Страница 9 из 84
Через несколько минут при помощи кресала они развели костёр и сели, развязав мешки и вынув из них припасы.
— Наконец-то можно будет нормально поесть, — сказал Риния, разламывая хлеб и откусывая вяленого мяса.
— Я не ем мяса, но с удовольствием поужинаю овощами и фруктами, — сказал Сенегард.
— Как хочешь, — отозвалась Риния. — Вы, эльфы, как я погляжу, со странностями.
Сенегард безразлично пожал плечами.
— Послушай, расскажи мне какую-нибудь историю, — попросила девушка. — Про то, как ты был убийцей, а?
Сенегард взял ветку и поворошил дрова так, что взметнулись искры и дым повалил гуще.
— Ты действительно хочешь услышать историю из жизни убийцы? — спросил он Ринию.
— Конечно, — девушка кивнула. — Почему нет?
— Хорошо, — эльф помолчал, затем заговорил безразличным монотонным голосом. — Стоял акмурэль, и солнце светило по-весеннему ярко, небо было голубым и чистым как бирюза, облака походили на клубы белоснежного дыма, что испускает трава Зул-Мерг, когда её жгут на горячих углях. Я жил в Каргадане. Однажды в мою дверь постучал высокий худощавый человек, одетый жрецом Гремма, бога мщения и наказания. Он предложил мне двести золотых за то, чтобы я убил семью местного оружейника по имени Прад, который провинился перед великим богом тем, что изготовил кинжалы, которыми были заколоты несколько жрецов этого культа, когда возвращались в город после долгого путешествия на восток, где занимались медитациями со своими собратьями из другого храма, тоже посвящённого Гремму. В те времена каждый мастер ставил на своё изделие собственное клеймо, и поэтому не составляло труда узнать, кто выковал кинжалы.
Я взял деньги и, дождавшись безлунной ночи, отправился в дом оружейника, прихватив с собой острый меч. Я ждал под окнами, пока в последнем из них не погас свет и дом не погрузился во тьму. Через некоторое время я решил, что все заснули, и прокрался к задней двери. Она оказалась заперта на засов, но с помощью магии я отпёр её и проник внутрь. Было темно, и приходилось двигаться на ощупь, пока я не добрался до первой комнаты на нижнем этаже. Там никого не было, но ярко горел камин. Рядом с ним на столе лежали клинки, части доспехов и два молота: один тяжёлый, с длинной рукоятью, а другой поменьше, предназначенный для того, чтобы намечать место, куда следует бить. Я знал, что в доме, кроме самого оружейника, живут его жена, сын, дочь и трое подмастерьев. Последние занимали другое крыло, и их появления можно было не опасаться. Я осмотрел первый этаж и уже собирался подняться на второй, как вдруг услышал, что наверху хлопнула дверь и раздались чьи-то лёгкие шаги. Притаившись под лестницей, я ожидал появления своей первой жертвы. Ею оказалась жена оружейника — не знаю, зачем она спустилась вниз, но мой меч пронзил её спину ещё до того, как она успела обернуться. Оттащив её тело в тень, я вернулся в своё укрытие, поскольку понимал, что вскоре Прад забеспокоится и отправится её разыскивать. Так и случилось. Минут через двадцать хлопнула дверь, и грубый мужской голос негромко позвал:
— Хлоя, где ты?
Не дождавшись ответа, оружейник принялся спускаться по лестнице. Когда его нога коснулась пола, я отрубил ему голову. Она откатилась к камину, и языки пламени заплясали в остановившихся глазах. Затем я поднялся наверх и нашёл комнату, которую занимал сын оружейника. Оказалось, что он не спит, а упражняется с боевым топором. Завидев меня, он скользнул взглядом, но моему мечу и, не раздумывая, бросился в атаку. Я едва успел увернуться, но он уже снова нападал. Отражая его удары, я оказался загнанным в угол. Меньше всего мне хотелось, чтобы звуки схватки донеслись до крыла, где ночевали подмастерья. Но сын оружейника, похоже, и не думал звать на помощь. Видимо, он решил, что справится и один. Я в очередной раз подставил меч под удар его топора, но лезвие не выдержало и раскололось. Топор прошёлся вдоль моей груди, распоров лёгкую кольчугу и оставив глубокий кровавый след. Если бы меч не ослабил силу удара, я бы наверняка погиб на месте. Однако, не встретив должного сопротивления, лезвие топора ушло далеко вниз, чем я и воспользовался, нанеся обломком меча удар в открывшуюся шею противника. Сын оружейника тяжело повалился на пол, истекая кровью. Он был ещё жив, но агония быстро охватывала его тело. Отрубив ему голову его же топором, я принялся искать последнего члена семьи Прада — его дочь. Однако её нигде не было. Тогда я спустился вниз и, отрубив голову жене оружейника, положил её вместе с остальными доказательствами выполненной работы в большой холщовый мешок, который я нашёл здесь же, рядом с разложенными на столе инструментами. Когда я завязал его верёвкой и распрямился, то увидел перед камином невысокую фигурку — я сразу понял, что это дочь оружейника, которую я не мог найти. Было похоже, что она случайно зашла в комнату, возможно, услышав шум. Она равнодушно смотрела прямо на меня, но в маленькой руке сжимала кинжал.
— Кто ты? — спросила она, и её голос звучал настороженно.
— Убийца, — ответил я, оглядываясь по сторонам в поисках того, чем можно было бы закончить начатое. Топор казался мне оружием грубым, да и был слишком тяжёл.
— Зачем ты пришёл? — спросила девочка, помолчав. Казалось, она прислушивается к чему-то, но в доме было тихо, если не считать потрескивания горящих в камине поленьев.
— Мне заплатили, чтобы я убил семью оружейника Прада, — ответил я, подходя ближе.
— Почему? — спросила девушка, замерев.
— Он изготовил кинжалы, которыми поразили жрецов Гремма, — ответил я, останавливаясь напротив неё. Её глаза, однако, продолжали смотреть туда, где я стоял до этого. Тогда я понял, что она слепая.
— Ты уже всех убил? — спросила она, помолчав.
Я кивнул, чтобы проверить свою догадку.
— Почему ты молчишь? — произнесла девушка с беспокойством.
— Да, — подтвердил я вслух.
Она вздрогнула от неожиданности и перевела глаза туда, откуда донёсся мой голос.
— И Кевина? — шепнула она.
Решив, что так звали её брата, я ответил:
— Да.
— Тогда убей и меня, — сказала она.
— Почему ты просишь меня об этом? — спросил я.
— Убив моего отца и брата, ты лишил меня защитников и кормильцев. Отправь меня вслед за ними.
— Конечно, — ответил я, — мне ведь заплатили и за тебя, но твой брат сломал топором мой меч, поэтому сначала мне нужно найти что-нибудь подходящее.
— Возьми это, — сказала она, беря кинжал, который держала в руке, за лезвие и протягивая мне.
Я медлил. Но не потому, что сомневался. Всё дело в том, что на девушке было надето лёгкое прозрачное платье, а сама она стояла напротив камина так, что на фоне огня чётко вырисовывался её силуэт. И всё это время я видел в её правой руке длинный узкий меч, который она прятала за краем своего платья. Она хотела убить меня в тот момент, когда я приближусь, чтобы взять у неё из рук кинжал, но из-за слепоты не знала, что я вижу её хитрость.
— Чего ты ждёшь? — спросила она через некоторое время. В голосе прозвучало нетерпение. Я заметил, что на её лице блестят капельки пота, выступившего от внутреннего напряжения. Должно быть, вся её сила в тот миг сосредоточилась в руке, которой она собиралась нанести удар убийце своей семьи.
Я неслышно подошёл к ней с левой стороны и взялся левой рукой за обращённую ко мне рукоять кинжала. В ту же секунду меч, который она прятала, вылетел у неё из-за спины и рассёк воздух рядом с моим плечом. Когда она поняла, что промахнулась, слезы потекли из её незрячих глаз, но они были вызваны обидой, досадой, отчаянием, но только не страхом.
— Жаль, — шепнула она и, выхватив у меня из руки кинжал, полоснула им себя по горлу. Кровь брызнула мне на грудь, полилась по тонкому платью. Девушка медленно осела на пол, продолжая сжимать в одной руке меч, а в другой кинжал. Когда она затихла, я закрыл её глаза, наполненные слезами, и, прихватив мешок, вышел на улицу.
Закончив свой рассказ, Сенегард подбросил в костёр ещё несколько сухих веток. Пламя весело взметнулось вверх, едва не задев своды пещеры, и затрещало с новой силой, освещая лица сидящих — горного эльфа в чёрных доспехах и девушку, вглядывающуюся в огонь.