Страница 237 из 239
3. Перебеленный текст рукописи 2 с значительными исправлениями, до слов: «…оставив меня в жертву этому странному существу»[790]. Судя по содержанию последнего абзаца, продолжением данной рукописи должен был служить рассказ Елеонского о его «педагогическом плане» (см. вариант рукописи 2), возможно, в переработанном виде.
Второй фрагмент представлен четырьмя последовательными рукописными вариантами, отличающимися друг от друга некоторыми добавлениями:
1. Перебеленный текст не дошедшего до нас черновика с многочисленными исправлениями, от слов: «Утро. В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…наши рабы верны, когда мы сами чувствуем себя властными и несокрушимыми»[791]. На полях — конспективные карандашные записи, относящиеся к развитию сюжета.
2. Перебеленный текст начала рукописи 1 с многочисленными исправлениями, от слов: «Утро. В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…Ужели для того, чтобы быть взятым с оружием в руках… в сумасшедшем доме?!»[792]
3. Перебеленный текст рукописей 2 (начало) и 1 (продолжение) с многочисленными исправлениями и дополнениями, переходящий в другую редакцию, от слов: «В больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…которых не тронула ее коса — вы видите перед собой…»[793] Конец рукописи от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы»[794] впервые опубликован в газете «Литературный Ленинград», 1934, 14 мая, № 22 (44).
4. Перебеленный текст рукописи 3 с исправлениями, переходящий в другую редакцию, от слов: «С раннего утра в больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…я назначаю вас главным бунтовщиком!» Конец рукописи 3 после слов: «Вы, господа, вероятно, бунтовать желаете?» от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы!» заменен в данной рукописи, возможно по цензурным соображениям, следующим вариантом.
— Однако, шпионы-то ваши не дремлют! — с дерзостью выступила вперед одна из тех мрачных личностей, которые на воле называются коноводами и зачинщиками.
Я взглянул на [этого человека] нахала: рожа у него была совершенно разбойничья!
— Господин Соловейчиков! ваш дерзкий поступок не остается безнаказанным! — твердо сказал доктор, — господа консерваторы! наденьте на господина Соловеичикова рукавицы и уведите его в уединенный номер.
В одну минуту вся толпа сумасшедших бросилась на Соловеичикова и чуть не растерзала его. Только двое оставались [очевидно, радикалы] в стороне и угрюмо смотрели на эту сцену.
— Ввиду такого важного акта, как бунт, происшествие, случившееся с г. Соловейчиковым, — очень кстати! — продолжал доктор. — Обыкновенно такие происшествия случаются после бунта, при так называемой переборке, у нас же оно случилось как раз наоборот. Я очень рад этому, потому что участь, постигшая преступника, должна внушить вам спасительный страх, господа! Но пусть знают «злые» [доктор искоса взглянул на двоих радикалов], что око правосудия не дремлет, и пусть трепещут заранее! Затем, господа, я ничего не имею против бунта… с тем, разумеется, что он будет происходить в совершенном порядке. А для того, чтобы окончательно устранить все недоразумения, я считаю нелишним указать вам, господа, на лицо, которое будет руководить вами в ваших бунтовских действиях. Господин Морковкин! вы так долго служили предводителем до поступления в наше заведение, что бунтовские порядки должны быть известны вам в совершенстве! Я назначаю вас главным бунтовщиком![795]
Впервые рукопись 4 опубликована в журнале «Всемирная иллюстрация», 1914, 23 марта, № 3, стр. 39–40, в статье В. П. Кранихфельда «Щедрин по новым раскопкам».
В настоящем издании первый фрагмент главы III публикуется по тексту рукописи 3, второй фрагмент — по тексту рукописи» 4 (от слов: «С раннего утра в больнице царствует загадочное движение…» до слов: «…Вы, господа, вероятно, бунтовать желаете? — совершенно спокойно обратился он к обществу сумасшедших» (см. стр. 653) и рукописи 3 от слов: «Да, Иван Карлыч, желательно бы!» — до слов: «…вы, видите перед собой» (см. стр. 654).
Опубликованные две первые главы «В больнице для умалишенных» не встретили сочувствия критики. Почти все газеты (за исключением кратких положительных замечаний в «Камско-волжской газете» и «Сыне отечества»)[796] поместили отрицательные отзывы, в которых эти главы трактовались как шуточное произведение, лишенное художественных достоинств и сатирического значения «Дневника провинциала». Так, литературный обозреватель газеты «Азовский вестник» писал: «Увлекшись, по-видимому, успехом своего прошлогоднего «Дневника провинциала в Петербурге», г. Щедрин предпринял теперь продолжение его, под заглавием «В больнице для умалишенных». Но последнее, не имея и тени достоинств «Дневника», не представляет ничего, кроме бессодержательной болтовни, которой прямое место было бы в фельетоне «Петербургской газеты» или и «Развлечении». Мы посоветовали бы даровитому сатирику поискать нового предмета для своего пера»[797].
По-видимому, и сам Салтыков считал, что тема «Дневника провинциала» уже завершена и в ее продолжении «нависла угроза повторений, простого варьирования мотивов, идей, сюжетных положений и типов как «Дневника», так и других произведений»[798]. Во всяком случае, замысел «В больнице для умалишенных» как самостоятельного цикла, продолжающего тему «Дневника провинциала», осуществлен не был.
…термин... — Здесь: срок (лат. terminus).
У нас три категории больных. — В своей характеристике больницы для умалишенных Салтыков, несомненно, использовал появившиеся в печати сообщения об открытом в октябре 1871 года «Приюте государя наследника для неизлечимо помешанных» (вблизи Земледельческого училища). «Приют устроен по мысли и на средства государя наследника <…> Внутреннее устройство приюта подчинено самым строгим требованиям современной науки, с разделением больных на категории. Каждая категория имеет отдельные помещения» («Русский календарь на 1872 год» А. Суворина, СПб. 1872, стр. 363).
…«Десять лет счастливейшего пристанодержательства». — Выпад против В. Ф. Корша: в начале 1873 года исполнилось десять лет его деятельности как издателя-редактора «С.-Петербургских ведомостей», взятых им в аренду в 1863 году (пристанодержателями по уголовному праву назывались укрыватели преступников). Салтыков пользуется здесь выражением Герцена, отметившего в «Колоколе» от 1 сентября 1863 года двадцатипятилетие «пристанодержательства в русской литературе» А. А. Краевского, прежнего издателя «С.-Петербургских ведомостей» (см. Герцен, т. XVII, стр. 252).
…иск игуменьи Митрофании с наследниками скопца Солодовникова? — Игуменья Серпуховского Владычно-Покровского монастыря Митрофания, рожденная баронесса Розен, была в 1873 году обвинена в крупных денежных злоупотреблениях. Непосредственным поводом к судебному процессу, состоявшемуся только в октябре — ноябре 1874 года, явилось представление игуменьей к оплате векселей, подписанных московским миллионером М. Г. Солодовниковым и признанных его наследниками подложными. По свидетельству Н. А. Демерта, «с самого открытия новых судебных учреждений не было еще такого громкого, шумного, возбудившего такой общий, всероссийский интерес дела, как это» (ОЗ, 1874, № 11, отд. II, стр. 256). Дело игуменьи Митрофании упоминается также в гл. 1 цикла «В среде умеренности и аккуратности» (т. 12) и в ряде других произведений Салтыкова 70-х годов.
790
См. Бюллетени РО, стр. 37, № 117.
791
Там же, № 118.
792
Там же, № 119.
793
Там же, № 120.
794
Там же.
795
См. Бюллетень РО, стр. 37, № 121, изд. 1933–1941, стр. 615–649.
796
«Камско-волжская газета», 1873, № 35, 25 марта. — Н. Розанов. Обзор текущей журналистики, стр. 2; «Сын отечества», 1873, № 33, 8 февраля; № 49, 1 марта; № 87, 20 апреля.
797
«Азовский вестник», 1873, № 33, 26 апреля. — Новости журналистики, подп.: «Постоянный наблюдатель».
798
Е. Покусаев. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина. М. 1963, стр. 218.