Страница 8 из 48
— Я тоже хочу! — заныла сестра.
— Ты скоро тоже поедешь, Ирочка, — погладила ее по светлой головке тетя. — Ровно через три годика.
Дорога показалась Насте в тот раз, первый раз, неестественно долгой. Словно тряслись они с тетей на рейсовом автобусе целый день. Может быть, даже сутки. Настя засыпала и просыпалась, ела заранее припасенную курицу с вареной картошкой, запивала еду сладким чаем из большого китайского термоса. Солнце упорно висело на одном месте, освещая пустую дорогу кровавыми закатными лучами. Несколько раз автобус останавливался, и пассажиры выбирались — кто размять ноги, кто по нужде. Последнюю справляли здесь же, за большими задними колесами.
— Скоро приедем? — во время одной такой остановки спросила Настя.
Тетя кивнула, глядя две полупрозрачных огромных луны.
— А почему их две? — немедленно заметила Настя.
— Это миражи, — странно ответила тетя и полезла в автобус.
Потом, повзрослев, уже большая девушка Настя увидела точно такую же картину. Совпадение разбудило ее детские переживания, и она несколько раз, словно завороженная, перематывала кассету в видеомагнитофоне туда — обратно, стараясь понять, как такое возможно. Разве джедай Люк Скайволкер из четвертого эпизода «Звездных войн» тоже ехал на их с тетей рейсовом автобусе? Или может быть, вместе с ними ехал сам Джордж Лукас? Где-нибудь в конце, на последнем сидении?
Наконец, тетя объявила Насте, что они прибыли.
Автобус уехал, а они остались в чистом поле с травой по пояс вдоль дороги. Тетя Маша решительно огляделась и, ведомая невидимым компасом, принялась прокладывать в ней тропу. Маленькая Настя плелась следом и тащила большую дорожную сумку. Трава была колючей и царапала ноги в сандалиях. Когда они вышли к большой выкошенной поляне, внезапно стало совсем темно.
Это, собственно, и было тем последним, что запомнила Настя. Большая поляна посредине океана высокой травы и три древних кургана полукругом в ее центре.
Пришла в себя она уже снова в автобусе. Тетина ладонь гладила ее по голове и приговаривала шепотом:
— Не бойся, дочка, все образуется, встанет на свои места…
На этот раз кроме них двоих пассажиров не было вовсе, а вся поездка заняла от силы часа два. Настя даже не успела проголодаться. Она смотрела на пролетающие за окнами деревни, а тетя молча сидела рядом и только губы ее быстро безмолвно шевелились.
С той памятной поездки беспамятство принялось преследовать девочку по пятам.
Восемь лет, девять, десять… Врачи разводили руками, обследования ничего не выявляли, а бабка-целительница, к которой тайно свозила ее тетя, вообще без лишних разговоров выгнала обеих посетительниц из дома.
В одиннадцать Настя очнулась на той самой поляне с курганами. Было раннее утро, посредине поляны догорал большой костер, а рядом лежала обнаженная тетя без памяти, перемазанная в крови и золе.
Платье на Насте тоже оказалось разорванным, тело украшали ссадины и свежие синяки, а между ног пылал огонь. Она очень испугалась за тетю Машу, попыталась к ней подползти, но закричала от боли.
— Очнулась? — с улыбкой спросила та, открывая опухшие глаза.
— Да.
— Больно?
— Очень, — захныкала Настя, размазывая кровь кулачками по лицу.
— Вот ты и стала женщиной, — непонятно сказала тетя и поднялась. — Пойдем-ка, приведем себя в порядок.
Потом беспамятство стало брать верх над ней в школе. Несколько раз Настя приходила в себя в кабинете врача в окружении озабоченного медперсонала.
В тринадцать лет случилось страшное.
Настенька шла домой после уроков. Стоял прекрасный осенний день, и деревья вокруг еще не задумывались о близкой зиме. Душа пела, тело предвкушало скорый вкусный обед, и лишь сумка с учебниками немного тяготила плечо. На детской площадке сидел Валька Сомин из параллельного класса. Он лениво развалился в глубине угловой лавочки рядом с песочницей. Сомин считался самым красивым парнем в школе. Самым умным, самым сильным и самым задиристым.
Настя скромно потупила взор. Валька ей, конечно, давно и безнадежно нравился.
— Эй, Полинок! — позвал Валька, ловко отбрасывая окурок. — Иди сюда, покурим.
— Я же не курю, Валь, — отчего-то покраснела Настя.
— Тогда просто посидим.
Девочка запомнила только тепло нагретой лавочки, да близость крепкого Соминского плеча. Очнулась она уже дома, в ванной, старательно смывая с рук запекшуюся кровь.
Дальнейшие события Настя тоже запомнила смутно. Приходили какие-то строгие люди, кто-то истерически кричал, на кухне навзрыд плакала мама. Двое в милицейской форме долго мучили девочку вопросами о Вальке. Откуда его знаешь, как и когда встречались, почему так рано шла после школы? Девочка отвечала честно, а когда милиционеры слишком уж напирали, ударялась в плач. Ее мытарства завершились только на второй день.
В то утро мама зашла в комнату и сказала:
— Собирайся дочка, к Вале поедем.
В школьной форме, с заплетенными косичками Настя и поехала. Сумку брать с учебниками не стали. Они долго шли с мамой какими-то полутемными коридорами, а потом оказались в большой белой комнате с металлическим столом по центру. Врач в белом халате строго смерил Настю взглядом.
— А можно ей? — посмотрел он на не менее строгого усатого товарища в хорошем костюме.
— Можно, — кивнул тот.
Тогда врач приподнял белую простыню на столе и пригласил их с мамой подойти.
Так Настя в последний раз встретилась с Валькой.
В память врезалось его мраморно-белое лицо, осунувшееся и совсем на Валькино не похожее. Настя даже усомнилась вдруг — разве ж это красавец — Сомин?
— Он? — коротко спросил усатый мужчина.
Его галстук самым кончиком царапал Валькин подбородок. Мама молча смотрела на Настю, а та даже не поняла сразу, что спрашивают, собственно, ее.
— Так, он? — повторил мужчина.
Мама ее легонько подтолкнула.
— Да, — зачарованно кивнула Настя, не в силах отвести взгляд от галстука.
Мужчина немедленно потерял к ней всякий интерес. Он накинул простыню Сомину на лицо и кивнул маме:
— Вы свободны.
Сразу после этого случая мама и слегла. Проболела она недолго, всего пару месяцев. Тетка все это время жила у них, ухаживала за больной, заботилась о Насте. Как-то вечером, когда по телевизору шло «Что, где, когда» мама позвала дочь к себе. Настя подошла вместе с тетей.
— Ты уж позаботься о ней, — воспаленными глазами глядя на тетку, почти прошептала мама.
— Не беспокойся, — заверила та, стискивая Настину руку.
— Прощай, доча, — простилась мама. — И никогда, слышишь, никогда…
Она замолчала, уставившись незрячими глазами в потолок.
— Пойдем, Насть, — глухо произнесла тетя. — Вот и все, девочка.
А Настя в тот момент упорно ломала голову над вопросом, который бабушка из Норильска задала знатокам. Так и не придя к какому-то решению, она решила, что Александр Друзь уж точно найдет ответ.
Знатоки в тот вечер проиграли, а утром все зеркала в их квартире оказались завешаны большими банными полотенцами.
— Мне в школу надо, — сообщила Настя. — Как же причесываться?
— Сегодня тебе не надо в школу, — странным тоном ответила тетя и, прижав девочку к себе, разрыдалась в голос.
В тринадцать лет заботы об осиротевшей родственнице легли на широкие плечи тети Маши.
А Настя потихоньку привыкла. И к тому, что могла оказаться совершенно в незнакомом месте, и к частой засохшей крови на руках, и к иногда косым тетиным взглядам. Несколько раз она приходила в себя обнаженной рядом с мужчиной, нередко с несколькими. Вначале это пугало Настю, но потом она свыклась и с этим. Потом был Олег, и Настя стала отчаянно бояться, что с ней снова случиться это. По утрам она просыпалась первая, сквозь полуприкрытые ресницы смотрела на пальцы, убеждалась, что маникюр идеален и все ладно, никаких следов крови и в помине нет и блаженно слушала, как Олег сопит рядом. В какой-то момент ей показалось, что вот он — ее будущий супруг…Но отношения становились все сложнее и запутаннее. И после аборта окончательно разладились. Тогда назло Олегу Настя решила выйти замуж. Выйти, как можно скорее и доказать, что не на нем свет клином сошелся. Чисто теоретически, Настя, могла тогда наготовить отвару, пошептать что надо и ребенка в животе нет, как не было. Но она отчаянно не хотела верить в то, что ей придется на это пойти. Не хотела и все тут. Надеялась, что Олег образумится и позовет ее замуж. Надеялась до последнего. А потом решила не рожать — не было никаких сил видеть постоянно перед собой Олегову копию…