Страница 14 из 49
— О ком мы сейчас? — попробовал Вадим.
— О Семке Борзове, дорогой, — скривил тонкие губы Шептун. — И о его кондитерской.
Где выпекались вовсе не пирожки, продолжил мысленно Вадим фразу. Что же делать?
— Это — самоубийство, — пожал плечами Немченко. — Или такая байка тебя не устраивает?
— Ай-яй-яй, обидеть хочешь? — разочарованно покачал головой Шептун.
Согласно легендам, ходившим о сухоньком старике, обычно после этих слов начиналась кровавая баня. Вадим внутренне напрягся и быстро прикинул директрисы. Я не в створе, с некоторым облегчением подумал Немченко.
— Я буду говорить только с тобой, — сказал Вадим, кивая на телохранителей. — Без этих.
— Поговорим. Скажи главное: ты в деле?
— Нет, — отрицательно покачал головой Вадим. — Я точно не знаю, что там случилось.
Несколько мгновений Шептун внимательно изучал его.
И внезапно стал совершенно другим: обходительным, заботливым собеседником. Все-таки актер он отменный. Старая школа, с восхищением подумал Немченко.
— Ай, красавец! — вскричал Шептун и, преодолев двумя быстрыми шажками разделяющие их расстояние, крепко обнял Вадима. — Что мы тут как не родные? Все эта работа, будь она не ладна. Кругом твари одни. Вот и рождается, как следствие, недоверие к хорошим людям.
— Не в обиде, — кивнул Немченко. — Все понимаю.
— Ты передал от меня Семке привет? — жадно спросил Шептун.
— В лучшем виде. Только дерганый он очень был. Чудить принялся, стволом махать перед носом…
— Эх, молодость, молодость… Дальше-то что?
Голос настоятельно рекомендовал Немченко забыть о кровавой бойне месячной давности. Придумать более-менее правдоподобную версию и забыть. Вадим и сам бы хотел, но иногда в ночных кошмарах, к нему являлись жуткий зверь и бесконечный ряд оскаленных собачьих клыков.
— Ты ведь помнишь, — неторопливо начал он. Для Шептуна требовалось не просто вдохновение, а нечто большее — актерское мастерство достойное премии «Оскара», — я паренька одного искал, у Семена твоего работавшего. Не нашел я его и Борзов ничего дельного не рассказал. Смотрю, а Семен-то нервничает. Что, спрашиваю, случилось? А он, ничего, мол, хорошо все. А сам девок своих из офиса вывозит. Темнишь, говорю, парень. Может, помощь, какая нужна? Я для Шептуна, говорю, по старой памяти, все сделаю…
— Так и сказал? — почти искренне восхитился Шептун. — Ну, Вадя…
— В общем, к нему гости ехали, — не расслабляясь, отлил последнюю пулю Немченко. — Обломов со своими. Правда, это я уже внизу выяснил, у паренька какого-то. Ну, у Семена он толи замом был, толи еще кем-то. Но точно, в курсе, молоденький такой, в рубашечке беленькой. Он нас еще за обломовских отморозков принял сначала.
— Обломов, — вздохнул Шептун. — Понятно.
С этой командой организация Шептуна вела кровопролитную перманентную войну. Никто не знал, что не поделили Шептун и бывший его подельник, но тела погибших в этой войне частенько находили на городских свалках.
— Думаешь, на два фронта Семка впахивал? — задумчиво спросил Шептун.
— Не знаю, — пожал плечами Вадим. — Но мне об этом он ничего не сказал.
— Сгорела Семкина кондитерская, — после паузы произнес Шептун. — А с ней и пирожки его. Эх, глупость-молодость…! Значит, Обломов?
— Тебе решать.
— А мне другое говорили, — внезапно быстро сказал Шептун. — Какие-то ужасы, прямо триллер голливудский. Собаки, волки… Я-то человек верующий, да и годочков мне, сам знаешь… Как думаешь, верить, нет?
— Собаки, говоришь…? — задумчиво переспросил Вадим. — Не знаю. Мы с Семкой пообщались немного, да и поехал я восвояси. Сам знаешь, как я Обломова люблю.
— Вот ведь не живется спокойно человеку, — согласился Шептун. — По лезвию ходит, уже все ноги изрезал. И, ведь не ровен час, нарвется на пулю, прости, Господи…! Ты, значит, с ним тоже не дружен?
— А кто с ним дружен? — искренне удивился Вадим. — Разве что, шавки могильные?
— Верно говоришь, друг. Ох, верно. Ну, буду тогда тебя иметь в виду, что ль? Если доведется с Обломовым, моим старым товарищем, свидеться. Как, — заглянул Шептун Немченко в глаза, — поддержишь старика?
Всю грязную работу смертоносный старикашка всегда старался переложить на других. Мои люди — штучный товар, говорил Шептун в своем узком кругу. Не мясо пушечное, на вес не продается. Эти и другие его крылатые изречения были отражены и сохранены для потомков в толстенном досье у Немченко в офисе.
— Конечно, — кивнул Вадим. — В любое время.
Они вновь обнялись.
— Всегда знал я, Вадя, — проникновенно сказал Шептун, отстраняясь, — что ты — достойный человек. Мой Ванька, ну, знаешь его, тоже пацан еще совсем, зеленый стручок, кипятится, мол, Немченко, в смерти Семена повинен. Что ты, говорю, акстись! Вадим мне друг-товарищ старинный, не мог он такого сделать никогда. А он, настаивает, орет, прям. Ну, ладно, говорю, поеду, поболтаю с Вадей. А он ко мне своих мракобесов приставил. Вон, — мотнул головой назад Шептун, — целая армия. А что я могу сказать? Старик, слабый, пинают, как хотят.
— Никакого уважения, — поддакнул Вадим.
— А рецептурой с тобой Сема наш, не поделился, часом?
— Зачем мне? Мы все по старинке…
— Да и мы теперь, — вздохнул Шептун. — А какое хорошее дело было! Эх, да что говорить…!
Насколько знал Вадим, говорить как раз было о чем. Судя по его информации, под личным наблюдением Шептуна, три независимых друг от друга лаборатории трудились день и ночь над созданием новой «Сигмы». Или, быть может, над старой. Но, без результатов пока. Может, и вправду, Дронов был гением?
— Что ты от меня, старика-то хотел? — вдруг вспомнил Шептун.
Наконец-то добрались, облегченно подумал Немченко.
— Да интерес пустяковый, — махнул рукой Вадим. Для снайперов это означало «отбой». — Неудобно даже тебя такой мелочевкой занимать.
Шептун молча ждал продолжения. Зацепился, констатировал Вадим.
— Ты многое и многих знаешь, — осторожно начал он. — И не только в нашем бизнесе. Мои друзья интересуются фирмой «Полночь» и руководителем ее Петровским Тарасом. Может, подскажешь что?
— Когда же, Вадим, тебя самого что-то лично заинтересует? — даже под очками было заметно, как Шептун прищурился. — Все друзья твои, знакомые, интерес проявляют. Дуришь голову старику… А, Тараску Петровского, конечно, я знаю, как не знать. Лет десять уже, а то и дольше…
Вот как, мысленно удивился Немченко.
— И чем они занимаются?
— Охранное агентство, — безразлично пожал Шептун плечами. — Возят кого-то, охраняют. Но, сам знаешь, никто не вечен. А Тараска — добрый дядька. Что, дорогу кому перешел?
— Говорят, задолжал, — выдал заготовленную ложь Вадим.
— Не верь людям, — поморщившись, произнес Шептун. — Оклевещут с ног до головы. Совсем нюх потеряли. Никогда Тарас никому не торчал, поверь уж мне, старику.
Первый раз Вадим слышал, что бы Шептун так хорошо отозвался о постороннем человеке.
— А кто его контору крышует? Знакомый кто?
— Переманить хочешь? — усмехнулся Шептун. — А никто их не крышует, Вадим. Они и сами, с усами. Сами кого хочешь, крышевать могут.
— Ты серьезно? — удивился Немченко.
Шептун вздохнул.
— Знаешь, Вадя, уезжать сегодня с нашей встречи буду я с тяжелым сердцем. Не лезь ты к ним, не стоит. И друзьям своим посоветуй. Хороший человек Тараска, но обидчивый. Можешь друзей своих недосчитаться. Зачем оно им? Жизнь-старушка и в шестьдесят хороша…!
— Все так серьезно?
Вместо ответа Шептун приобнял Немченко и пошел к машине, обернувшись на полдороги, грустно посмотрел на Вадима.
— Не огорчай меня, Вадя, — просто сказал он. — И про Обломова не забудь. Я для тебя всегда на линии.
В офисе, по возвращении, Вадим набрал номер Голоса.
— Поговорили? — вместо приветствия поинтересовался тот.
— Да, — ответил Вадим.
— Ну, и…?
— Он отлично знает Петровского и «Полночь».
— Прекрасно, — оживился Голос. — Просто великолепно. Что говорит?