. Спутанные волосы, запекшаяся кровь на лице, превратившемся в сплошной синяк. Губы, почерневшие от холода, едва курились неразличимым дыханием.

Он с трудом дотащил ее до машины.

— Заднюю дверь открой! — приказал, задыхаясь, Виктор.

Серега засуетился вокруг.

Вдвоем они опустили тело на заднее сидение. Ивлев, запрыгнув, склонился над девушкой с аптечкой.

— Узнал, что колоть?

Сергей кивнул, не глядя, протягивая телефон.

— Петровский на проводе.

— Слушаю, — все еще пытаясь отдышаться, сказал Гарин.

— Ну, как она?

— Загрузили, — коротко ответил Виктор. — Вроде пока жива.

Гарин внимательно осматривал себя в свете фар. Крови видно не было. На всякий случай, он схватил горсть снега и обмахнул ботинки.

— Готовьте реанимацию, — сказал он Тарасу. — Девчонка совсем плоха, того и гляди помрет.

— Ее везти — риск, — напомнил Петровский. — Твои документы еще не готовы.

— Да, знаю я, — отмахнулся Гарин.

— Решать тебе, — сказал Тарас.

Решать, подумал Гарин. Опять решать мне, черт возьми.

— А что решать-то? — спросил он. — Предлагаешь, девчонку здесь бросить?

— Я могу отправить к вам людей.

— И когда они будут? Когда она помрет уже?

— Ты молодец, Виктор, — помолчав, сказал Петровский.

— Я знаю.

— Будь осторожнее, — напутствовал Тарас.

Закончив разговор, Виктор на всякий случай тщательно протер ручку двери.

— Риск, — подумал он, отряхивая руки. — А когда в моей жизни не было риска?

Агамемнон Рождественский

Трактат о кладах действительно оказался занимательной книгой. Агамемнон так увлекся, что не заметил бесшумно вошедшего Тензора.

— Пойдем, — сказал знакомый голос. — У нас еще есть дела на сегодня.

— Послушай, Петр, — поднял голову кладоискатель. — Ты, конечно, парень отличный, спору нет. Но у тебя есть Гриша. У тебя есть Ваня. И у тебя есть этот забитый ботаник, Симонов. Я-то причем?

Тензор присел на диван напротив.

— Им всем от меня что-то нужно, — грустно произнес он. — Ивану — рассказчик и советчик. Грише — монеты и деньги. Андрею — оживленная девушка. Даже девчонкам от меня что-то постоянно нужно.

— Догадываюсь, что, — усмехнулся Агамемнон.

— Нет, — вздохнул Тензор, — не догадываешься. У меня нет настоящих друзей. Знаешь, как отвратительно одиночество?

— Догадываюсь, — повторил Агамемнон.

— Об этом ты тоже ничего не знаешь, — ответил Тензор. — И хорошо, что не знаешь. Пойдем?

— Куда?

— Есть одно важное дело, Мем, — почему-то он называл его так постоянно. — Необходимое для оживления Натальи.

— Так пусть Симонов им и занимается.

— Он им и будет заниматься. Он и Гриша. Но руководителем будешь ты.

Агамемнон отложил книгу.

— Петр, — сказал он, — как думаешь, почему я здесь?

Тензор подумал.

— Тебе интересно, — ответил он. — По своей натуре ты — наблюдатель. Ты всегда в стороне, смотришь, следишь за происходящим и, мне кажется, с любопытством ждешь, чем же все это закончиться.

— Верно, — разочарованно протянул Агамемнон. Он не думал, что Петр столь хорошо разбирается в людях. — Мне интересно. Но я не хочу из-за своего интереса куда-нибудь вляпаться.

— Разве дружба со мной тебе не пошла на пользу?

— Ты опять о материальных благах? — поморщился Агамемнон.

— Конечно, — кивнул Тензор. — О чем же еще? Сдается мне, ты никогда не голодал.

— Я из Москвы, а не из Эфиопии, — заметил с раздражением Агамемнон.

— А голодают не только в Эфиопии. Концы с концами еле сводит семьдесят процентов населения нашей великой и могучей родины. Ты отъезжал куда-нибудь в глубинку? Видел, как и чем живут люди?

— Видел, положим, — ответил Агамемнон, вспомнив о бабушке с поросями. Та жила вроде бы вовсе неплохо.

Тензор рассмеялся.

— Нет, — покачал головой он. — Ничего ты не видел.

— Ну, а тебе что-нибудь дало твое видение? — поинтересовался Агамемнон. — Хоть что-нибудь?

Тензор задумался.

— Общее представление, — ответил он. — Общее понятие, как хреново обстоят дела.

— Но ты ведь ничего не делаешь, чтобы это исправить, — заметил Агамемнон. — Вообще ничего, хотя мог бы.

— А знаешь, это очень светлая мысль, — внезапно расцвел Тензор. — Пожалуй, организую себе партию к следующим выборам.

— Партию любителей некромантов?

— Ага.

Агамемнону неожиданно надоел глупый и беспредметный спор.

— Ладно, — сказал он, поднимаясь. — Какое у нас еще на сегодня дело?

Следом за Тензором он спустился вниз по лестнице.

Полутемная гостиная на удивление оказалась пуста. В углу потрескивал дровами камин и отбрасывал неровные кровавые отблески.

— Семьдесят три страницы, — бормотал себе под нос Тензор. — У нас уже есть семьдесят три страницы.

— Не у нас, — уточнил Агамемнон. — У тебя. Нам они ни к черту.

— Хорошо, — согласился Тензор, — у меня.

— А где девчонки? — поинтересовался Агамемнон.

— С Гришей на шопинг очередной укатили, — рассеянно ответил Петр, погруженный в свои мысли.

Он свернул на лестницу в подвал.

— А Ваня так и не появлялся?

— Нет.

— Совсем он неуправляемым стал. Зачем он сестру-то сжег?

Тензор пожал плечами, открывая обитую металлом дверь. Сюда они не спускались ни разу.

— Идиот, — ответил он. — Что с него взять?

— Не идиот, — поправил его Агамемнон с интересом. — Убийца.

За дверью тоже оказалась лестница. Только уже освещенная.

— Что здесь? — спросил Агамемнон.

— Увидишь.

Они повернули за угол и Агамемнон замер, пораженный.

Посередине большого помещения, оборудованного словно операционная, стоял хирургический стол. Под ослепительно яркой лампой на этом столе лежало распластанное тело. Не человека — монстра. Жутковатая голова с шипами-наростами была откинута назад, а фасеточные глаза, смахивающие на стрекозиные, безжизненно уставились в потолок. Из-под белой простыни еще торчала рука. Агамемнон судорожно сглотнул. Трехпалая, страшная, с длинными толстыми многосуставчатыми пальцами и крючковатыми когтями.

— Это что? — выговорил он.

— Существо, — остановился Тензор перед столом. — Откуда оно и как называется, значения не имеет. Мне нужна ваша помощь.

— Я же здесь один в…, — недоуменно начал Агамемнон, но оборвал сам себя, рассмотрев на другом конце операционной сгорбленного Андрея. — В чем?

— Его необходимо препарировать, — сказал Тензор. — Мне нужен его мозг.

Агамемнон с сомнением посмотрел на позеленевшего Симонова.

— Мы же не хирурги, — ответил он.

— Я в курсе, — кивнул Петр. — Вы будете ассистировать.

— Я не буду, — твердо сказал Агамемнон. — Еще чего!

— Его мозг поможет держать Ваню под контролем, — сказал Тензор. — Мы вживим нашему пиротехнику его мозговую ткань.

— Ага, — кивнул Агамемнон. — Если Ваня вернется.

— Он вернется, — заверил Тензор. — Обязательно. Так как, поможешь?

— Нет, — помотал головой Агамемнон.

— Ты же не хочешь, чтобы Ваня еще кого-нибудь сжег?

— Нет, — повторил он. — Но пилить твоего монстра я тоже не буду. Ты Житцова оживил, вот теперь с ним и мучайся. Мы в ответе за тех, кого приручили, слышал?

Тензор посмотрел на Симонова.

— Ну, а ты? — вкрадчиво поинтересовался он. — Помнишь ли свое обещание?